Замогильные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

— Зачѣмъ? — спросилъ вдругъ м-ръ Пикквикъ совершенно озадаченный непредвидѣннымъ окончаніемъ этой трагической исторіи.

— Какъ зачѣмъ? — отвѣчалъ Самуэль. — Онъ доказалъ этимъ справедливость своего правила, что масляныя лепешки — здоровая пища, и притомъ, дѣйствуя всегда по правилу, онъ ни для кого не хотѣлъ измѣнить своего образа жизни.

Анекдотами и разсказами въ этомъ родѣ м-ръ Уэллеръ забавлялъ своего господина до поздняго часа ночи. Испросивъ позволеніе м-ра Пикквика, Самуэль нанялъ, для собственнаго помѣщенія, особый уголъ въ одной изъ комнатъ пятаго этажа, y лысаго сапожника, который за еженедѣльную плату согласился раздѣлить съ нимъ свое убогое жилище. Сюда м-ръ Уэллерь перенесъ свой матрацъ и койку, взятую напрокатъ y м-ра Рокера. Въ первую же ночь онъ водворился здѣсь, какъ y себя дома, и смотря на его спокойную физіономію, можно было подумать, что онъ родился и выросъ въ этихъ четырехъ стѣнахъ.

— Вы этакъ всегда покуриваете трубку, когда лежите въ постели, старый пѣтухъ? — спросилъ м-ръ Уэллеръ своего хозяина, когда оба они отправились на сонъ грядущій.

— Всегда, молодой селезень, — отвѣчалъ сапожникъ.

— Не можете-ли вы разъяснить мнѣ, почтенный, зачѣмъ вы устроили свою постель подъ этимъ досчатымъ столомъ? — спросилъ м-ръ Уэллеръ.

— A затѣмъ, что я привыкъ спать между четырьмя столбами, прежде чѣмъ переселился на эту квартиру, — отвѣчалъ сапожникъ. — Здѣсь я нахожу, что четыре ноги стола могутъ съ нѣкоторымъ удобствомъ замѣнять кроватные столбы.

— Вы, я вижу, человѣкъ съ характеромъ, почтеннѣйшій, — замѣтилъ м-ръ Уэллеръ.

— Спасибо за ласку, любезнѣйшій, — отвѣчалъ сапожникъ.

Въ продолженіе этого разговора м-ръ Уэллеръ распростертъ былъ на матрацѣ въ одномъ углу комнаты, тогда какъ хозяинъ его лежалъ на противоположномъ концѣ. Комната освѣщалась ночникомъ и сапожниковой трубкой, которая, подъ столомъ, имѣла видъ пылающаго угля. Разговоръ этотъ, при всей краткости, сильно предрасположилъ м-ра Уэллера въ пользу его хозяина: онъ приподнялъ голову, облокотился на руку и принялся тщательно осматривать физіономію лысаго джентльмена, на котораго до этой поры ему удалось взглянуть только мимоходомъ.

Это быль мужчина съ желтымъ, гемороидальнымъ цвѣтомъ лица, какой обыкновенно бываетъ y мастеровъ сапожнаго ремесла, и борода его, какъ y всѣхъ сапожниковъ, имѣла подобіе щетины. Лицо его представляло весьма странную, крючкообразную фигуру, украшенную двумя глазами, которые, вѣроятно, осмысливались встарину выраженіемъ радости и веселья, потому что даже теперь въ нихъ отражался какой-то добродушный блескъ. Ему было лѣтъ подъ шестьдесятъ, и Богу одному извѣстно, на сколько годовъ онъ состарѣлся въ тюрьмѣ. Ростомъ былъ онъ очень малъ, сколько, по крайней мѣрѣ позволяла судить объ этомъ его скорченная поза подъ столомъ. Во рту торчалъ y него коротенькій красный чубукъ: онъ курилъ и самодовольно посматривалъ на ночникъ. Можно было подумать, что онъ находился въ состояніи самаго завиднаго покоя.

— Давно вы здѣсь, старый ястребъ? — спросилъ Самуэль, прерывая молчаніе, продолжавшееся нѣсколько минутъ.

— Двѣнадцать лѣтъ, — отвѣчалъ сапожникъ, закусывая конецъ чубука.- A за что, вы думаете, посадили меня?

— За долги, вѣрно?

— Нѣтъ, любезнѣйшій, я въ жизнь никому не былъ долженъ ни одного фартинга.

— За что же?

— Угадайте сами.

— Ну, можетъ быть, вы вздумали строиться и разорились на спекуляціяхъ?

— Нѣтъ, не отгадали.

— Такъ неужели за какой-нибудь уголовный проступокъ? Этого быть не можетъ: вы смотрите такимъ добрякомъ.

— Вотъ въ томъ-то и дѣло, молодой человѣкъ, что вамъ не разгадать этой загадки до сѣдыхъ волосъ, — сказалъ сапожникъ, вытряхивая пепелъ изъ трубки и вновь набивая ее табакомъ. — Меня запрятали сюда за то, что одному человѣку пришло въ голову сдѣлать меня наслѣдникомъ частицы благопріобрѣтеннаго имъ имущества. Наслѣдственныя деньги сгубили меня, молодой человѣкъ.

— Мудрено что-то, старина, и ужъ чуть-ли вы не отливаете пули на мой счетъ, — возразилъ Самуэль. — Я бы очень желалъ, чтобъ какой-нибудь богачъ устроилъ этимъ способомъ мою погибель.

— Вы не вѣрите мнѣ, общипанный селезень, — сказалъ сапожникъ, спокойно покуривая трубку, — на вашемъ мѣстѣ и я бы не повѣрилъ; но въ томъ-то и штука, что я говорю чистѣйшую правду.

