Славянское реалити-шоу - Андрей Бондаренко

– И то верно! – не стал спорить с голосом Егор, за ручку повесил корзину на ветку низкорослой молоденькой берёзки, взял в руки бронзовый топор.

Он примерился, высматривая удобное место, одним ударом снёс в сторону овальную болотную кочку, принялся методично и настойчиво углублять образовавшуюся выемку.

Через сорок-пятьдесят сантиметров под топором противно зачавкало, ещё несколько сильных ударов, и «лунка» – нужных размеров – для рыбной ловли была полностью готова.

– Всё очень просто, – пробормотал Егор. – Это как зимой, только вместо бело-голубого льда – ярко-зелёный болотный мох…

Удочка для лова в отвес была оснащена стандартно: прямоугольная дощечка с грубо вырезанными пазами для намотки лески, короткий осиновый хлыстик с чутким кивком-сторожком, сплетённым из длинных лосиных волосков, обычная леска «ноль тридцать пять» миллиметра с привязанной на её конце крупной вольфрамовой, каплеобразной мормышкой. Леску и мормышку Генка Федонин контрабандно вывез из Большого Мира.

Он умело насадил на крючок большого жирного короеда, смачно плюнул на него, опустил мормышку в «лунку», начал, не торопясь, сматывать с мотовил удочки леску.

«Метр, два, три…», – считал он про себя. – «Семь, восемь, девять, ничего себе!».

Только на цифре четырнадцать тяжёлая мормышка коснулась дна.

Егор намотал сантиметров сорок-пятьдесят лески назад, закрепил леску на специальной развилке кивка, который тут же слегка опустился вниз. Он начал активно играть мормышкой, не отрывая взгляда от сторожка, чтобы не пропустить момент, когда тот резко «кивнёт» вниз…

Минуты две-три ничего не происходило, но вот кивок на какое-то мгновение замер, а затем неожиданно выпрямился, заняв строго горизонтальное положение. Егор на секунду опешил.

«Это же крупная рыба взяла со дна! Быстрей подсекай, медлительный ты наш!», – запаниковал нервный внутренний голос.

Он уверенно и аккуратно подсёк, леска сильно натянулась, в тёмной глубине, под толстым слоем мха, широкими кругами заходила крупная и сильная рыба.

«Хорошо ещё, что леска достаточно толстая, должна выдержать», – успокаивал себя Егор, вытаскивая – метр за метром – леску из луки. – «Эх, жалко багорик не догадался сделать из подходящей сосновой ветки, тогда всё было бы совсем просто…».

Впрочем, он справился и без багра: через несколько минут вытащил из «лунки» крупную рыбину и замер, залюбовавшись своим первым трофеем, подаренным Чёрным озером. По зелёному мху прыгало нечто невообразимо прекрасное, отливая всеми цветами радуги: неяркими, слегка приглушёнными, очень приятными для глаз.

«И самый обычный линь – очень красивая рыба», – подумал Егор. – «А здесь, похоже, подводная темнота постаралась дополнительно. Подшлифовала, так сказать, эту красоту, вот и получился настоящий шедевр. Хоть в Эрмитаже выставляй!».

Он взял линя в руки, определил навскидку: – «Больше килограмма потянет!», – оглушил рыбину обухом топора, бросил в корзину.

Вторым попался карась: почти двухкилограммовый, чёрно-бронзовый, тоже необычайно красивый. Но до линя ему было – как первой деревенской красавице до Анжолины Джоли…

Путь домой получился гораздо более трудным: в корзину поместилось килограмм четырнадцать-пятнадцать отборных красавцев-линей, примерно столько же карасей шевелилось и подрагивало в холщовом мешке за плечами, жадно ловя воздух широко открытыми ртами.

«Нет, определённо, мы этой зимой не помрём от голода!», – окончательно решил Егор. – «Чёрное озеро не даст…. Лишь бы природных катаклизмов было поменьше. Господи, сделай так, чтобы их было чуть поменьше! Ну, что тебе стоит? Ты же у нас – всесильный…».

Возле самого входа в пещеру Санька, Вера и Юлька трудолюбиво перебирали собранную клюкву. Егор нарвал пару больших охапок изумрудно-зелёной осоки, толстым слоем выложил её на земле, сверху горкой сложил пойманную рыбу, устало присел на плоский валун, довольно оглядел получившийся натюрморт и громко позвал:

– Эй, девчонки, идите сюда! Полюбуйтесь-ка на эту неземную красоту!

Девчонки послушно подбежали, начали искренне и дружно восторгаться.

– Знатный добытчик ты у меня, Егора, настоящий древний славянин! – ласково погладила его по щеке Санька. – Там, кстати, атаман Пугач припёрся, у грибоварни о чём-то старательно воркует с Галкой Быстровой. Как сизогрудый городской голубь – по ранней весне. Ты что, прямо сейчас туда собрался идти? Совесть поимей, невежа, дай людям немного пообщаться между собой!

