Пляска в степи - Виктория Богачева

в груди, сопровождавшую каждое его движение.

По дороге в сторону черноводского княжества ему рассказали, что хазарскую девку, вознамерившуюся убить Ярослава Мстиславича, не казнили, а вместе с ними везли в терем Буяна Твердиславича. Посулили она выдать место, где мог укрываться Багатур-тархан. Его-то, как и Святополка, во время сражения никто и не видал. И потом не сыскали, когда нашли и разорили хазарское становище.

Уже оказавшись в черноводском тереме, Горазд, как встал на ноги, сходил на пленницу поглядеть. Шибко любопытно ему было, что за девка была. Про нее разные слухи ползли. Кто-то из плененных хазар называл ее дочерью Багатур-тархана, кто-то — женой. Не то самого тархана, не то княжича Святополка… Такое в голове, конечно, не укладывалось. Как могла хазарская девка стать водимой руса, да еще и княжича?.. Про наложниц хазарских Горазд слыхал, а вот про жен — нет.

Девка ему не понравилась. Тощая, черноволосая, лицом острая, темная; глазища — тоже темные, жуткие. Черная душа, вестимо, у нее была, она-то и виднелась в ее очах. Ничего в ней не было красивого: волосы — жесткие, как солома; косы — мелкие, с мизинец толщиной. Ни подержаться толком, ни в ладони сжать. Все украшения свои девка давно растеряла, лишь несколько колокольчиков было вплетено в косы, да и они уже больше не звенели.

Один раз сходил посмотреть Горазд и зарекся больше на нее глазеть.

Оставшиеся ладожские кмети ждали из терема добрых вестей, но они все никак не приходили. На них уже поглядывали с противным сочувствием, за которым угадывалось любопытство, и Горазд старался пореже заговаривать с людьми. Всю душу ему истрепало затянувшееся ожидание, и впервые уразумел он, что чувствовали те, кто оставался в ладожском тереме, когда князь уводил войско в поход.

Как денно и нощно они прогоняли дурные мысли, а те возвращались в страшных снах. Как всматривались вдаль в тщетных попытках разглядеть гонца. Как вздрагивали от стука копыт и кидались к каждому всаднику, въезжавшему в ворота терема. Как считали тоскливые дни, не ведая, увидят ли они когда-нибудь еще тех, кого любили и ждали… Никогда прежде еще Горазд так часто не вспоминал мать. Нынче-то он понимал, как болело у нее сердце, всякий раз, как сын ступал за дверь родной избы.

Сердце болело и за князя, и за княгиню, и за Чеславу, и за дядьку Крута, и за мать с сестренками, и за каждого, кто жил в городище. Как они? Поспеет ли Ярослав Мстиславич? Не придется ли им бежать из разоренной земли, не сожгут ли их дома?..

Но однажды их тягостное ожидание закончилось. Черноводский князь, Буян Твердиславич, сам пришел в клеть, которую заняли ладожские кмети и передал им радостную весть от Ярослава Мстиславича. Что разгромил он дружину своего брата, и был убит княжич Святополк.

Давненько не испытывал Горазд такого ликования. Казалось ему, что теплое весеннее солнце, наконец, разогнало на небе тучи, и теперь все будет хорошо. Они вернутся в терем, он увидит мать и сестер, увидит Чеславу…

Для обратной дороги собрались они споро, за один день управились. Покинули гостеприимный терем черноводского князя на другой день, как узнали радостные вести. И до Ладоги добрались за седмицу. Ехали ведь налегке, да и дорога давно просохла под лучами весеннего солнца. Ничто не омрачало их путь, и Горазду казалось, что он одурел от счастья. Только и мыслил, как бы поскорее оказаться в ладожском тереме. Даже шрамы — и те стали меньше болеть. Чем меньше дней оставалось до Ладоги, тем реже стягивала боль его грудь.

Но вот когда ступили они на ладожские земли, то радость от возвращения домой потускнела. Жестоким, ураганным вихрем промчался по поселениям княжич Святополк — по тем, до которых смог дотянуться.

Видел Горазд на своем пути и пепелища, и пожарища, и покинутые избы, и черную, сожженную землю. Не вспаханными, не засеянными лежали огромные, бескрайние поля. Не были посажены ни рожь, ни овес, ни ячмень. Не посеяли девки лен. Трудной, голодной будет для Ладоги грядущая зима.

Вестимо, омрачились прежде радостные кмети. Никто из них не мог помыслить, что сотворит княжич такое с родной землей. С землей, которая помнила его отца. На которой он сам хотел когда-то княжить.

А в ладожском тереме поджидала их тем временем еще одна дурная весть.

______________________________________________________________

Вторая часть будет в воскресенье.

2

А в ладожском тереме поджидала их тем временем еще одна дурная весть.

* * *

Они как раз въезжали в ворота, когда мимо них верхом промчалась взволнованная Чеслава. Горазд ее такой никогда не видал и поначалу даже малость опешил. Он проводил воительницу долгим взглядом, а когда обернулся, то увидел, что на подворье промеж собой о чем-то беседуют три встревоженных женщины: в двух из них он узнал няньку княжон да жену воеводы Крута, а вот третью он никогда прежде в ладожском тереме не замечал.

Все двери и ставни в тереме были открыты нараспашку, и поначалу Горазд невольно улыбнулся. Понятно стало, почему Чеслава казалась такой взволнованной. Но когда он спешился на землю, то его радость малость поутихла. На подворье было так тихо… Чернавки молча сновали из терема в стоявшую неподалеку баню. Холопов и вовсе никого не было видно. Даже детские, и те куда-то попрятались, хотя обычно путались у взрослых под ногами да всем мешались.

Горазд сглотнул тяжелый комок. Терем глядел на него почерневшими, опаленными стенами. Неужто Святополк, не сумев захватить, велел поджечь?.. Хоть и прошло уже несколько седмиц со дня, когда отбили налет княжича, а все же на глаза постоянно попадались следы той битвы. Опаленные языками пламени бревна, выломанные двери, порубленные укрепления.

Не так Горазду мечталось вернуться домой. Рассеянно ведя лошадь под узды, он думал о том, что увидит в родной избе… И делалось ему страшно.

Он свернул в сторону конюшни и заметил вдалеке князя. И вроде тот просто стоял неподалеку от бани да смотрел на распахнутую дверь, но что-то в увиденном заставило Горазда сперва сбиться с шага, а после и вовсе замереть.

Поневоле вспомнил, с каким перекошенным лицом умчалась из терема Чеслава… Даже не остановилась, не замедлилась, когда поравнялась с вернувшимися кметями, а ведь не могла их не заметить. Стало быть, что-то не позволило воительнице и мгновения потерять, чтобы с ними словом перемолвиться.

— Эй! — Горазд вернулся к терему и выцепил одну из чернавок, спешащую куда-то с отрезами тканины. — Что приключилось здесь?

Девка