Ванька-ротный - Александр Шумилин

Я поднялся на бугор, ещё раз оглядел стоявшие там пулемёты, спустился к дороге и сказал:

— Фомичев, время истекло! Нам нужно идти! Ты остаешься здесь и обороняешь позиции. Без моего личного приказа, не отходить!

Пулемётчики подняли разобранный на три части станковый пулемёт и понесли его вслед за нами.

Небольшая группа людей стела медленно подниматься на высоту. Я сказал Петру Иванычу:

— Ты не отставай! Иди рядом и не очень бойся. На высоте нет никого. Я её с утра оглядел в бинокль. Пойдём двумя группами, чтобы при обстреле не накрыло всех сразу

— Ты вообще в военном деле чего-нибудь соображаешь?

Мы шли двумя группами, пригнувшись и осматриваясь по сторонам.

— Пусть думают, что мы идём с тобой впереди и ничего не боимся! Для солдата важно такое понимание, Земля на высоте была не пахана, трава и мелкий кустарник росли вольно в высоту (повсюду).

— Как мог политрук идти в каске в такую жару, — думал я, вытирая пилоткой вспотевшее лицо и переносицу.

Пулемётчики то катили, то подхватывали на руки станину, перетаскивая ее через кочки и ямы. Постепенно (вокруг), с подъемом на высоту, вокруг открывалась далекая панорама (пространственная перспектива). Я осмотрелся кругом. Горизонт отодвинулся ещё дальше. Видны были леса и поля и уходящая в Белый дорога.

Мы прошли метров триста, я подал команду сделать привал. Я считал, что солдаты тяжело нагружены, им нужно было дать отдышаться, а мне оглядеться кругом. Здесь среди стебельков и солнечных бликов ползали жучки, паучки и стрекотали кузнечики. Было жарко и знойно от солнца и от ходьбы.

Я встал на колени, поднёс к глазам полевой бинокль и стал водить, рассматривая дорогу. Вдруг мой взгляд остановился. Все сразу (усекли моё) увидели напряжение на моем лице.

— Танки! — сказал я в полголоса, как бы боясь, что меня немцы услышат. Я махнул рукой в ту сторону, где на косогор поднималась дорога. Все, кто лежал и сидел на земле, сразу вскочили, (как по команде) вытянули шеи и, прищурив глаза, стали (не отрываясь) смотрели на дорогу.

Из низины, в которой раскинулся город Белый, на дорогу выползали темные очертания коробок. Я оторвал от глаз бинокль, обвел взглядом своих солдат, как бы проверяя, все ли они на места, и снова припал к окулярам. Все смотрели на меня и ждали, что я скажу.

— Надо возвращаться! — сказал я. И все с облегчением вздохнули и сразу заторопились.

— Без паники и суеты! — рыкнул я.

— Не бежать! Отходить спокойно!

Пулемётчиков не удержать. Они ещё ниже склонились к земле и стали спускаться с высоты к дороге. Солдаты народ энергичный, если почуют беду!

Пулемётчики и артиллеристы, оставшиеся на дороге, танки не видели. Но потому как мы быстро повернули обратно и поспешили вниз, сразу забегали.

— К бою! — крикнул я, на подходе к дороге.

— Немецкие танки и пехота идут (двигаются) на нас по дороге!

Солдаты врассыпную кинулись занимать свои места согласно боевому расчету. Пулемётчики знали, что они должны делать и как вести себя по команде "К бою!". Наводчик за пулемётом. Его помощник у ленты с коробками. Подносчик патрон (с коробками) ниже наготове, И не дай бог, что кто-то из них прозевает (что-либо) сделает не так этого требует бой. У пулеметчиков отработано (тактика) дело. (не только взаимосвязь, но и взаимозаменяемость. Пулемет стоит, а расчет вокруг него ползает. Ни один из них не имеет права отлучиться хоть на один миг. Это в пехоте солдат увидел танк, бросил окопы и драпает, только каска мелькает. У пулеметчиков на этот счет свои правила.) Мы тоже отступали и отходили. Но я всегда главным для себя сохранить людей, не потерять их без пользы делу. Наступала решительная минута, и я в такие минуты был зол и решительно собран. Воля заставляла мгновенно работать меня. (Я не думая собрал свою волю в кулак и уже действовал только покрикивая).

Отсюда с бугра танков противника ещё не были видно. Они ползли сейчас где-то там на подходе к перевалу.

Артиллерист лейтенант посадил своих солдат под бугор, подбежал к сорокапятке, зарядил её бронебойным, откинул часть кустов, которые закрывали … (натыкали для маскировки) и стал крутить ручки. У орудия остался он остался один (лейтенант). Солдаты артиллеристы сидели возле Сокова.

— Вынь наган! — крикнул я Сокову. И стреляй каждого, кто без моей команды шагнёт к болоту!

Политрук расстегнул кобур, но доставать наган (не стал) не решился.

Мне было важно, чтобы в самый страшный и напряженный (ответственный) момент не появилась паника. Пусть у каждого трясутся поджилки. У меня у самого на душе не спокойно. Мне нужно, чтобы ни один человек не побежал. Петр Иваныч смотрел на меня. У него на лице было написано:

— Что же ты хочешь делать? Стаять против танков. Такого ещё не бывало!

— Почему револьвер у тебя не в руке. Отвечаешь головой, если хоть один солдат сунется в болото!

После моего окрика все прильнули к земле. (Она близкая и надежная. Но и она не всегда спасала солдата) Через несколько минут трясучка прошла. Солдаты успокоились. Волнуйся не волнуйся! Приказано сидеть! Все равно никуда не денешься. А я в такие минуты почему-то был зол.

Теперь у солдат появились желание взглянуть на немецкую танковую колону, которая громыхая шла по дороге и с каждой минутой приближалась. (к их рубежу). Нужно было выяснить, насколько она страшна и опасна.

— Не высовываться! — крикнул я и припал к стереотрубе.

Солдаты хотели сами окинуть одним глазом и оценить обстановку, посмотреть на ползущие танки, а их окриком прижали к земле.

Лежать за обратным скатом и перед собой ничего не видеть (к этому) они непривыкши даже непривычно. В пехоте обычно, чуть шевельнулся немец, все высунули (носы и) головы, глазеют на него, чего он там собирается делать. А тут танки идут и взглянуть не дают. Может он ползёт как раз на тебя. Может нужно чуть подвинуться в сторону, чтобы гусеница мимо прошла. А командир роты орет — "Не высовывайся! " Ну и дяла! Лежи как бревно (матрос в отсеке подводной лодки). Слушай, поворачивай, нажимай и ничего не видь! Я рыкнул ещё раз на солдат, и они прилипли к своим местам.

Вот из-за края дороги показался задранный кверху ствол танковой пушки, затем черная башня, гусеницы и плоское дно. Вот он первый танк на дороге во всей своей громаде, (и красоте). Он качнулся разом вперёд и вывалился на дорогу. Следом за ним появились ещё. Я стал считать их по порядку. Слева и справа по обочине дороги шла немецкая пехота с автоматами и винтовками наперевес. Они, как и политрук Соков, были все в железных касках.

— Это хорошо! — подумал я. Ни одного в пилотке. На всех стальные шлемы. Народ трусоватый. Храбрецов не видать. Рукава закручены. В зубах сигареты. Это они от страха. Так для внешнего вида. (А в животе уже бурлит) Френчи нараспашку, а шаг торопливый, мелкий и неуверенный. В стереотрубу все хорошо видно, даже их пыльные лица.