Чтоб знали! Избранное (сборник) - Михаил Армалинский

Ряд волшебных изменений

милого лица…

А. Фет

Лижешь и видишь её лицо,словно восходом озарено.Сфинктер сжимает мой перст, как кольцо,и волосок во рту озорной

в прятки играет с моим языком,что попадает в жемчужную цель.Скоро сработает вечный закон —спазмой заполнит каждую щель.

Свята в блаженстве, а не грешна,ты сомкнула в кулак персты.Вот она, слава любви пришла,чествуй владелицу юной пизды!

* * *

Ношусь по кругу у страстей в загоне,за мной следят на курьих ножках из избывсе женщины, которых я запомнил,и женщины, которых я забыл.

У них я вызываю страсть или вражду,две спят со мной, но мне они не пара.А та, от коей я всю жизнь признаний жду,молчит, как будто спермы в рот набрала.

* * *

Моя возвышенная еблятебя до слёзок проняла,а я, с остервененьем вепря,рыл носом глубже от нуля,

который летоисчисленьедля каждой жизни начинал,в котором зреет день последний —великая величина.

Я увлекался кем угодно,до запоздалого стыда,любая блядь, как анаконда,плоть обвивала без труда.

Но я с необъяснимой силойзлатые кольца разрывал,и коль змеюка голосила,её лишь словом покрывал.

Но плоть опять змеится рядом —не удаётся поостыть,и на меня сочится ядомвсесильный ноль её пизды.

* * *

Пизда даёт аудиенцию(Аудитория хуёва),шокирует интеллигенциютем, что шикует на халяву.

Она разводит ноги в стороны,как на окошке занавески,и враз её огнём восторженнымлюбой прохожий заневестил.

* * *

Голод гонит на охоту.На охоте – приключенья.Приближаются к окотусамки все без исключенья,

только родом не из кошек.На оливковую кожуя охочусь и без ветви,без оливковой в зубах.Чёрный длинный волос ветромразвевался и запах

телом, создающим влагу,чтобы жизнь и смерть связать.И собрал я всю отвагу,чтобы броситься и взять.

* * *

Потрачу тыщу лет, но отыщуя в многократных жизнях деву,в которой, на которой, у которойвсё будет так, как ныне втуне тщусья отыскать. В иголье ушко вденудвугорбого верблюда без затора.

А для задора я пока пишуо подвигах Геракла из Гулагалюдского общества, с колючкой из морали.Пусть слышится иным, что я пищу, —я поднял кровяную простынь флага,на коем девы гимн любви орали.

* * *

Существительного запахи касание глагола.Лакомство на задних лапахходит нагло, ходит голо.

Чувственно любое чувстводо бесчувственности в мыслях.Мы лежим, желанью чужды,в ванне, словно кони – в мыле.

Лишь слова без остановкиносятся по кругу мозгас черепною окантовкой:в розе губ свистят, как розга.

* * *

Я хочу не ту, что есть, а ту, что будет, —так становится надежда верой,ну, а вера – манией, химерой,той, что от сонливых будней будит.

Женщина, ты – жизнь моя. Полжизни,даже больше я отдал на поисктой, что ищут, словно ветра в поле,словно веру с горя. Уж скажи ж, не

собираешься ли ты до смертине-мечтой не удовлетворяться?«Да, – отвечу не колеблясь, – не творятсячудеса, коль в вере нет усердья».

* * *

Забавно, как слава медлит,ведь ей никуда не деться —придёт ко мне, чтоб раздетьсяи лечь, как дева намедни

пришла и предстала славой,строптивой, но только с виду,которая ходит павой,пока не падёт на спину.

* * *

Лолита отправилась на боковуюс бокастым Набоковым.А он не за бабой на беговую —за бабочкой, с подскоками.

А потом засел за шахматы,а баба хотела пахоты.

Вот такой вариантпроделал лауреат

Нобелевской премиибез кобелевской спермы.

* * *

Как прекрасно раздеваться,предварительно обжавшись,так прекрасно расставаться,телом за ночь обожравшись.

И всему своя эпоха,время, полоса, период.Так вчера – ты в г. с мишпохой,завтра – с б. идёшь по Рио.

Волны – взлёты и паденья,горы – пики и низины.От молитвы – лишь потенье,не смешны ли образины,

то бишь лики с ореолом,нимбом, ёбаным сияньем,если в ритме рок-н-роллапроизводится слиянье?

Пыжась, делают попыткузадержать любовь на вечность,а она – лишь на побывкуи – пока! аривидерче!

Словом, неча лить помоина движение из мести!Суть динамики любовиесть топтание на месте.

* * *

Сузанне

Нисколько градусов тепла —и снег расплавился, как в домне,но страшно холодны тела,в твоём собравшиеся доме.

Там вечеринка до утра,а утро целый день продлилось,там взял я тело на ура —в него ни капли не пролилось,

поскольку СПИД тебя страшил,и ты три года не давала,ты призывала, чтоб дружил,но трусиков не надевала.

