Замогильные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

Но всего интереснѣе тутъ стряпчіе, засѣдающіе за большимъ продолговатымъ столомъ, недалеко отъ комиссіонеровъ. Это — антики въ своемъ родѣ. Главнѣйшую и чуть-ли не исключительную принадлежность ихъ профессіи составляютъ синій мѣшокъ и мальчикъ-слуга, обыкновенно еврейскаго происхожденія, обязанный сопровождать ихъ съ этимъ страннымъ портфелемъ въ рукахъ. Постоянныхъ и правильно организованныхъ конторъ не имѣется y этихъ господъ. Переговоры юридическаго свойства они совершаютъ обыкновенно въ трактирахъ и на тюремныхъ дворахъ, гдѣ, появляясь ватагами, они зазываютъ и вербуютъ кліентовъ, точь-въ-точь какъ извозчики, предлагающіе свои услуги пассажирамъ. Наружность ихъ до крайности неуклюжа и грязна. Надувательство и пьянство — отличительныя черты въ характерѣ этихъ жрецовъ британской Ѳемиды. Квартиры ихъ примыкаютъ всегда къ присутственнымъ мѣстамъ и простираются не дальше, какъ на одну англійскую милю отъ обелиска на Георгіевской площади. Есть y нихъ свои обычаи, нравы и свое обращеніе, совершенно непривлекательное для ихъ ближнихъ.

М-ръ Соломонъ Пелль, джентльменъ изъ этой ученой корпораціи, былъ жирный дѣтина съ отвислыми щеками, ходившій во всякое время въ такомъ сюртукѣ, который, съ перваго взгляда, могъ показаться зеленымъ, a потомъ, при дальнѣйшемъ разсмотрѣніи, оказывался темно-бурымъ. Бархатный воротникъ этого одѣянія подвергался такому же хамелеонскому видоизмѣненію цвѣтовъ. Лобъ y м-ра Соломона Пелля былъ узкій, лицо широкое, голова огромная, носъ кривой, какъ будто природа, раздраженная наклонностями, замѣченными въ этомъ человѣкѣ при самомъ его рожденіи, круто повернула его съ досады на одну сторону и потомъ уже никогда не хотѣла исправить этого поворота. Впрочемъ, кривой носъ, весьма невзрачный на первый взглядъ, впослѣдствіи отлично пригодился своему владѣльцу: подверженный, при короткой шеѣ, страшной одышкѣ, м-ръ Соломонъ Пелль дышалъ главнѣйшимъ образомъ черезъ это полезное отверстіе на верхней оконечности его организма.

— Ужъ на томъ постоимъ: дѣло его въ моихъ рукахъ выйдетъ бѣлѣе снѣга, — сказалъ м-ръ Пелль.

— Вы увѣрены въ этомъ? — сказалъ джентльменъ, къ которому была обращена эта рѣчь.

— Совершенно увѣренъ, — отвѣчалъ м-ръ Пелль, — но еслибъ онъ попался въ лапы какому-нибудь неопытному практиканту, замѣтьте, почтеннѣйшій, тогда бы все перекувырнулось вверхъ дномъ.

— Э! — воскликнулъ другой собесѣдникъ, широко открывъ свой ротъ.

— И ужъ я бы не отвѣчалъ за послѣдствія, — сказалъ м-ръ Пелль, таинственно кивая головою и вздернувъ нижнюю губу.

Этотъ назидательный разговоръ производился въ трактирѣ насупротивъ Коммерческаго банкротскаго суда, и однимъ изъ разговаривающихъ дѣйствующихъ лицъ былъ никто другой, какъ м-ръ Уэллерь старшій, явившійся сюда съ благотворительною цѣлью доставить утѣшеніе одному пріятелю, котораго дѣло въ этотъ самый день должно было окончательно рѣшиться въ судѣ. М-ръ Пелль былъ стряпчимъ этого пріятеля.

— Гдѣ же Джоржъ? — спросилъ старый джентльменъ.

