Легенды Соединенного королевства. Мир света - Владимир Игоревич Ашихмин

своим убеждениям? Вдруг она принудит меня податься в монастырь или вообще внушит выпрыгнуть из тачанки? Некроманта в расход – дух на небосвод, вернее в чистилище – туда мне дорога, как считает великий инквизитор. Неужели она, правда, собирается освободить меня от страданий, или это всё ложь? Должен ли я открывать себя тому, кто лишь недавно грозился умертвить меня сотней изощрённых приспособлений? Эти и другие вопросы разбились об один единственный ответ, имевшийся у меня в защиту Серэнити – она мой друг, я верю ей, и чувствую, что так надо.

– Итак?

– Я согласен.

Я нервно улыбнулся.

– Прошу только не забирайся в мою черепушку дальше, чем нужно. Мне не хочется, чтобы ты увидела мой первый поцелуй или что-то в этом роде.

– Не беспокойся. Я не стану ворошить угли твоей юношеской любви.

– Пообещать мне это очень мило с твоей стороны.

Я набрал в грудь воздуха.

– Действуй, я готов.

– Тогда закрывай глаза.

– Хорошо. Встретимся во сне.

Я откинулся на спинку сиденья и сложил руки на коленях.

– Ты расслабляешься, тряска убаюкивает тебя, ты поглощаешься мерным шумом… – зашептала Серэнити мне над ухом. Холодный амулет Ураха коснулся моего лба. Носом я уловил едва различимый аромат пекущегося хлеба. Где-то рядом зазвучали голоса родителей. Я ощутил нежные прикосновения пальцев. Кому они принадлежат? Маме или Серэнити? На меня дохнуло теплом летнего дня. Перестук катившейся тачанки слышен всё невнятнее…

Папа! Он улыбается мне в седые усы. Я тянусь к нему маленькими ладошками. Обнимая отца, я вижу за его спиной какую-то женщину в ослепительно белых одеждах. Кто она? Женщина стоит у дома и приветливо машет мне рукой, от неё веет нежностью и заботой. Папа кладёт мне руки на лицо. Через щёлочки я вижу, что мы идём к качелям! Ах, как долго я ждал этого подарка! У меня сегодня день рождения! Мне – четыре! А вот и мама! Она держит пирог! Мой любимый! С клубникой! Ткнувшись носом маме в передник, я бегу к деревьям. Ах, как хорошо раскачиваться взад и вперёд! Я счастлив! Ноги совсем не касаются земли! Я вытягиваю их как можно дальше, а сам откидываю голову назад! Чувство полёта восхитительно! Я смеюсь! Весь мир кружится в танце! Вдруг папа резко останавливает качели и, перекинув меня через плечо, бегом направляется к дому. Я начинаю реветь. Папа, почему? Что я сделал не так? Слышу взволнованный голос мамы. Распахнув двери, папа ставит меня на пол. Отодвигает край ковра. Отец смотрит мне в заплаканные глаза, он просит, чтобы я посидел в погребе. Это такая игра, я спрячусь, а папа скоро меня отыщет. Я киваю. Мне немножко страшно спускаться в погреб, здесь мы храним картошку на зиму. В руках у меня мишка Медок. Мама сшила его для меня. Я люблю его. Что здесь делает эта тётя в белых одеждах? От неё идёт свет! Она тоже играет с нами? Почему папа не сказал об этом? Мне она понравилась, от неё вкусно пахнет шоколадом. От моей мамы тоже вкусно пахнет, но иначе. Женщина протягивает мне руки и я, смеясь, прячусь за её ногами. Что это за крик? Это мама? Что-то упало! Я любопытно выглянул из-за белой юбки. Тишина. Шорох. Я слышу, как папа оттаскивает ковёр! Он поднимает крышку погреба! Яркий свет проникает вовнутрь, я тру ладонями глаза. Красные капли падают на деревянные порожки. Кто там? Женщина в белых одеждах не дала мне увидеть! Она накрыла мою голову платком! Я ничего не вижу! Что это за звуки? Кто-то дерётся? Папа, это ты?…

Мои глаза покраснели от слез, но этого не видно из-за проливного дождя. Я держу за руку друга папы, а папы больше нет и мамы тоже. Эти два холмика теперь будут домом для моих родителей. Белая женщина сидит на коленях возле могил. Она молится. Друг папы говорит, что небеса забрали моих родных, потому что они были очень и очень хорошими, и без них там не справятся. Я чувствую горячую морщинистую руку. Он стар, борода до самых колен. Теперь я буду жить с ним. Больше никого у меня не осталось, кроме собаки. Можно, я возьму Винограда с собой? Друг папы смотрит на моего продрогшего пса. Он разрешил. Что это стучит вокруг? Почему мои волосы сухие? Что так раскачивает землю под ногами? Внезапно я осознал, что вышел из транса. Глубоко вздохнув, я посмотрел на Серэнити. По щекам великого инквизитора текли прозрачные ручьи. Смахнув маленькие капельки, она заговорила:

– Я все поняла… Ты больше никогда не увидишь эти сны. Для твоего блага я вынула из твоей памяти то, что тебе довелось пережить. Отныне твоя заноза навсегда останется со мной.

Я ошарашенно пытался вспомнить, как погибли мои родителями… и не мог. Вернее, я знал, как они умерли, но зрительные образы того лютого дня покинули меня. Их пустое место заняли картины… не мои картины, чужие, принадлежащие Серэнити: аляповатый гриб под сосной…, ласковая беременная кошка на подоконнике приюта…, чистая ряса и кадило…, свечи…, роса на листьях клёна…, речка и старинные часы…, ограда в плюще…

– Я не знаю радоваться мне теперь или нет, – ответил я, настороженно прислушиваясь к своим ощущениям. – Кажется, мне стало легче!

– Твоё восприятие ещё оголено. Оно ищет недостающие фрагменты…

– И наталкивается на солнечные лучи, просачивающиеся сквозь слюдяные оконца и кулёк земляники, – сказал я улыбнувшись.

– Счастливые моменты моего детства. Считай, мы поменялись.

– Неравноценный обмен.

– Не думай так.

Помолчав, Серэнити спросила:

– Его звали Квиль Лофирндваль?

– Да. Легендарный чародей, друг папы и мой спаситель.

Мои глаза затуманились, и я отвернулся.

– Он приехал к нам погостить за неделю до того рокового утра. В мой день рождения Квиль отправился на рыбалку, а возвратившись, подарил мне жизнь во второй раз. Жаль, что он опоздал на десять минут, а то бы его подарок был бы куда более весомым… Люди в масках напали на наш дом. Зачем? За что? Почему? Старик Квиль, наверное, раскидал их… не помню. Он взял меня и… родителей к себе, последнее, скорее всего, было сделано, чтобы я мог приходить к ним. Шесть лет я провёл в башне у Квиля.

– Почему всего шесть?

– Однажды он заснул и больше не проснулся.

Я замолчал.

– А дальше?

– Когда я вышел на крыльцо, его башня выцвела, а потом буквально растворилась в воздухе. Я оказался предоставлен сам себе.

– Думаешь, он мог бросить тебя?

Вопрос Серэнити надавил на ещё одну больную мозоль. Сотни раз я размышлял над тем, куда подевался заколдованная башня и её великий обитатель. Мой приёмный отец мало уделял мне внимания. Да и о чём ему было говорить со мной? Не о чем. Мог ли он устать