Ты рот закрыла на замоки даже задом не вертела,но чтобы я не занемог,твоя рука на ём твердела.

И вот расплавленная страстьтебе излилась на мамону,а чтоб со мною вровень стать,не строить из себя мадонну,

ты вдруг произвела на светвибратор с новой батарейкойи вылетела из тенет,запев от счастья канарейкой.

И так невинно шли часы,что через час мне надоели,и я послал тебя в трусы,что нехотя себя надели.

Простился я, и навсегда,без целомудрых жизнь – малина.И улица, в снегу, седа,чтоб потоптал её, молила.

* * *

Что такое? За тобойволочусь, бегу, пылюпроторённою тропой.Получалось, что люблю.

Слово напоследок взял —ведь последнее, пойми.Словом я тебя связал,говорил себе: «Пройми

ты её». Но ведь за нейвсе последние слова.Ей, наверное, виднейпо ночам. Она – сова:мокрый глаз всегда открыт,палку я в него совал,но не слепнет, а горит.

* * *

Так было спокойно зимой,и вдруг наступило тепло,теперь семя в землю заройи песенку пой, как трепло,

что, мол, возрождается родлюдской и звериный средь луж,что семя в земле, словно крот,и вьётся наружу, как уж.

* * *

Двадцать лет назад, совсем недавно,я с тобой на выставке сошёлся,через пару дней с тобой зашёлся.По тебе тоска давно не давит —

отпустила двадцать дней назад.Лишь стихи по-прежнему гнусят,что, мол, даже двадцать лет спустяо тебе мечтал, когда спускал.

* * *

Презрев презерватив, я погружусь по поясв горячую вселенную пизды.А там уж Бог пусть мне предложит полис,страхуя от болезней. И пусть ты

без имени, без будущего и безодежды нижней и ненужной спишь,ты ощущаешь, от блаженства лыбясь,вселённый во вселенную мой шиш.

* * *

Из пизды зародыш изымали,чтоб над похотью семья не надругалась.Из беременности, как из каземата,женщина, свободная, другая

выходила, с обновлённым циклом —три минуты длилось возрожденье,в матке создавалось разряженье —и вовне пронёсся мотоциклом

бич священной похоти народной —мы её в обиду не дадим,и вскипит волною благороднойсемя, видя женщину дородной,и у всех нас встанет, как один.

* * *

Чтоб не свихнуться от любви к ебле,ненависти к ней народы учат.Не было б Освенцимов и Треблинк,если Гитлер был бы поебучей.

Но он имел одну Еву Браун, ито свидетели видели – не ёб,а только хватался за браунинг,заслыша интеллигенции трёп.

Яйца у него разработаны не были,и пулями зачал он Третий Райх.А что может быть миролюбивей ебли,создающей тренья рай?

* * *

Я не хочу, чтоб годы проходилии крышу наслажденья прохудили,которая нас верно укрывалаот горестей, от холода и шквала.

Мы, скованы цепями наслажденья,в нём цепенели, изменив сужденьяо бренности и суетности тела,оно бессмертной птицею летело

в неведомом доселе поднебесье, мыв унисон одну стонали песню.

Она была о счастье первозданном,которое захвачено и скрытостыдом, что нами заправляет сыто,на Бога нападая партизаном.

* * *

Портреты плоти – явный натюрморт,природа мёртвая в спирту холщовой банки,ты смотришь на обилье плоских морд,а на углу объемистые панки

картинное пространство создают,стиляги, но уже восьмидесятых,как встарь, они насилуют уют,а тот запоминает их с досады

и выставит портретами, чтоб мылет через сто в них время опознали,и так как с приговором опоздали,то пир продлится посреди чумы.

НА ВЫСТАВКЕ

Как счастливы должны быть мертвецы,коль души их следят за жизнью нашей,особенно такие молодцы,которых помним мы за подвиги и даже

за преступленья. Как отрадно имчто словом добрым, злым, но вспоминают.Пред импрессионистами стоим,что нас за воздаянье принимают.

* * *

Прецеденты делают грусть никчёмной —я оглянусь на былые разлуки,в них накопил я на день на чёрныйпорнографической показухи.

Как я легко выходил из трансаодиночества – лишь приближаласьженщина с телом, пусть залежалым,пусть без кровати, а лишь с матрацем.

Вот и теперь – неужели станустрасть предавать – предаваться грусти,оттого что в объятьях не слышно хруста,от разряженья твоих касаний?

Женщина женщине грянь на смену!Ибо тревожна сия задержка,как твоя, что бросает тебя на стенуот страха, что нет никого, а в поддержку —похотник одиночества твёрдым орешком.

* * *

Раньше я был озабочен смертью,всё это благодаря усердьюв думах о бренности и суете.Годы, зачем мне под нос суётетщетный поднос, на котором тёти,на коих я так подзалетел.

Жизнь пока посильнее смерти,я тружусь, как простые смерды,но над словами, о коих речь.Так что, если пизда перед носом,я не страдаю словесным поносом,а молчаливо стремлюсь с ней лечь.

