Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 2 - Монах Симеон Афонский

Синая египетские отцы и места их великих подвигов, о чем я с упоением читал в юности в Древнем Патерике, для меня стали вторым центром по святости. Нестяжательная жизнь коптских монахов стала для меня образцом безстрастия: полное отсутствие золота и серебра в храмах, скромные священнические облачения, простота и безпопечительность монашеской жизни глубоко тронули меня. Смелое исповедничество христианства, вплоть до мученичества, в непростых условиях враждебного окружения убедило мою душу в несгибаемости человеческого духа, его мужественной красоты, стойкости и верности Христу в любых обстоятельствах и в любом окружении. Но более всего привлекло мое сердце то, что в этой земле три с половиной года жило Святое Семейство, а церковь явления Матери Божией в Зейтуне запомнилась своей необыкновенной благодатной радостью. Время, проведенное в молитвах у великих святынь, пролетело быстро.

– Ну, что, отцы, намолились вдоволь? – через несколько дней спросил протоиерей. – Пора в путь: вам на Афон собираться, а мне в Москву лететь по делам, Отдел внешних церковных связей Патриархии вызывает… От супруги моей возьмите на дорогу две баночки красной икры, подарите кому-нибудь. А вот этот конвертик возьмите от нас на память – поминайте нашу семью… Возьмите, возьмите! – настоял он, заметив, что я не намерен брать от него деньги.

Утром наши пути разошлись навсегда, а память об отце Димитрии и его семье осталась хорошая, трогательная и чистая…

Переполненные впечатлениями, мы вернулись на Афон. Опять знакомое, жаркое, словно выцветшее небо с безводными легкими облачками и свежая, зыблющая поверхность моря, усеянная рыбацкими лодками. Тем временем в Лавре произошли большие изменения: игуменом на Духовном Соборе был избран архимандрит Парфений – еще не старый монах с большими административными способностями. Он тут же отклонил решение Собора монастыря предоставить келью преподобного Антония Великого двум русским иеромонахам.

Мы спешно отправились в Лавру, взяв в подарок две банки икры для соборных старцев. Они качали седыми головами, обещали помощь. После монастырской трапезы кто-то из монахов заметил дым над кельей святителя Григория Паламы, возвышавшейся в пятистах метрах над монастырем на большом скальном гребне. Отец Агафодор, не мешкая, ринулся вверх.

– Батюшка, оставайтесь внизу! А я бегом, чтобы успеть!

Он и еще несколько молодых монахов кинулись вверх по тропе. Остальные, в том числе и я, наблюдали за происходящим. Через полчаса дым начал слабеть и затем прекратился. Вскоре появился испачканный сажей иеромонах, вслед за ним спускались усталые монахи.

– От костра какого-то паломника пожар начался. Слава Богу, успели потушить, – рассказал он.

Греки смотрели на него с уважением. Наши доброжелатели из состава Собора усердно просили нового игумена за нас, говоря, что эти русские – хорошие. Но архимандрит дал твердый ответ:

– Пусть эти русские и хорошие, но вслед за ними приедут другие русские, которые не будут такими хорошими, как эти! Поэтому келья им не благословляется…

Такое известие перекрывало нам все возможности поселиться в афонских лесах, где климат несомненно был более здоровым, чем на Каруле. Хотя наш друг из кельи старца Ефрема на Катунаках теперь стал секретарем в монастырской канцелярии, но и он ничем не мог нам помочь.

– Отец Агафодор, спроси у него: понравилась ли старцам красная икра? – попросил я своего друга.

Он перевел, смеясь, ответ секретаря:

– Они говорят, что похожа на лягушачью…

Поборов уныние, овладевшее нами после отказа в Лавре, нам пришлось обратиться за помощью в Русский монастырь. Игумен, отец Иеремия, принял нас приветливо:

– Здоровье плохое на Каруле? Понимаю, понимаю… Если хотите к нам на келью перейти, спросите отца Меркурия. Я не против…

Духовник внимательно выслушал нашу просьбу:

– Ну, что же, если отец игумен не против, то мы обсудим вашу просьбу на Духовном Соборе. Пока живите на Каруле. Мы вам сообщим о решении монастыря…

Здесь наше дело тоже повисло в воздухе.

Ненасытимая жажда молитвы после Иерусалима и Египта заставила меня подняться в скалы Афона. Набрав в большой пластиковый бак десять литров воды, плескавшейся за спиной, вместе с отцом Агафодором и послушником Ильей, помогавшими мне нести продукты, я упрямо полз вверх по белым пыльным скалам.

– Батюшка, ну зачем вы на такую кручу лезете? – не выдержал Илья. – Можно ведь и на полянках палатку поставить…

– Ставил уже, там всегда кто-нибудь бродит из греков или румын, потом расспросов не оберешься! – ответил я сверху, осыпаемый мелкой мраморной крошкой, которую со скал сдувал ветер.

– Где-то здесь должна быть пещера монаха Пахомия, как мне отцы из Кавсокаливии говорили, – вспомнил иеромонах.

– Этот серб был великим подвижником! – откликнулся я. – О нем хорошо написано в книге монаха, святогорца Антония. Отцы, дорогие, прошу, давайте вместе поищем эти пещеры, они должны быть где-то рядом!

На мое предложение отец