— Какъ же это случилось? — спросилъ Самуэль, готовый наполовину повѣрить дѣйствительности этого непостижимаго факта.

— Да вотъ какъ, — отвѣчалъ словоохотливый собесѣдникъ: — жилъ былъ старый джентльменъ, на котораго я работалъ нѣсколько лѣтъ и съ которымъ породнился черезъ женитьбу на одной изъ его бѣдныхъ родственницъ, — она умерла теперь, къ моему благополучію. Этотъ мой родственникъ захворалъ да и отправился.

— Куда? — спросилъ Самуэль, начинавшій уже чувствовать непреодолимую дремоту послѣ многосложныхъ событій этого дня.

— На тотъ свѣтъ отправился; но куда именно, не могу доложить, — отвѣчалъ сапожникъ, выпуская дымъ изо рта и черезъ носъ.

— A! Такъ вотъ что! — сказалъ Самуэль. — Ну?

— Ну, вотъ онъ и оставилъ послѣ себя пять тысячъ фунтовъ, — продолжалъ сапожникъ.

— Это очень хорошо, — замѣтилъ Самуэль.

— Одна тысяча пришлась на мою долю, такъ-какъ я женатъ былъ на его родственницѣ.

— Прекрасно, — пробормоталъ м-ръ Уэллерь.

— Окруженный цѣлой толпой племянниковъ и племянницъ, онъ зналъ, что они непремѣнно перессорятся послѣ его смерти изъ-за этого имѣнія.

— Это уже какъ водится, — замѣтилъ Самуэль.

— Поэтому онъ дѣлаетъ меня душеприказчикомъ, — продолжалъ старикъ, раскуривая новую трубку, — и оставляетъ мнѣ все имущество по конфиденціи, дабы я раздѣлилъ его сообразно требованію завѣщанія.

— Что это значитъ — по конфиденціи? — спросилъ Самуэль.

— Это ужъ такъ выражаются по закону, — отвѣчалъ сапожникъ.

— Темновато выражается законъ, и отъ этого, должно быть, вышла бѣда. Однакожъ, продолжайте.

— И вотъ, сударь мой, когда я только-что хотѣлъ было приняться за исполненіе этого завѣщанія, племянницы и племянники, всѣ до одной души, поголовно ополчились на меня и устроили caveat {Юридическій терминъ, взятый буквально съ латинскаго языка. Такъ называется апелляція, поданная въ судъ для пріостановленія и пересмотра дѣлъ, произведенныхъ по наслѣдству. Прим. перев.}.

— Это что значитъ?

— Законный инструментъ, которымъ хотятъ сказать, кому слѣдуетъ: — "не двигайся съ мѣста".

— Хорошій инструментъ. Ну?

— Но вотъ, сударь мой, ополчившись противъ меня, они всѣ также перегрызлись между собою и принуждены были взять caveat обратно изъ суда, a я заплатилъ за всѣ издержки по этому дѣлу. Лишь только я расплатился, какъ одному племяннику опять пришло въ голову подать просьбу, чтобъ высокопочтенные судьи занялись пересмотромъ этого завѣщанія. Дѣло закипѣло снова, въ судейской конторѣ исписали шесть стопъ бумаги, и одинъ старый глухой джентльменъ настрочилъ резолюцію въ такомъ тонѣ: — "поелику завѣщатель былъ, очевидно, не въ своемъ умѣ, когда подписывалъ свою духовную, то вышеозначенный мастеръ сапожнаго цеха присуждается симъ отказаться отъ своей доли наслѣдства, возвративъ оную законнымъ наслѣдникамъ, и равномѣрно обязуется, безъ всякаго замедленія, уплатить суду всѣ юридическія потери и убытки по текущему дѣлу". — Я подалъ апелляцію, и по моей просьбѣ дѣло перешло на разсмотрѣніе къ тремъ или четыремъ джентльменамъ, которые уже слышали о немъ подробно въ другомъ судѣ, гдѣ они считаются адвокатами сверхъ комплекта, — съ тою только разницею, что тамъ называютъ ихъ докторами, a въ этомъ другомъ судѣ — делегатами. И вотъ эти господа, по чистой совѣсти, утвердили и укрѣпили во всей силѣ резолюцію глухого стараго джентльмена. Послѣ того я перенесъ весь этотъ процессъ въ высшій сиротскій судъ и вотъ въ немъ-то и купаюсь до сихъ поръ и, какъ надо полагать, буду купаться до скончанія жизни. Адвокаты мои уже давно вытянули изъ моего кармана законную тысячу фунтовъ наслѣдства, и я посаженъ въ тюрьму на томъ основаніи, что не доплатилъ сотни фунтовъ судебныхъ проторей и убытковъ. Нѣкоторые джентльмены совѣтовали мнѣ подать жалобу въ парламентъ, и я бы не прочь отъ этого, да только имъ, видишь ты, недосужно навѣщать меня въ этомъ мѣстѣ, a мнѣ тоже неудобно было путешествовать къ нимъ. Длинныя мои письма надоѣли имъ и прискучили мало-по-малу, и теперь ужъ они совсѣмъ забыли это каверзное дѣло. Вотъ и вся чистѣйшая истина, безъ преувеличеній и прикрасъ, какъ въ этомъ могли бы поручиться около пятидесяти особъ за стѣнами этого тюремнаго замка, въ которомъ, по всей вѣроятности, суждено мнѣ умереть.

Сапожникъ остановился, желая удостовѣриться въ произведенномъ впечатлѣніи; но Самуэль въ эту минуту уже спалъ и было очевидно, что конецъ исторіи не достигнулъ до его ушей. Арестантъ испустилъ глубокій вздохъ, вытряхнулъ пепелъ изъ трубки, завернулся въ одѣяло, и скоро отрадный сонъ сомкнулъ его глаза.