Вот она жизнь, что сильнее смерти,жизнь годами да горем не мерьте– радостью производите замер.Пусть необъятно число объятий,нет, пока они длятся, апатий —и тому я – живой пример.

ГИНЕКОЛОГ НА СВАДЬБЕ

Навидавшийся пизд гинекологне на баб, а в тарелку смотрел,столько в женщин всадил он иголок,что амурных не пользовал стрел.

Он на свадьбах давно завсегдатай,и не только чтоб потчевать рот —не манкировать чтобы зарплатой,новобрачной устроить аборт

или вытащить силой младенца,раз невеста законно дала.Утирает он рот полотенцем,потому что салфетка мала.

* * *

В заоргазмье – покой и сон.Воплощение райских кущ,отдыхает лобка газонот сминавших его кликуш.

Как в блаженстве бились они,заходились в истерике спазм.Хуем лишь по пизде полосни —предлагает бесстыдства запас —

неприкосновенным звался он,а теперь он подносится мнещедрым взмахом бёдер извне,в предоргазменный унисон.

* * *

Вижу женщины край,подхожу невпопад,это может быть рай,это может быть ад.

Я заглядывал в рот,я оглядывал зад,женский значился родтам, где губы висят.

* * *

В поисках дозы пиздывынужден в позу вставать,будто у жизни – призы,чтоб по заслугам воздать.

Но омерзительна ложь,хоть у народа в чести.Зря представленье из лож,лапками громко части.

* * *

Готовься к пустоте, которую природа,как говорят, не терпит.Она не только есть, но не чужда приплода,на море и на тверди.

Природа для отвода глаз простор навертити удивляет вроде.Но потому она так пустоты не терпит,что пустота – в природе.

* * *

Волна покрывает волну,и рождается берег.А тот, кто вкушаетвину, если смотрит на перед,

пусть будет утоплен в воде,святой или сточной,что в западной белибердеи в догме восточной.

* * *

На старости лет Казановарешил написать мемуар, чтобкаждая в жизни зазнобазапомнилась, словно кошмар.

Их было не пять и не десять,поэтому сотня томовподнялись, как сдобное тестопитательных женских даров.

Он пальцы облизывал долго,и быстро скользило перо.Он был в описаниях – дока,но всё это было – старо.

И старость, увы, неподсудна —помиловали небеса.А значит, уже недоступнабыла для него новизна.

* * *

Страшно оказаться без пизды,долгое беспиздье же – страшнее.Так что ни сюрпризы, ни призыне заменят женских украшений.

Я, их одевая на себя,сразу становлюсь неотразимымдля людей, для бешеных собак,для работы дальней утром зимним.

Я надел пизду как амулет,берегущий от любой напасти.Нет виденья слаще и милей,чем пизда, лежащая в запасе.

* * *

Нет укромней гнезда,чем любая пизда.

В ней откладывать яйца,так, чтоб глаз намозолил,но не щурил китайцемптенчик-сперматозоид.

Уж всегда-то на мокромместе глаз пиздяной,и мигает мне окомтвой оргазм записной.

Раскрасневшись, пиздамне давала дрозда.

* * *

Мне попадались женщины холодные.О, нет – они кончали до конца.Совокупленья данные исходныенаглядно говорят – я не кацап.

И мне хотелось нежности еврейской,на крайний случай – кротости буддийской,но шли стада иль с кровушкой арийской,иль скандинавской. Вымя лишь потискай,

и между их кисельных береговмолочная река моя заплещет,а я их всех любил без дуракови, как дурак, хватал их всех за плечи

и разворачивал к себе лицом,заплаканным от слов моих горючих,и прижимал к себе, и утешал – короче,счастливым всё заканчивал концом.

* * *

После оргазма чресла прозрачны,мы наслаждаемся только душой.Пусть же пекутся о страсти чужойзаговорённые догмою брачной.

Мы же с тобою разлукой сильны,похоть вливающей в новые встречи.Жажда замазывает противоречья,выведенные на теле стены,

что между нами всегда и везде,даже в святое мгновенье оргазма,вместе, но порознь празднуем праздник,чтобы тереться в любовной вражде.

* * *

Как прекрасно вместе спать,как ужасно вместе жить,высочайшей страсти спадголову начнёт кружить.

Что за пропасть бытия,что так подленько манит?Что за сердце бунтаря,что о славе томно мнит?

Что же в жизни ждёт меня,кроме смерти? – Лишь Земля,холящая семена,мною сплюнутые, бля.

* * *

И – всё. Ты больше не нужна,пока не возродится сноважеланье. О, как страсть смешна,когда бессильны плоть и слово.

И только вера в чудесао возрождении из пеплатерпеть позволит телеса,в которых временно ослепла

столь зримая нагая страсть.Но возвращается наружныйсимптом – едины можем стать.И – всё, нам только плоть под статьи больше ничего не нужно.

* * *

Меня сегодня Муза посетила,