Ленин - Дмитрий Антонович Волкогонов

рядового духовенства и верующих.

2) Для управления епархиями Прибалтийских республик решением Московской патриархии назначить в качестве экзарха (уполномоченного) архиепископа Воскресенского Дмитрия Николаевича (агент НКГБ СССР), воспользовавшись для этого имеющимися в Московской патриархии соответствующими просьбами со стороны местного духовенства…»[168]

Этот документ, по‐моему, откровеннейшим образом подтверждает еще раз, что уверенность Ленина в том, что «победа над духовенством обеспечена нам полностью», не была беспочвенной. Она была столь полной, что Сталину и его соучастникам порой нелегко было разобраться: священнослужитель это или «агент НКГБ СССР» в рясе… Большевистская Система, так много говорившая о свободе совести, обильно цитировавшая ленинские фарисейские обрывки мыслей о том, как гуманно социализм относится к религии, в очень короткий срок путем универсального насилия обитель духа и веры превратила в гнездовье интеллектуальных надсмотрщиков. Ну а еще едва живую церковь, не потерявшую способность к сохранению высокого и непреходящего в сфере духа, старались задушить и денежными налогами. Специальным решением Политбюро в июле 1937 года правительству СССР предписывалось «установить взимание всех налогов со служителей культа как лиц, имеющих нетрудовые доходы». Даже натуральным налогом обложили церкви и монастыри: зерно, картофель (по нормам налогов с единоличного хозяйства)[169].

Это фактически означало почти полное удушение остатков приходов. Ведь незадолго до смерти Сталина в стране осталось лишь 12 499 человек – служителей культа[170]. Шло настоящее вымирание церкви. Страшное начало этой атеистической чуме положил Ленин. Его послужной список в антицерковных делах чудовищно впечатляющ. Вскоре после октябрьского переворота закрытие монастырей, затем попытка раскола церкви, вскрытие святых мощей, наконец, конфискация, грабеж церковных святынь и массовое физическое уничтожение духовенства.

Церковь затихла. Ее возрождение – дело настоящего и будущего. Послевоенное состояние церкви характеризует (весьма своеобразно) записка Хрущеву председателя Совета по делам православной церкви при Совете Министров СССР Карпова в июле 1953 года. Председатель Совета информировал Первого секретаря ЦК КПСС, что в СССР сохранилось еще (кроме полностью разрушенных и снесенных) 19 тысяч недействующих церквей. Из них 13 тысяч заняты под склады, остальные – под клубы и промышленные предприятия; есть некоторое количество церквей (около трех тысяч), сохранивших культовое оборудование, но находящихся под замком, и там служба не ведется.

Карпов информирует Хрущева, что «многолетней практикой работы Совета установлено: когда здания недействующих церквей стоят или даже используются не по назначению (склады, хранилища и т. д.), но не ставится вопрос о внешнем и внутреннем переоборудовании, это не вызывает большой активности групп верующих, и, наоборот, как только ставится вопрос о переоборудовании или сносе здания недействующей церкви, сразу возникает активность…»[171]

За долгие десятилетия советской действительности обезглавленные церкви оставались неотъемлемой частью печального пейзажа великой и молчащей России…

Еще хуже обстояло дело с церквами других конфессий. Например, в конце войны Берия сообщал Сталину, что из 210 действующих в 1914 году в России костелов осталось два: в Москве для обслуживания дипломатического корпуса и в Ленинграде. Ксендзы – иностранные граждане[172].

Трагедия церкви связана не только с Лениным и большевиками. Хотя именно они олицетворяют кульминацию беды церкви. Православие в России традиционно было в руках монархов. Его самостоятельность была призрачной. Церковь нередко просто олицетворяла собой часть монархии. Этим, в частности, объясняется и глубокий кризис церкви после 1917 года. Крушение самодержавия сделало сразу же церковь беспомощной и беззащитной. Рухнула «идея третьего Рима». Духовники считали, и это было предметом их гордости: Рим Петра и Константина пал как следствие их ереси. Может сохранить Рим только Москва, ведь «четвертому Риму не бывати…». Православная церковь никогда по‐настоящему не была независимой от государства и монарха, придавая этому институту власти дополнительные черты абсолютизма. К слову, немногие знают, что тридцатисемилетний император Николай II 5 марта 1905 года, беседуя с членами Синода, неожиданно для всех заявил, что он готов предложить себя в патриархи. «По соглашению с императрицей я оставляю престол моему сыну и учреждаю при нем регентство из Государыни Императрицы и брата моего Михаила, а сам принимаю монашество и священный сан, с ним вместе предлагая себя вам в патриархи. Угоден ли я вам?

Это было столь неожиданно, что все долго молчали. Пауза затянулась. Государь резко поднялся, поклонился и вышел. Больше он никогда не заводил разговор» на эту тему[173]. Трудно проверить правдоподобие этого эпизода, но сам факт характеризует глубокую близость российского самодержавия и православия.

Возможно, и к капитализму Россия пришла бы раньше, и шире распространились бы к критической фазе потрясений 1917 года либерально‐демократические взгляды, будь церковь более самостоятельной и независимой. Это не обвинение православной церкви, а констатация исторического факта, тем более что православие глубоко гуманистично по своему духу. Оно никогда не знало инквизиции, не жгло еретиков на кострах, не организовывало религиозных Крестовых походов. Православие всегда осуждало насилие. Но привыкло быть под сенью не только божьей власти.

Октябрь семнадцатого выдернул опоры церкви, каковыми были самодержавные скрепы. Она стала легкой добычей большевиков. До 1917 года церковью управлял фактически монарх, хотя нигде это официально не зафиксировано. После бесовства октябрьского переворота остатками православной церкви стала безраздельно управлять коммунистическая партия. Через своих чекистских и партийных надсмотрщиков типа Губельмана, Тучкова и Красикова.

Быстрое падение церкви в Советской России сразу же создало в общественном сознании гигантский духовный вакуум, куда хлынули вульгарные материалистические мифы. Безбожие, или атеизм, стало важной составной частью новой светской религии, которая не умерла и поныне. Имя ей – большевизм. С его помощью у многих поколений путем массированной пропаганды классового антагонизма уничтожали веру в вечные, непреходящие ценности, которые всегда свято защищала церковь на Руси.

Ленин в этой трагедии блистательно исполнил роль Антихриста XX века.

Глава 3

Духовный космос

Человек находился во власти космических сил, терзавших его демонов и духов природы.

Николай Бердяев

Самые большие тайны в истории – это тайны человеческого сознания. Лабиринты, катакомбы, тупики и проспекты хода мыслей очень часто непредсказуемы. О чем думал, умирая, Петр I? Почему Людовик XVI за секунды до того, как нож гильотины опустится на его шею и голова скатится в корзину, приподняв голову, спросил палача: «Что слышно об экспедиции Лаперуза?» На что надеялся и о чем думал Николай II, когда его с семьей вели ночью в подвал Ипатьевского дома? О чем думал Ленин, погруженный в страшную немоту роковой болезни?

Доподлинно, точно об этом никто и никогда не скажет. Это вечные тайны истории. Но это совсем не значит, что гипотезы и предположения, догадки и выводы о тайнах сознания совсем недостоверны. Нет. О тайнах человеческого сознания свидетельствует множество