– Ну, ты даёшь, мать! – Егор поднялся на ноги. – Я вот размышляю про себя: пристрелить этого Пугача прямо сейчас, или – уже при следующей встрече? А она – «дай людям пообщаться»…

– Как это – пристрелить? – обомлела Сашенция. – За что – пристрелить?

– Ладно, я тебе вечером всё объясню подробно. А пока схожу к северной пещере, посмотрю, как там у нас двигаются дела на «лесной бирже», – тяжело вздохнул Егор.

Со стороны северной пещеры раздавались дружные удары топоров, это Генка и Сеня демонстрировали – всем желающим посмотреть, которых, впрочем, и не было – свою молодецкую удаль.

– Привет, командир! – Генка отбросил бронзовый колун в сторону, рукавом льняной кошули чуть картинно смахнул капельки пота со лба. – Как рыбалка, удалась?

– Просто отлично! Килограмм тридцать взял. Лини и караси – пятьдесят на пятьдесят – все от килограмма до двух.

– Нехило! – завистливо присвистнул Генка. – Возьмёшь как-нибудь с собой?

– Конечно, не вопрос! А у вас, добры молодцы, как дела?

– Через три-четыре дня полностью затоварим данное складское помещение, – с гордостью доложил Сеня Браун. – Что делать дальше?

Егор установил ближайшее толстое берёзовое полено на торец, взял в руки Генкин топор, примерился, размахнулся и одним ударом разрубил чурку на две ровные половины.

– Дальше надо будет и в основной пещере разместить кубов пятьдесят-шестьдесят, не меньше. Там, рядом с солончаком, и зал имеется подходящий, рядом с банным, я смотрел.

– Зачем сразу столько дров поднимать в жилую пещеру? – недовольно заворчал Генка. – Это же метров двести пятьдесят вверх по склону! Да и тесно там, опять же – намусорим, бабы будут ругаться. Давай, командир, лучше у подошвы холма оборудуем просторный навес, а в жилую пещеру колотые дрова будем таскать уже по мере необходимости?

– Во-первых, не бабы, а девчонки, девушки, амазонки, – всерьёз нахмурился Егор. – А, во-вторых, представь себе такую нехитрую картинку. Зима, снегу за одну ночь намело метра полтора, дрова заканчиваются. Что делать? Пробиваться к северной пещере? Или – к твоему навесу, через полутораметровые заносы? Дохлое дело, однако…

– Так уж за одну ночь – и полтора метра, – неуверенно возразил Федонин.

– А почему бы и нет? Ты, Гена, забыл, где находишься? А смерчи, «грибы», горячий пепел из туч, дохлая рыба, красные койоты? Тут, мой друг, всего-всего можно ожидать…, – Егор насмешливо потрепал Генку по лохматой макушке. – Я тут прикинул, что зимой – в среднем за сутки – у нас будет уходить порядка двух кубометров дров. И это – как минимум, не учитывая регулярных банных расходов. Следовательно, пускай всегда под рукой будет месячный запас…. Шестьдесят кубометров в зале возле солончака – заскладировать в срочном порядке! Задача ясна? Молодцы! Тогда я пошёл, тут требуется немного переговорить с одним знакомым чудиком…

Над низкой и приземистой трубой коптильни, сложенной из дикого камня, поднимался вверх ленивый и тощий дымок. Весело и беззаботно трещал длинный костёр, заставленный с двух сторон деревянными решётками с разложенными на них грибами. В торце костра располагался большой чугунок, над которым беспорядочно клубился белый пар.

Галина усердно помешивала в посудине длинной ольховой щепкой, чуть в стороне располагались высокая стопка глубоких глиняных тарелок и две плетеные корзинки: одна – с деревянными ложками и бронзовым столовым ножом, в другой лежала овальная краюха испечённого ещё вчера серого хлеба.

Это была их первая краюха. После вчерашнего обеда Сеня Браун, освобождённый по такому случаю от заготовки дров, в каменной зернотёрке тщательно измельчил пару килограмм пшеницы, вечером Санька намесила теста, а Егор в печи испёк хлеб – в специальной глиняной форме, щедро обмазанной внутри толстым слоем топлёного гусиного жира. В конечном итоге получилась обычная плоская лепёшка неправильной формы, но все славяне дружно и гордо именовали эту лепёшку – «хлебом», договорившись «снять пробу» в ближайший обед.

«Смотри-ка ты», – умилился внутренний голос. – «Галка-то наша прямо на глазах превращается в человека! Не сачкует, трудится в поте лица. Прав был незабвенный дедушка Дарвин: труд на благо коллектива, он любого индивидуума облагораживает нешуточно …».

Пугач сидели на берёзовом брёвнышке в нескольких метрах от Галины, спиной к Егору, и о чём-то негромко говорил, скупо жестикулируя при этом руками. Не доходя до атамана метра три с половиной, Егор остановился и громко кашлянул.