Тяжелые звезды - Анатолий Куликов

На мой вопрос, что с президентом и в каком он состоянии, Лебедь ответил очень уклончиво: «Ну, он болен…», и начал говорить загадками: «Здесь ребята не понимают, что надо делать в такой ситуации!.. Здесь нужен ваш совет!..»

Как только Лебедь закончил разговор, я позвонил к себе в министерство и попросил срочно направить за мной служебную машину. Мне по-прежнему было неясно, что произошло. Если государственный чиновник столь высокого ранга поднимает министра внутренних дел с постели как по тревоге, намекает, что президент чуть ли не при смерти — это не может быть розыгрышем. Значит, положение, действительно, очень серьезное.

Я, конечно же, обратил внимание на то, в каком контексте были названы имена генералов государственной безопасности Александра Коржакова и Михаила Барсукова — людей в ту пору влиятельных, информированных и обладающих силой, достаточной для того, чтобы в обстановке нестабильности на какое-то время перехватить инициативу в свои руки. Тяжелая болезнь или, того хуже, смерть главы государства — достаточный повод для царедворцев, чтобы начать собственную рискованную борьбу за власть. Так уже не раз было в нашей истории. Я не сомневался: если что случится с Ельциным, в ход пойдут старые проверенные схемы — умолчание, дележ постов, присяга верных полков и прочее… Звонок Лебедя я расценил как предупреждение, что надвигается нешуточный шторм.

Машина подошла через 20 минут: на улицах Москвы было еще пусто. Несмотря на ранний час, на ходу связался с премьер-министром В.С. Черномырдиным: «Вам что-нибудь известно о болезни президента?» «Нет, — Виктор Степанович говорил спокойно и уверенно, — президент здоров! Мало того, он сегодня проводит заседание Совбеза». «Да, — подтвердил я, — заседание назначено на 11 часов». «А что случилось?», — в свою очередь спросил меня председатель правительства. — «Да там, как говорят, Барсуков и Коржаков… Какая-то коробка с деньгами…» «А, это… — Черномырдин оказался в курсе происходящего. — Вчера, в 23 часа, я разговаривал с Барсуковым: он сказал, что там вроде бы все законно и что все уже разрешилось…»

Я сказал Черномырдину о звонке Лебедя, известил, что по его просьбе сейчас еду к нему на Старую площадь и сам попробую разобраться в ситуации. Виктор Степанович это одобрил: «Поезжай. Только прошу — потом позвони мне».

В здании на Старой площади, где находился офис Совета безопасности и где теперь располагался его новоиспеченный секретарь Лебедь, Александр Иванович встретил меня и, усадив за журнальный стол, предложил выпить чаю.

Когда его принесли, Лебедь начал извиняться: «Вот, чашки все куда-то унесли… Будем пить из стаканов». Я пожал плечами: «Какая разница, попьем из стаканов».

Лебедь неожиданно начал разговор совсем издалека: «А.С., вы знаете, в Министерстве обороны готовился новый ГКЧП…» («Государственный комитет по чрезвычайному положению» — самопровозглашенный орган власти, в состав которого вошли люди, предпринявшие в августе 1991 года попытку государственного переворота и устранения первого президента СССР М.С. Горбачева. — Авт.).

В изложении А.И. Лебедя «новый ГКЧП» представлял собой круг генералов, которые обменивались злокозненными замыслами в кабинете министра обороны Павла Грачева. Кроме неизвестно как оказавшегося среди них министра обороны Грузии Вардико Надебаидзе, Лебедем в числе заговорщиков были упомянуты имена еще нескольких военачальников, многие из которых оказались моими однокашниками по Академии Генерального штаба. Так как я учился в одно время с Грачевым, мои однокашники в равной степени были и товарищами Павла Сергеевича.

Я их всех очень хорошо знал и, честно говоря, словам Лебедя не поверил. Разве можно считать мятежом посиделки умных и знающих людей, которые совершенно в духе Академии Генштаба привыкли говорить друг с другом откровенно и оценивать ситуацию объективно — без боязни называть вещи своими именами?

Сам Лебедь в нашей академии не учился, и это обстоятельство очень сильно сказывалось на всем, что он делал до и после своего похода на Кремль. И во время похода — тоже…

Я Лебедя прервал: «Александр Иванович, сейчас меня прежде всего интересует состояние здоровья президента. Вы мне сказали, что он очень болен…»

Совершенно неожиданно Лебедь вдруг замельтешил: «Нет, нет — ему уже гораздо лучше! Да, кстати, он должен мне сейчас позвонить…»

Действительно, около 6 часов утра раздался телефонный звонок, и я, предугадывая, что это Ельцин, попросил Лебедя уточнить — состоится ли в 11.00 заседание Совета безопасности. Вопрос законный: членом этого совета являлся я сам.

Лебедь, однако, начал бойко докладывать Ельцину о надуманном заговоре в Министерстве обороны и начал перечислять фамилии. Я понял, что эти люди обречены. Понял по обрывкам разговора, когда, судя по всему, президент задал вопрос «Что делать?» и получил в ответ дословный ответ Александра Ивановича, начавшего работу на ниве государственной безопасности: «Борис Николаевич, Боже упаси, давать вам какие-либо советы, но я думаю, что этих людей нужно уволить». Дальше все по-военному: «Понял!.. Есть!.. Понял!..» Краем глаза Лебедь взглянул на меня и, словно через силу припоминая мою просьбу, спросил у Ельцина, состоится ли сегодня заседание в 11.00. Президент подтвердил: да, все по плану, никаких изменений нет.

Лебедь положил трубку, и мы продолжили разговор, касавшийся Коржакова и Барсукова. Поводом к этому послужили события, развернувшиеся вечером предыдущего дня, в половине шестого, когда на проходной Дома правительства с большой суммой долларов США в теперь уже знаменитой «коробке из-под ксерокса» были задержаны члены предвыборного штаба Ельцина — Лисовский и Евстафьев.

Не сомневаюсь, что Лебедь начал этот разговор затем, чтобы понять — а какую, собственно, позицию намерен занять я сам? Что мне известно? Как я среагирую на старые имена в новом политическом контексте: Александр Коржаков, Михаил Барсуков?..

Лебедь — человек во власти новый. Может не знать всех деталей кремлевской жизни, и уж тем более мне неизвестно, с кем из политиков выступает он в союзе в эту минуту. С Чубайсом? С Коржаковым? С неведомой мне силой, которая поставила в этой интриге на перспективного Александра Ивановича?

На поверку могло оказаться все, что угодно. Как сказал один остроумный и проницательный человек: «В политике не играют, а только без перерыва тасуют карты…»

Я пожал плечами: «Пока мне ничего не известно. Я не стану говорить, кто прав, а кто виноват, пока не уточню, что известно об этом деле милиции».

Честно говоря, я повел себя очень настороженно и с облегчением попрощался с Лебедем до 11 утра. Еще раз посчитал, что бы могли означать этот заполошный звонок на дачу, похоронные нотки в голосе новоиспеченного секретаря Совбеза? Провокацию? Поиск союзников? Проверку на лояльность или, действительно, искреннее желание спросить совета в трудную минуту?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});