Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У них действительно имелись основания в это верить. В начале 1990-х гг. Венгрия, имея долг в 20 млрд. долл., доставшийся ей от коммунистического прошлого (сумма которого продолжала расти, достигнув к 1995 г. 33 млрд. долл.), и переживая огромные трудности перевода экономики страны на новые рельсы, оказалась в глубоком экономическом кризисе. По своим показателям этот кризис превзошел обвал времен Великой депрессии 1930-х гг., ВВП вернулся на уровень 1989 г. лишь десять лет спустя. Но это ни в коей мере не должно вызывать /615/ удивления: хотя среди политических сил и движений существовал приблизительный консенсус относительно ближайших задач системных перемен, эти задачи оказались очень сложными, и для их реализации предлагались различные альтернативные пути решений. Важнейшим вопросом, стоявшим на повестке дня, стала приватизация государственной собственности. Хотя в ряде случаев она приняла форму реприватизации или компенсации (возвращение ранее национализированной собственности в виде ваучеров тем, кто выступал с обоснованными притязаниями, – отдельным лицам или корпорациям, но, прежде всего, церкви), было ясно, что следовало отдать предпочтение процессу рыночной приватизации, как из соображений того, что это смягчит долговой кризис, так и потому, что этот процесс с наибольшей вероятностью породит «реальных» собственников. Хотя обстановка, в которой началась приватизация, не способствовала этому выбору: совокупная оценка стоимости государственной собственности за последние годы социализма в 20 раз превышала находившиеся у населения средства. В итоге процесс шел туго, особенно при консервативном правительстве 1990–94 гг., которое отдавало явное предпочтение отечественным инвесторам, чтобы способствовать возникновению нового класса венгерских предпринимателей. Ситуация заметно изменилась после 1994 г., когда новая коалиция социалистов и либералов открыла широкий доступ в страну иностранному капиталу.
В определенной степени обнадеживает то, что среди новых демократических стран Центральной Европы Венгрия привлекает наибольшие иностранные инвестиции на душу населения (преимущественно в промышленность, банковское дело, энергетику, оптовую торговлю и телекоммуникации), именно это в немалой степени способствовало увеличению доли частного сектора в экономике до более 80 %; что принятая в 1995 г. программа радикальной финансовой стабилизации (навязавшая стране режим строгой экономии и названная по имени министра финансов – «пакет Бокроша») позволила за короткое время серьезно улучшить макроэкономические показатели и снизить темп ежегодной инфляции с 35 % до чуть ниже 10 %. Имеются и определенные инфраструктурные улучшения. Например, покончено с нищетой и убожеством телекоммуникационных систем. Современные, оснащенные по последнему слову техники бензозаправочные станции, как грибы, выросли по всей стране, снабжая топливом быстро растущий (но и быстро стареющий) парк автомобилей. Компьютеризация рабочих мест идет бурными темпами как в государственном, так и в частном секторе, а принятая в 1996 г. национальная программа развития /616/ сыграла важную роль в подключении школ к сети Интернет. Значительно более противоречивые явления, носящие черты современного потребительства, как, например, торговые центры, буквально заполонили Венгрию и в настоящее время накладывают отпечаток на городские пейзажи и повседневную жизнь новых городских центров.
Однако этого далеко не достаточно для того, чтобы с нынешним положением вещей смирились те, кто считает, что он «проиграл» в результате перестройки. За это время соотношение доходов 10 % наиболее высокооплачиваемых и 10 % наименее обеспеченных граждан, прежде составлявшее 5:1, увеличилось до 10:1. И хотя сами эти пропорции считаются вполне обычными, ситуация в Венгрии представляется болезненной потому, что эти перемены произошли очень быстро и потому, что они сопровождались уменьшением реальной заработной платы, окладов и пенсий на 25 % за период с 1989 по 1996 г., пока не начался медленный рост. В результате очень сильно выросла дистанция между малочисленным высшим слоем и средним классом, представители которого ведут нелегкую борьбу за жизнь, стараясь удержаться на плаву и не оказаться в числе тех 35–40 % населения, которые живут, едва сводя концы с концами на грани или даже ниже прожиточного минимума. Более всего пострадали примерно те же самые группы населения: неквалифицированные рабочие, крестьяне и сельскохозяйственные рабочие, а также пенсионеры, к которым теперь добавилось огромное число безработных, доля которых среди активной части населения достигла предельного уровня – более 13 % в 1994 г. – и которая оставалась в пределах 8–10 % в последние годы этого десятилетия. В низших слоях социальной иерархии в значительной степени преобладают многосемейные лица и цыгане.
