Конфуций и Вэнь - Георгий Георгиевич Батура

с ним. Более того, из текста понятно, что сами ученики – без согласования с Учителем – решают вопрос: допустить или не допустить к Конфуцию постороннего человека. По той причине, что Учитель мертв.

А для чего чиновнику понадобилось видеть покойного Учителя? Мы можем задать читателю встречный вопрос: а почему, например, в СССР в течение более чем полувека выстраивались и выстраиваются очереди к мавзолею Ленина? Ведь все эти миллионы людей хотят видеть Ленина в гробу. Видеть – для того, чтобы малое могло приобщиться к великому на Земле, – чтобы «низы» могли приобщиться к «верхам». Вот и чиновник тоже, причем, инстинктивно, от своего внутреннего порыва, хочет приобщиться к тому великому Человеку, Учение которого он действительно понял и высоко оценил.

Причем, можно вполне обоснованно сказать, что этот чиновник является собратом Конфуцию по своей одаренности в «китайской грамоте», – по восприятию ее образности и зрительной «картинности». Это видно из его высказываний. Вот как он объясняет свое стремление увидеть Конфуция. Он говорит: «Я еще не вкусил колосьев нового урожая». И действительно, когда «колосья» росли в поле, – они были «живы». Когда «колосья» умерли, – когда урожай собрали – их надо – по ритуалу! – «вкусить». Вот он и хочет «вкусить» пользу для своего духа от того Конфуция, который уже умер, – как и те «колосья», о которых он ведет речь.

И далее он продолжает: «Я еще не получил пользу (дэ) от [его] лицезрения (цзянь)». И обратим внимание, здесь он тоже не называет имени Конфуция. Но главное – другое. Чиновник использует тот омоним дэ, который в Раннем Чжоу всегда использовался в качестве равноправного заменителя «настоящего Дэ», и это не случайно. Если чиновник прекрасно ориентируется в том, кто́ такой Цзюнь цзы, и при этом – единственный во всем Лунь юе! – нисколько не смущаясь, именует Конфуция этим высоким именем, значит, он также знает и о Дэ. Знает – опытно. Вот это Дэ он и хочет «получить» от «настоящего» Конфуция, воспринимая его уже не как человека, а как «духа верха».

При этом следует хорошо понимать также и то, что по своей истинной сути тело умершего Конфуция является наилучшим «видом» той деревянной «таблички предка», которой издавна поклонялись все китайцы. И если дух умершего человека может пребывать в «табличке», то тем более – в его собственном теле. Поэтому древние египтяне бальзамировали своих умерших, – чтобы «продлить» их жизнь на земле, т. е. чтобы сохранить земное пристанище для их души-Ка. А египетское Ка – это и есть китайское шэнь («дух» умершего человека). Вполне вероятно, что и китайцы долго не хоронили своих покойников именно по этой причине: чтобы как можно дольше оставаться рядом с «душой» умершего близкого человека.

Этот чиновник зашел в помещение, и затем «вышел» (чу). Этот иероглиф (чу) имеет одновременно значение «появиться», т. е. чиновник «зашел и затем появился вновь». Так можно сказать только в том случае, если тот наблюдатель, который фиксирует этот факт «входа» – а это ученики, – находится снаружи этого помещения. Значит, ученики стояли вне помещения, а чиновник зашел внутрь, и такое вряд ли было возможно, если бы Конфуций в это время был жив. Наверное, сами ученики боялись смотреть на открытый гроб с покойником.

Мы в своем рассмотрении последовательно продвигаемся по тексту суждения. И далее мы видим, что чиновник обращается к ученикам, используя то редкое словосочетание, которое было характерно и для самого Конфуция при его жизни, причем, в самых близких и доверительных беседах с учениками. Традиционно оно передается как эр сань цзы, буквально, – «два-три ученика (букв. сына)», причем, это странное обращение буквально «впечаталось» в менталитет китайцев с глубокого прошлого, как «Отче наш». Логически рассуждая, эр сань цзы – это, в какой-то степени, «бессмыслица», которую невозможно объяснить никаким знанием китайского языка, невозможно оправдать никакими аргументами. Это выражение всегда воспринималось в Китае на веру, как некий «завет Конфуция», но понимают и переводят его всегда иначе: например, «вы, несколько человек»; «вы, господа»; «дети мои», – кто на что горазд, но иногда и буквально – «два-три ученика».

И тем не менее, попробуем немного порассуждать на эту тему, – ведь данное словосочетание для Конфуция является характерным. Вопрос заключается в том, что́ конкретно оно означало для китайцев? Причем, пример данного суждения – то, что эти слова использует совершенно посторонний Конфуцию человек – показывает нам, что его вряд ли придумал сам Конфуций, и что оно существовало в это время как некое устоявшееся словосочетание, понятное всему обществу. Здесь может быть два решения этого вопроса, причем, значение словосочетания в любом варианте почти не меняется.

Первое решение: это действительно эр сань цзы – «два-три ученика». Изначально в Китае не было каких-либо сообществ, основанных на какой-либо иной, кроме племенной, общности. Поэтому самими близкими для взрослого человека были его сыновья. «Два-три сына» – это и есть первоначальное буквальное значение этой фразы, означающей самых близких молодых людей у взрослого человека. С развитием общества «отец» преобразовался в «учителя», а «сын» – «в ученика». И фраза стала восприниматься в смысле «самые близкие (или лучшие) ученики», без указания на их число.

Второе решение: возможно, знак эр – это, в действительности, неправильно понятое восстановителями текста первоначальное шан. Знаки шан («верх») и эр («два») графически очень схожи, а ко времени кодификации текста китайцы уже ничего не знали о древнем знаке шан. Это шан мы видим в иероглифе Жэнь, поэтому в таком предположении нет ничего невероятного. В таком случае выражение следует читать как шан сань цзы, при этом его понимание незначительно изменяется, т. к. его буквальный перевод – это «высшие три ученика». То есть речь в таком случае идет о каких-то трех лучших учениках. Однако, вполне вероятно, что впоследствии эта фраза приобрела значение некого обобщенного выражения в смысле «лучшие ученики», причем, небольшое число. Само число «три» носило в Китае символическое значение и принадлежало к числу «счастливых». Суть выражения от такого понимания не меняется. И еще одно уточнение. Иероглиф цзы мог означать не только учеников, но вообще любого молодого человека, и в таком случае в числе прибывших хоронить Конфуция могли быть и его молодые родственники.

Мы уже неоднократно доказывали, что в знаменитом иероглифе Жэнь, который Конфуций заимствовал из Ши цзин, его правая графема – это и есть древний иероглиф «верх», обозначающий «[духов] верха». Там, где верхняя горизонтальная черта была короче нижней, – это в Раннем Чжоу всегда означало «верх», а где эти две черты были равны по длине, – это было числительное «два». После того, как в графике иероглифов