Стряпчій повернуль голову по направленію къ задней комнатѣ и, когда м-ръ Уэллеръ отворилъ туда дверь, шестеро джентльменовъ, посвятившихъ свою дѣятельность кучерскому искусству, поспѣшили встрѣтить своего собрата съ изъявленіемъ самаго дружескаго и лестнаго вниманія, не совсѣмъ обыкновеннаго въ этой почтенной корпораціи, проникнутой серьезнымъ и философскимъ духомъ. Несостоятельный джентльменъ, пристрастившійся съ нѣкотораго времени къ рискованнымъ спекуляціямъ по извозчичьей части, поставившимъ его въ настоящее затруднительное положеніе, былъ, повидимому, чрезвычайно веселъ и услаждалъ свои чувствованія морскими раками, запивая ихъ шотландскимъ пивомъ.

Привѣтствіе между м-ромъ Уэллеромъ и его друзьями имѣло свой оригинальный характеръ, свойственный исключительно сословію кучеровъ: каждый изъ нихъ приподнималъ на воздухъ кисть своей правой руки и, описывая полукругъ, разгибалъ мизинецъ, чтобъ протянуть его къ вошедшему собрату. Мы знали нѣкогда двухъ знаменитыхъ кучеровъ (теперь ужъ ихъ нѣтъ на свѣтѣ), братьевъ-близнецовъ, между которыми существовала самая искренняя и нѣжная привязанность. Встрѣчаясь каждый день въ продолженіе двадцати четырехъ лѣтъ на большой дуврской дорогѣ, они размѣнивались привѣтствіями не иначе, какъ вышеозначеннымъ манеромъ, и когда одинъ изъ нихъ скончался, другой, тоскуя день и ночь, не мотъ пережить этой потери и отправился на тотъ свѣтъ.

— Ну, Джорджъ, — сказалъ м-ръ Уэллеръ старшій, скидая свой верхній сюртукъ и усаживаясь со своею обычною важностью, — какъ дѣлишки? Все-ли хорошо сзади и нѣтъ-ли зацѣпъ напереди?

— Везетъ, какъ слѣдуетъ, дружище, — отвѣчалъ несостоятельный джентльменъ.

— Сѣрую кобылу спровадилъ кому-нибудь? — освѣдомился м-ръ Уэллеръ безпокойнымъ тономъ.

Джорджъ утвердительно кивнулъ головой.

— Ну, это хорошо, мой другъ, — замѣтилъ м-ръ Уэллеръ.- A гдѣ карета?

— Запрятана въ безопасномъ мѣстѣ, гдѣ, смѣю сказать, самъ чортъ не отыскалъ бы ее, — отвѣчалъ Джорджъ, выпивая залпомъ стаканъ пива.

— Хорошо, очень хорошо, — сказалъ м-ръ Уэллеръ. — Всегда смотри на переднія колеса, когда скатываешься подъ гору, не то, пожалуй, костей не соберешь. A бумагу тебѣ настрочили?

— Сочинили, сэръ, — подхватилъ м-ръ Пелль, пользуясь благопріятнымъ случаемъ принять участіе въ разговорѣ,- да ужъ такъ сочинили, что, съ позволенія сказать, чертямъ будетъ тошно.

М-ръ Уэллеръ многозначительнымъ жестомъ выразилъ свое внутреннее удовольствіе, и потомъ, обращаясь къ м-ру Пеллю, сказалъ, указывая на друга своего Джорджа.

— Когда-жъ вы, сэръ, расхомутаете его?

— Дѣло не затянется, — отвѣчалъ м-ръ Пелль, — онъ стоитъ третьимъ въ реэстрѣ, и очередь, если не ошибаюсь, дойдетъ до него черезъ полчаса. Я приказалъ своему письмоводителю извѣстить насъ, когда тамъ они соберутся.

М-ръ Уэллеръ осмотрѣлъ стряпчаго съ ногъ до головы и вдругъ спросилъ съ необыкновенною выразительностью:

— A чего бы этакъ намъ выпить съ вами, сэръ?

— Право, какъ бы это, — отвѣчалъ м-ръ Пелль:- вы ужъ что-то слишкомъ очень… — Я вѣдь оно не то, чтобы того, привычки, ей Богу, не имѣю, того… — Къ тому же теперь еще такъ рано, что оно, право, будетъ того… — Стаканчикъ развѣ пуншику, почтеннѣйшій, чтобъ заморить утренняго червяка.

Едва только произнесены были эти слова, трактирная служанка мигомъ поставила стаканъ пунша передъ стряпчимъ и удалилась.

— Господа! — сказалъ м-ръ Пелль, бросая благосклонный взоръ на всю почтенную компанію. — Господа! Этотъ кубокъ за успѣхъ общаго нашего друга! Я не имѣю привычки выставлять на видъ свои собственныя достоинства, милостивые государи: это не въ моемъ характерѣ. Но, при всемъ томъ, нельзя не замѣтить въ настоящемъ случаѣ, что если бы другъ нашъ, по счастливому стеченію обстоятельствъ, не нашелъ во мнѣ усерднаго ходатая по своему запутанному дѣлу, то… то… но скромность запрещаетъ мнѣ вполнѣ выразить свою мысль относительно этого пункта. Глубокое вамъ почтеніе, господа!

Опорожнивъ стаканъ въ одно мгновеніе ока, м-ръ Пелль облизнулся и еще разъ обозрѣлъ почтенныхъ представителей кучерскаго сословія, которые, очевидно, подозрѣвали въ немъ необъятную палату ума.

— Что, бишь, я хотѣлъ замѣтить вамъ, милостивые государи? — сказалъ стряпчій.

— Да, кажется, вы хотѣли намекнуть, сэръ, что не худо бы было, стомахъ ради, учинить вамъ репетицію въ такомъ же размѣрѣ,- отвѣчалъ м-ръ Уэллеръ шутливымъ тономъ.

— Ха, ха! — засмѣялся м-ръ Пелль. — Не худо, истинно не худо. Должностнымъ людямъ подобаетъ. Въ ранній часъ утра было бы, такъ сказать, приличія ради… — Пусть идетъ репетиція, почтеннѣйшій, пусть идетъ. Гмъ!

Послѣдній звукъ служилъ выраженіемъ торжественнаго и сановитаго кашля, которымъ м-ръ Пелль хотѣлъ привести въ надлежащія границы проявленіе неумѣренной веселости въ нѣкоторыхъ изъ его слушателей.

— Бывшій лордъ-канцлеръ, милостивые государи, очень любилъ и жаловалъ меня, — сказалъ м-ръ Пелль.

— И это было очень деликатно съ его стороны, — подхватилъ м-ръ Уэллеръ.

— Слушайте, слушайте! — повторилъ одинъ чрезвычайно краснолицый джентльменъ, еще не произносившій до сихъ поръ ни одного звука. Водворилось всеобщее молчаніе.

— Однажды, господа, имѣлъ я честь обѣдать y лорда-канцлера, — продолжалъ м-ръ Пелль. — За столомъ сидѣло насъ только двое, онъ да я; но все было устроено на самую широкую ногу, какъ будто состояло присутствіе изъ двадцати человѣкъ: большая государственная печать лежала на подносѣ, и джентльменъ въ парикѣ съ косой хранилъ канцлерскій жезлъ. Былъ онъ въ рыцарской бронѣ, съ обнаженной шпагой и въ шелковыхъ чулкахъ… все какъ слѣдуетъ, господа. И вдругъ канцлеръ говоритъ: — "Послушайте, м-ръ Пелль, въ сторону фальшивую деликатность. Вы человѣкъ съ талантомъ; вы можете, говоритъ, водить за носъ всѣхъ этихъ олуховъ въ коммерческомъ судѣ. Британія должна гордиться вами, м-ръ Пелль". Вотъ такъ-таки онъ и сказалъ все это слово въ слово, клянусь честью. — "Милордъ, говорю я, вы льстите мнѣ". — "Нѣтъ, м-ръ Пелль, говоритъ онъ, — будь я проклятъ, если я сколько-нибудь лгу".