Равным образом выросла пропасть и между регионами – теми, что выиграли от перестройки, и теми, которые от нее только пострадали. К первым относится, в первую очередь, Будапешт (или скорее его окрестности, ибо, в целом, столица, как полагают, порождает все большее неравенство на национальном уровне), а также городские центры Западной Венгрии с прилегающими к ним областями. Среди них имеются примеры действительно крупных успехов. Одним из наиболее поучительных является бывшая главная королевская резиденция Венгрии – Секешфехервар, который еще до 1989 г. был центром телекоммуникационной индустрии и производства аудиовизуального оборудования. Крах крупных социалистических предприятий поначалу вызвал в городе скачок безработицы, но вскоре капитал соединился с высококвалифицированной рабочей силой, которая обслуживала эти предприятия, и во второй половине 1990-х гг. конгломерат Секешфехервара стал одной из десяти наиболее динамично развива- /617/ ющихся бизнес-зон мира. В поисках примера другого рода можно обратиться, в первую очередь, к Северо-Востоку, например, к району таких промышленных гигантов индустрии, как Мишкольц, построенных еще в годы социализма, а также традиционно бедным сельскохозяйственным районам. Фактически на протяжении всего рассматриваемого периода экономика сельскохозяйственных районов в целом, страдающих от засух и наводнений, а также от плохого руководства, находится в состоянии глубокого кризиса. Рост преступности, сопровождаемый появлением совершенно новых ее видов, таких, как организованная преступность или незаконный оборот наркотиков, – а Венгрия превращается из транзитной страны на тайных путях наркоторговли в ее объект – также стали приметами перестройки.
На другом крайнем полюсе находится новая элита, состоящая из высших и средних менеджеров, преуспевающих частных предпринимателей, технократов, а также представителей интеллигенции, которая по своим трудовым навыкам, мировоззрению, устремлениям и образу жизни все меньше отличается от своих западноевропейских коллег. В обстановке, все еще тесно связанной с традициями фиктивного равенства, которые насаждались в обществе в течение нескольких десятилетий, эта новая элита зачастую является объектом возмущения благодаря взлету своей карьеры и новому общественному положению, что бросается в глаза частично из-за бравады нуворишей, а частично из-за испытываемых другими людьми трудностей, и мишенью для критики по причине «джентльменского озорства»: реальных или вымышленных случаев коррупции и всякого рода злоупотреблений в процессе приватизации, а также других сомнительных способов создания крупных состояний. Во время пребывания у власти всех трех администраций после 1990 г. (сюда же следует включить последнее до сегодняшнего дня правительство) происходили крупные и не очень крупные скандалы, когда приватизационные проблемы увязывались с созданием политической клиентуры. Тем не менее, хотя некоторые из немногочисленных сколь-либо значимых протестных движений после 1989 г. были вызваны неудачами в развитии отдельных аспектов рыночных отношений (включая необходимость приведения в соответствие правовой основы венгерской экономики с требованиями Европейского союза), те несколько сот тысяч человек, которые испытывали настоящие лишения, оставались в основном безмолвной массой; и даже в редких случаях, когда они поднимали голос, к их мнению не прислушивались. Внимание уделялось лишь тем сравнительно малочисленным группам давления, которые действовали с относительным /618/ успехом: водителям такси, парализовавшим все дорожное движение в стране с помощью блокад в знак протеста против неожиданного и существенного роста в 1990 г. цен на горючее, или фермерам, прибегнувшим к такой же стратегии, чтобы выразить свое разочарование в аграрной политике правительства в 1993 и 1997 гг.
