Ванька-ротный - Александр Шумилин

Немец теперь стоял задом к нам. Мы пошли на него и на пулемёт. Стоило немцу повернуть голову, покосить глазом в нашу сторону, мы были теперь совсем рядом. Но немец стоял полубоком и не взглянул больше в нашу сторону. Немцы не предполагали, что мы нагло, в открытую попрёмся на пулемёт. Но вот немец повернулся проворно, взглянул на меня, я шёл на него и, не целясь, тут же с рук дал в его сторону очередь трассирующих из автомата. Солдат из своего автомата пустил очередь трассирующих тоже в сторону немца.

На лице у немца выразился испуг, он вскинулся и попятился за угол сарая. Обе очереди наших трассирующих в немца не попали.

— Смотри по сторонам! — крикнул я Куприянову и пошёл на пулемёт.

Куприянчик шёл чуть сзади и справа. Он бил короткими очередями по деревне в промежутки между домами, кой-где уже мелькали немцы. Немцы, услышав выстрелы, забегали между домов. Попытка вернуть брошеный пулемёт погубила немцев. Они надеялись улучить подходящий момент и подобраться к пулемету. Каждый раз, когда они высовывались из-за угла сарая, я давал в их сторону короткие очереди. Пули визжали, щепа летела от края бревен. А когда перед твоим носом летят пули, страх и дрожь мешает думать и видеть реально.

— Стреляй вдоль деревни! Не давай им перебегать между домов! — кричу я.

Солдат полон внимания и мгновенной реакции. Смотрю вдоль улицы — перебежки прекратились.

До пулемета мне осталось всего ничего. Я в два прыжка оказался возле него. Металлическая лента была заправлена, как положено. Я опустился на колено, передернул ручку и, развернув пулемет в сторону деревни, дал длинную очередь. Лента заметалась и запрыгала в коробке. Автомат висел у меня на плече. Сплошной смерч огня вырвало из надульника пулемета. Пули резали землю, рвали щепу с бревенчатых стен домов. Немцы услышали звук стрельбы пулемета, сорвались с места и побежали из деревни. Они, видно, подумали, что в деревню ворвалась с пулеметами целая рота. Они никак не могли понять, что всего двое русских подняли такой шум и шухер в деревне. Немцы отдельными группами побежали из деревни. А по улице, заливаясь, бросая снопы огня, бил немецкий трофейный пулемет с металлической лентой.

И только когда сидящие под бугром увидели, что немцы по бугру побежали из деревни в сторону льнозавода, они вылезли из-под обрыва и не спеша, рысцой, подались вперед.

Я бросил немецкий пулемет, перебросил с плеча автомат в руки и побежал догонять толстого немца. Я бежал за ним и стрелял на ходу из автомата. На немце была широкая накидка. Она на бегу раздувалась, пули как бы входили в нее, а немец продолжал бежать и не падал. Я давал короткие очереди трассирующими и видел, как пули входили в накидку и прошивали ее. У немца в руках не было ничего. Он бросил свой пулемет и теперь бежал налегке. Я бегу за ним и с двух рук стреляю на ходу. Даю короткие очереди. Берегу патроны. Немец в пятнадцати метрах впереди от меня. Мне неудобно бежать.

Обе руки лежат на автомате. Я вижу, что мы бежим с одинаковой скоростью. Он бежит, посматривая назад. Я даю короткую очередь. Вижу, как пули входят в него. Вот, думаю, сейчас он сделает еще пару шагов и упадет. А он продолжает бежать все быстрее. Даю еще очередь. Вижу, трассирующие широким веером. Как пчелы облепили его. Они впиваются, проникают насквозь, а он, как заколдованный бежит и бежит вперед.

Мелькает мысль: "Он заколдован!". "Ну и дурацкая мысль!", — ловлю я себя. Остановиться, прицелиться, взять его на мушку? Потеряешь много времени. Ведь, стервец, еще дальше убежит.

Автомат при стрельбе дает большой разброс. Перехватываю автомат за середину ложа в правую руку, делаю рывок вперед, быстро догоняю немца. С хода ударяю его прикладом по шее |попадаю в каску|, немец от удара падает, а я стою на земле и тяжело дышу. Он лежит на земле, пыхтит, сопит и отдувается, и подниматься, как видно, не собирается. Устал и решил отдохнуть. Куда ему теперь торопиться? Я поддеваю его легонько носком сапога, он нехотя поднимается с земли и поднимает руки вверх. И почему-то улыбается. Улыбка расползлась во всю физиономию. Чего тут смешного? Чему он так рад? Доволен, что остался живым! Наши солдаты, попавшие к немцам в плен, наверное, сейчас не улыбаются. Я показал ему знаком, чтобы он опустил руки, и мы, как старые знакомые, не спеша рядом пошли. Я посмотрел в сторону деревни и сказал ему вслух:

— Ну, брат, и убежали мы с тобой прилично! Еще пару минут, и можно было бы сворачивать на льнозавод!

Немец, конечно, ничего не понял, но сказал мне в ответ:

— Гут! Гут!

Когда мы пришли с немцем в деревню на то самое место, где стоял пулемет, на крыльце окруженный солдатами сидел Куприянов, а рядом у его ног стоял пулемет. По деревне уже бродили солдаты. Привели еще двух пленных, с перепугу спрятавшихся в разрушенных домах. Так без единой потери убитыми с нашей стороны была отбита от немцев деревня Демидки. Судьба поставила на грань смерти в начале всего две жизни. Обернись тогда немецкий пулеметчик, и наши две жизни оборвались бы в тот же миг. Но я почему-то чувствовал и был уверен, что мы невредимыми дойдем до угла сарая, где стоял пулемет. Все висело на волоске. Но почему я тогда пошел на такой отчаянный шаг? Возможно, несправедливость и обиды толкнули меня вперед. Ведь словами Ковалёву и его заму Козлову ничего не докажешь. У них была своя мерка к людям и жизни. Они жили похотью и сытьем и ничего кроме себя не видели.

Но что, собственно, произошло? Деревню взяли, а какие награды получили солдат Куприянов и я? Да никаких!

— А почему?

— Да потому! В донесении дивизии сдача немцам деревни Демидки не фигурировала. И награждать за нее людей было нельзя.

— Ну, а может, что другое сказали?

— Даже спасибо за взятую деревню сказать позабыли. Правда, гораздо позже, потом выразили мне доверие и дали новое назначение, о котором я потом расскажу.

Политрук Соков забрал своих пулемётчиков и ушел с ними в |пулеметную роту| деревню. В деревню ночью послали полнокровную стрелковую роту, взятую из другого полка, из района Шиздерово. Мне сказали, что пока я буду располагаться на переправе как резерв штаба дивизии.

В деревню притащили полковую пушку, поставили два станковых пулемета и приказали рыть окопы, щели и строить блиндажи. В деревню назначили нового комбата. Я за оборону деревни лично не отвечал. Я должен был следить за тем, чтобы во время налета немецкой авиации не пускать на переправу бегущих солдат. Мне добавили еще четырех человек, и я со своими двумя и этими новыми расположился под берегом у обреза воды. Мы вырыли щели, построили себе землянку и занялись от безделья глушением рыбы в реке. В деревне немцы оставили два ящика круглых, как картошка, гранат. Ящики стояли под крыльцом одного из домов. Я пришел в деревню и велел своим солдатам забрать эти трофеи. Солдаты в деревне не знали, для чего мы прибрали два ящика немецких гранат. Никто особенно не возражал, когда мы их забирали.