Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 2 - Монах Симеон Афонский

из Сухуми и сразу стала близкой и родной. Пришлось мне не только в архондарике, но и в автобусах в паломнических рейсах неоднократно говорить сестрам о молитве. Монахини использовали любую возможность разузнать все особенности молитвенной практики.

– Когда и как нам молиться, батюшка, если мы все время в хлопотах с паломниками? Нет времени и сил на правило монашеское, когда же Иисусовой молитвой заниматься? Ни уединения, ни времени на молитву нет, что посоветуете? – их вопросы были выстраданы в безчисленных послушаниях и в постоянном обслуживании паломников.

– Даже в ежедневных хлопотах можно находить время для того, чтобы собраться и молиться каждый час в течение дня хотя бы пять минут. Это очень поможет душе не впадать в суетливость и сохранить ум и сердце для Бога. – отвечал я. – Если нет ни времени, ни сил на молитву, тогда нужно изощриться, чтобы хранить мир душевный, удерживая внимание от рассеяния посильной молитвой. Когда нет уединения, ни времени на молитву, тогда следует искать их в своем сердце, где всегда присутствует уединение и возможность для Иисусовой молитвы.

Мы подружились с Горненским монастырем прочно и надолго. Началась Страстная седмица. Все эти святые дни мы проводили с иеромонахом в храме Воскресения Христова. Такой благодати, которая встретила нас там, мне не приходилось встречать нигде на земле. Лишь войдя затаив дыхание в храм Гроба Господня, начинаешь впервые глубоко понимать Евангелие, которое становится тогда для сердца, словно заново, живым источником веры и спасения. Несмотря на огромное стечение народа, мы многократно облобызали все святыни и неисходно пребывали в молитве рядом с ними. Из храма не хотелось выходить. Помню, что сердце сразу как будто растворилось в этой невероятной благодати и мгновенно оказалось на Небесах! Запомнилась странным видением строгость богослужения в маленькой коптской церкви, прилепившейся к кувуклии и память о коптских монахах осталась в душе каким-то нерешенным недоумением.

Утром в Великую Пятницу мы попали на крестный ход от Претории ко Гробу Господню. Расторопный отец Агафодор сразу ухватился за крест, который несли священники с возглавлявшим это торжественную скорбную процессию Патриархом Иерусалимским. Меня стразу оттеснили от креста и я бежал за ним вместе с другими паломниками, прыгая со ступеньки на ступеньку и не помня себя от радости. Толчея стояла невообразимая. С этого дня нас с иеромонахом приметили греки-священники храма Воскресения Христова и стали брать на все службы.

Помню трогательный чин погребения Плащаницы, усыпанной лепестками красных роз, во время которого мы с трепетом участвовали в перенесении этой святыни. Долгая и торжественная литургия Великой Субботы захватила нас своей величественностью и предпасхальным настроением. Чтобы не пропустить удивительное схождение благодатного огня, мы остались «ночевать» в храме. Места для сидения долго не удавалось найти, пока молоденький грек-иерей не пригласил нас в алтарь, где мы сидели и молились до самого начала литургии.

К началу схождения благодатного огня мы еле держались на ногах от усталости. Арабы-христиане наполнили воздух выкриками, свистом и барабанным боем. Под свист и вопли какие-то молодые парни устроили пляску, сидя на плечах у своих друзей. Давка все более увеличивалась. Даже в алтаре, где было неимоверно тесно, нас прижали к самому престолу. Впереди стояли две русские паломницы-монахини. Их притиснули к Престолу так, что они вынуждены были опереться на него руками.

– Сестра, грех-то какой! О святой Престол руками касаемся, – сказала негромко одна другой.

– А, ерунда! Освятять! – с южным говором ответила монахиня. – Благодать-то здесь какая, Господи…

Вскоре все эти недоразумения поглотило невиданное зрелище: Патриарх, проверенный полицией и оставшийся в белом подризнике, вошел в кувуклию. В пространстве храма начались вспышки, некоторые лампады загорелись сами собой. У каких-то монахинь, стоящих на балконе, сами собой вспыхнули свечи, которые они держали в руках. Наконец, когда терпение у всех собравшихся было на пределе, Патриарх появился из кувуклии с горящими свечами: суматоха и крики поднялись страшные. В великом ликовании люди казались освещенными благодатным огнем изнутри.

Пасхальная литургия прошла словно в золотом тумане; помню что мы, вместе со служащими иеромонахами, причащали и причащали людей, которым, казалось, не будет конца. Эта Страстная седмица словно переродила нас с отцом Агафодором и наполнила такой духовной силой, что, верилось, можно летать над храмом Воскресения в чистом синем небе и там славить воскресшего Господа. Весь храм предстал мне исполненным Духа Сына Божия, вливающимся в душу, словно река благодати. Вместе с тем удивительное присутствие Пресвятой Богородицы ощущалось в каждом уголке святого храма и собственной души, омытой благодатью, словно веяние чистой, кроткой и нежной материнской любви, исполненной великого сострадания к скорбящим и молящимся в этом храме людям.

Затем нас водили по всем святыням Иерусалима, а также к храму Матери Божией, где монахи подарили нам камешки от Ее гроба. С пением тропарей и Акафистов в переполненном автобусе мы приехали в Вифлеем, где родился Младенец Иисус, побывали в Назарете и на Галилейском море. Повсюду не оставляло ощущение, как будто мы плыли над Святой Землей, не чувствуя ни собственного тела, ни усталости. Назарет – город святого Благовещения, с чудесной базиликой, гора Фавор, с изумительным видом на окрестности и причудливыми облаками над ней, мутный и узкий Иордан, воды которого показались нам Небесной рекой, в которой мы плавали в белых рубахах, гора Блаженств, где Христос произнес свою величайшую Нагорную проповедь, – все это вошло в сердце незабываемым блаженством и живым восприятием всех переживаний исцеленной души, возрожденной в незаходящий свет любви и благодати Христовой.

Опомнились мы лишь тогда, когда пришло время прощания с матушкой игуменьей Георгией и монахинями Горненского монастыря. Матушка сунула нам потихоньку в руку конверт: