Ванька-ротный - Александр Шумилин

Немецкие танки не стали задерживаться. Они перевалили бугор и не спеша двинули на Журы. [Дивизия оказалась разбитой.] Оборона дивизии была рассечена. Со стороны Оленино на оборону дивизии наступала группа немцев. Артиллерия наша была разбита. Немецкие танки ринулись громить наши тылы. Когда танки появились в деревне, где в медсанбате лежали раненые, медперсонал и ходячие раненые кинулись кто куда. 17-я гвардейская дивизия была разбита и окружена. Березина последний раз видели в деревне Жиздерево. Охрана генерала попала в плен к немцам. Из деревни Жиздерево вырвался один солдат. Он перешёл линию фронта немцев и рассказал, что генерал Березин до подхода немецких танков скрылся. Мы стояли на дороге Белый-Пушкари. Это была прямая дорога на Оленино. Но немцы на нас не пошли. Они, вероятно, думали, что здесь располагался сильный опорный пункт. Я стоял с пулемётом на дороге. Слева от меня никого не было. Я не особенно волновался, что слева от меня весь фронт открыт.

Я не знал, где в данный момент находятся немцы. Можно было всякое предполагать. Я помнил одно, — я должен держать стык дивизий на дороге, если у меня ни слева, ни справа не будет никого. Командир соседней (справа) стрелковой роты прибежал ко мне и сообщил:

— Я с ротой снимаюсь!

— Никуда ты не денешься.

— Как никуда, У меня приказ отходить.

— Я тебя не выпущу по оврагу. Ты понял? Вот два станковых пулемёта. Как только ты со своими солдатами вылезешь из траншеи в овраг, я открываю огонь.

— Ты что? Будешь бить по своим?

— А ты как думал? Вы хотите драпать. А я на вас буду сзади смотреть. У меня приказ держать дорогу.

— Я буду сейчас звонить в штаб полка.

— У тебя есть связь?

— Да!

— Доложи по телефону. Мне нужен тоже приказ вашего полка на отход. Пусть ко мне из вашего полка пришлют штабника с приказом мне на отход. Когда он придёт, я тебя из оврага выпущу. Всё понял? Командир стрелковой роты убежал в траншею. Вскоре он вернулся ко мне с представителем штаба.

— Лейтенант! Тебе приказ нашего майора выходить по дороге на Пушкари. Вот письменное распоряжение. Ты с пулеметами переходишь в наш полк!

Майор мне официально отдал приказ на отход.

(Отход от Белого).

Глава 15. Отход от города Белый

1942 года

К вечеру мы получили официальный приказ оставить свои позиции. Пулемётные окопы быстро опустели, хода сообщения остались позади. Было ещё светло, когда мы пригнувшись к земле вышли на поверхность земли, спустились в овраг и пошли в сторону дороги, которая уходила от города Белого в тыл, в сторону д. Пушкари. Впереди на дороге в ночной темноте шли солдаты соседней дивизии[157]. |нам прикажут занять оборону и мы окопавшись оседлаем дорогу и займем новый рубеж.|

Станковые пулемёты перед выходом обычно разбирают. Щит, ствол и станину солдаты несут отдельно. Станина — самая тяжелая часть пулемёта. Её заваливают на спину солдату и, он, пошатываясь, шагает с ней тяжело переставляя ноги. Станина Максима имеет довольно ходкие и прочные колёса. На колёсах станину можно легко вести по земле. Но по старой привычке солдат почему-то заставляют её таскать на спине. Солдаты, между прочим, против этого ничего не имели.

Думаю, когда солдат идёт по болоту или под ногами у него булыжник мостовой, пни, кочки, поваленные деревья |в лесу|, то катить станину на катках неудобно. В таких местах солдат надевает её на себя. А зачем спрашивается по ровной дороге тащить тяжелую станину на себе? Так делали только в мирное время. Берегли материальную часть и тренировали солдат на выносливость. На войне в этом не было смысла. Я подал команду снять станину со спины и катить её на катках. Нужно беречь солдатские силы и спины |подумал я|. Никто не знает, сколько еще осталось идти.

Тяжело ступая, пулемётная рота растянулась по дороге. Солдаты идут молча, шагают медленно и неторопливо. Дорога незаметно начинает подниматься в гору. Обгоняя пулемётчиков налегке, уходят вперёд стрелковые роты.

— Эй дорогу! — слышится позади.

Солдаты нехотя сходят на обочину дороги, а по дороге |храпя,| лошади волокут сорокапятку. Все устремились вперёд, в темноту, спешат и торопятся, обгоняют друг друга. Кто ушел вперёд, кто отстал, не имеет значения. При получении приказа на отход, я договорился с полком, что по дороге пулемётную роту пополнят боеприпасами и продуктами питания. Действительно, представитель полка встретил нас в темноте на дороге, когда мы подошли к какому-то сараю. Вокруг повсюду шныряли солдаты, они грузили обоз. Он попросил меня пройти к командиру полка, в блиндаж в овраге. Командир полка, майор, показал мне на карте место на дороге.

— Вот здесь займёшь оборону, у подножья безымянной высоты. Ты должен оседлать дорогу, которая проходит в этом самом узком месте. |между болотом и крутым подножьем высоты. Слева болото, справа крутой подъем на высоту.|

Я посмотрел на карту и спросил:

— Кто справа и слева меня?

— Место, где ты будешь стоять, узкое. Кроме пулемётной роты там не будет никого. Справа от тебя болото. Слева крутой скат высоты, за болотом ничейная полоса. А дальше оборону занимаем мы. Телефонную связь дать не могу, связь будешь держать посыльными.

Я понял сразу, что моей пулемётной ротой затыкают шоссе, что идёт на Пушкари.

— Вы хотите поставить меня в качестве заслона и я должен буду пулемётами отбиваться от немецких танков.

— Вы же знаете! Немцы без танков по дороге не пойдут.

— Пулемётами против танков, простите, не воюют.

— Оседлать дорогу я не боюсь. А держать её без пушек я не буду.

После недолгого препирательства майор |уступил и| велел отдать в моё распоряжение пушку сорокапятку.

— Из артиллерии у меня в полку больше нет ничего.

— Ну положим — сказал я, — я видел в полку две 76-ти миллиметровые пушки.

Майор помолчал и сказал:

— Они не мои!

Когда весь полк окончательно снялся и в темноте отошел за болото, когда мимо нас по дороге прошла последняя стрелковая рота, прикрывавшая общий отход, я вывел своих солдат на указанное место и занял позицию. Вскоре из тыла, со стороны леса из-за болота затарахтела повозка и за повозкой следом прикатила сорокапятка. Пушку отцепили от передка, положили на дорогу ящик со снарядами, повозку и передок сразу угнали в тыл. Чувствовалось, что пушку оставили на уничтожение. Ко мне подошел командир огневого взвода, такой же лейтенант, молодой и белобрысый как я.

— Здравствуй!