Ленин - Дмитрий Антонович Волкогонов

был очень отсталый и элементарный человек, у него были вкусы и симпатии людей 60‐х и 70‐х годов прошлого века. Он соединял социальную революционность с духовной реакционностью»[2].

Думаю, что последнее замечание симптоматично. Это выглядит парадоксально, но это так. Завершалась эпоха кровавых революций. Наступивший XX век впервые дал крупные исторические шансы постепенного перехода с революционных на эволюционные рельсы. Возникновение социал‐демократического движения в Европе, развитие буржуазного парламентаризма, нарастание либеральных тенденций в общественной жизни являли собой новые вызовы традиционному революционному мышлению. Каутский, частично Плеханов почувствовали это в большей мере, чем кто‐либо другой. Но Ленин, волею исторических обстоятельств ставший во главе немногочисленной группы российских радикалов, до конца мыслил категориями французских революций. В своей этапной статье «Исторические судьбы учения Карла Маркса», написанной к 30‐летию смерти великого немецкого теоретика в 1913 году, Ленин всю «всемирную историю» после выхода «Коммунистического Манифеста» делит на три периода: «1) с революции 1848 года до Парижской коммуны (1871); 2) от Парижской коммуны до русской революции (1905); 3) от русской революции»[3].

Вся «всемирная история» раскладывается исключительно по «полочкам» революции. Чем Ленин лучше и глубже тех ученых, которые классифицировали исторический процесс по монархам, войнам, географическим открытиям и колониальным завоеваниям? Для мыслителя, претендовавшего волей большевиков на властителя дум XX столетия, сей подход, действительно прав Бердяев, является «духовной реакционностью».

Поэтому можно сразу сказать, что в духовном мире Ленина, личности выдающейся и крупной во многих отношениях, всегда доминировала и определяла основные грани интеллекта, чувств, воли идея преклонения перед революцией. Она была его идолом, страстью и целью. Ленин – законченный апологет революции.

Тайны интеллекта

Как писал А. Блок, человеку в этом бренном мире доступны «и жар холодных числ, и дар божественных видений», свойственны способность глубокого интеллектуального проникновения в суть загадочного бытия и прекрасные эмоциональные взлеты.

Интеллект Ленина, или рационально‐теоретическая часть его сознания, был мощным, глубоким, но односторонним. Вождь большевиков был способен «перерабатывать» колоссальное количество самой разнообразной информации, выделять главное в ней, формулировать выводы и решения, ставить проблему. Как вспоминал Луначарский, «трудоспособен Ленин в огромной степени. Я близок к тому, чтобы признать его прямо неутомимым…»[4]. Он мог по многу часов изучать и конспектировать интересовавшие его книги, делая выписки, пометки для себя. Правда, потом эти конспекты исследователями Ленина выдавались за его самостоятельные труды, имеющие «огромную научную ценность». Например, в ленинских «Тетрадях по империализму», которым посвящен целый том и которые относятся к его сочинениям, есть пространные выписки из 148 (!) книг и 232 статей буржуазных экономистов со своими собственными примечаниями, оценками и пометами.

Ленина в данном случае интересуют труды немецких, английских, французских ученых, но он полностью обходит российскую мысль, как будто капитализм в России «ненастоящий». Хотя еще раньше, в 1908 году, однозначно выразил отношение к подобной литературе: «Ни единому профессору политической экономии, способному давать самые ценные работы в области фактических, специальных исследований, нельзя верить ни в одном слове, раз речь заходит об общей теории политической экономии». Ленин несколько неожиданно и совсем бездоказательно называет буржуазных экономистов, философов «учеными приказчиками теологов»[5]. Иногда авторов, которых Ленин прилежно конспектирует, походя, в своем типичном духе «аттестует». Делая выписки, например, из книги профессора Роберта Лифмана, Ленин помечает: «Автор – махровый дурак, как с торбой возящийся с дефинициями – преглупыми… Теоретическая часть – вздор»[6].

Вообще его отношение к большинству социал‐демократических авторов было уничижительным, оскорбительным, высокомерным, а часто просто развязным. В своем письме к Инессе Арманд 13 марта 1917 года (я приведу изъятую из 49‐го тома купюру – обычная практика «подсахаривания» вождя авторами партийного издания) Ленин пишет: «Хочется поделиться впечатлениями по поводу статьи Мартынова в № 10 «Известий». Вот перл‐то. Ей‐ей, судьба нам этого дурака всегда посылает на помощь… Перл, прямо перл. Я предвкушаю удовольствие «кушать» этого болвана. Во всех отношениях он помог нам («послал бог дурака»): ибо мне (или нам) говорить про «колебания» Нобса или Платтена было бы очень неловко, неприятно… Дурак нас выручил, сим сказавши это. Прелесть!!!»[7] В нескольких строчках бессвязного текста три раза «дурак» с «болваном» в придачу…

Однако Ленин был в состоянии долгими часами, согнувшись за столом, перелопачивать «вздор» этих «махровых дураков», выуживать крупицы эмпирических данных, непосредственных наблюдений, сделанных авторами, к которым он относился с нескрываемым презрением. Подобный подход Ленина к буржуазной литературе является определяющим. Его интеллект всегда настроен на крайне критическую волну.

Зачем все это было нужно Ленину? Литературный труд прокормить его не мог. Его книжки и брошюры интересовали десятки, максимум сотни людей. Писал он очень «темно». Но Ленин где‐то в глубине души чувствовал свое призвание: быть во главе партии, движения, а может, и революции. Наблюдательный Троцкий пишет, что «Ленин приехал за границу не как марксист «вообще», не для литературно‐революционной работы «вообще»… Нет, он приехал как потенциальный вождь, и «не вождь вообще, а вождь той революции, которая нарастала, которую он чувствовал и осязал. Он приехал, чтобы в кратчайший срок создать для этой революции идейную оснастку и организационный аппарат…»[8] Ленин готовился, Ленин учился, Ленин создавал себя для будущего. Ну а книги, которые он писал (у них, повторю, до революции было очень мало читателей), были нужны не только как инструмент борьбы, но и как антураж. Какой же вождь без собственных книг! Ведь это олицетворение мудрости… У Ленина была потребность всю политическую мозаику действительности осмысливать прежде всего в статьях, заметках, рецензиях, откликах, памфлетах.

Почему я назвал выше интеллект Ленина мощным, но односторонним? Знакомство с множеством его работ свидетельствует: о чем бы ни говорил или ни писал Ленин, в конечном счете он все сводил только к политике, политическим реалиям, политическим пристрастиям. Могут сказать: но ведь Ленин – политик! Что вы от него хотите! Однако я думаю и даже убежден, что абсолютная политизация его мышления вольно или невольно искажает почти все (в той или другой степени), что отражается в его мозгу.

На развитие ленинского интеллекта оказала огромное воздействие западноевропейская социалистическая мысль. Правда, Ленин усваивал эти идеи через призму возможного их использования в России. Ленин широко использовал в своих трудах идеи, мысли, положения, которые развивались Плехановым, Аксельродом, Даном, Потресовым и особенно зарубежными марксистами. Например, у Ленина прослеживаются положения об особенностях буржуазно‐демократической революции, ее движущих силах и революционной ситуации, которые были до него детально разработаны Карлом Каутским. И было время, когда Ленин воздавал должное этому выдающемуся марксисту.

Конечно, когда Каутский осудил диктаторство большевиков и написал, что с помощью октябрьского переворота утвердилось «казарменное мышление… которое сводится к тому, будто