Фактически это были единственные за все десятилетие серьезные примеры участия народа в решении политических проблем. Третий довольно бурный и к тому же продолжительный конфликт – борьба за контроль государственных электронных средств массовой информации («медийная война») в первой половине 1990-х гг. – был в основном внутренним делом политической и интеллектуальной элиты, но именно по этой причине он получил широкую огласку. (Спор, в ходе которого правые радикалы в основном выступали с обвинениями, что национальное телевидение и радио находятся под «либерально- большевистским» контролем, а левые либералы ратовали за свободу слова и высказывались против вмешательства правительства в теле- и радиовещание, закончился, как полагали, с принятием закона от 1996 г. Согласно ему эти средства массовой информации становились независимыми компаниями с президентами, назначаемыми правлением, члены которого отражали относительную силу партий в парламенте, – решение, видимо, далекое от идеального.) Однако отчасти в силу национальной традиции, отчасти в связи с вышеупомянутыми событиями и явлениями сама политика стала все больше рассматриваться как «джентльменское озорство», и в обществе временами стали проявляться признаки безволия и безразличия, словно «договорная революция» превратилась в «дистрофию затянувшегося периода». Хотя этот сплин, или хандра, пока еще очень далеки от того, чтобы откровенно ставить под сомнение переход к политическому плюрализму и рыночной экономике, это явно и постоянно прослеживалось в опросах общественного мнения. Удовлетворение деятельностью политических институтов и доверие к ним, которое и в самом начале не было высоким, стали постоянно снижаться в Венгрии на протяжении 1990-х гг. наряду с ослаблением веры в целесообразность политического участия. Падает не только уровень участия в демонстрациях, публичных собраниях и забастовках по сравнению с картиной, которую мы наблюдаем в большинстве западноевропейских стран, а также в новых демократиях, например, Польше и Чехии. Участие масс в трех парламентских выборах в Венгрии после 1989 г. также было не очень впечатляющим (от 56 до 68 %), хотя оно, по крайней мере, свидетельствует о том, что народ достаточно понимает свой /619/ гражданский долг. Несмотря на взлеты и падения общественных настроений, Венгрия по-прежнему сохраняет репутацию «гостеприимной страны», хотя на публичной авансцене временами отчетливо проявляется нетерпимость ко всему чужеродному (к евреям, гомосексуалистам, беженцам и т. п.). Приклеиваемые с целью осуждения ярлыки, как, например, «либерально-большевистский», «плутократический», «чуждый» и др., которые часто используются в выступлениях националистически настроенных крайне правых, имеют в венгерском просторечии дополнительное значение – «еврейский». За один лишь 2000 г. можно составить целый том документов по материалам печати и электронной прессы об «антисемитских настроениях в Венгрии». Но все это не ставит под угрозу политическую стабильность общества (по крайней мере, частично из-за отсутствия высокой «культуры участия»). За полгода до выборов в 2002 г. нет никаких сомнений в том, что нынешняя администрация последует примеру своих предшественников и останется у власти, пока не истечет ее мандат.
- Тысячелетие России. Тайны Рюрикова Дома - Андрей Подволоцкий - История
- Сталин - Ласло Белади - История
- Идеология национал-большевизма - Михаил Самуилович Агурский - История / Политика
- Антиохийский и Иерусалимский патриархаты в политике Российской империи. 1830-е – начало XX века - Михаил Ильич Якушев - История / Политика / Религиоведение / Прочая религиозная литература
- Рожденная контрреволюцией. Борьба с агентами врага - Андрей Иванов - История
- Норманны. От завоеваний к достижениям. 10501–100 гг. - Дэвид Дуглас - История
- Новая история стран Европы и Северной Америки (1815-1918) - Ромуальд Чикалов - История
- Дворянская семья. Культура общения. Русское столичное дворянство первой половины XIX века - Шокарева Алина Сергеевна - История
- Отпадение Малороссии от Польши. Том 1 - Пантелеймон Кулиш - История
- Дневники. 1913–1919: Из собрания Государственного Исторического музея - Михаил Богословский - История