О дьяволе и бродячих псах - Саша Кравец

предпочла бы остановить взгляд на них, но глаза упрямо тянуло на окровавленную рубашку. За окнами пролетали однообразные виды, а волнение все усиливалось. Джеймс какое-то время безмолвно смотрел на дорогу и внезапно захохотал, вырвав Нину из угнетенного состояния. Она никогда не видела его по-настоящему веселым. А веселым и истекающим кровью — подавно.

— Ты заметила его тупую физиономию? Мамкин герой думал помахать пушкой, а сам наделал полные штаны. — Сквозь смех выговорил Джеймс. Его улыбчивое лицо никогда прежде не было настолько живым.

— У тебя пуля в боку, если ты не забыл.

Но он продолжал заливаться хохотом:

— Давно я так не смеялся.

Удивительно, как веселое расположение духа преобразило этого придурка: взгляд Джеймса открылся, в уголках глаз собрались радостные морщинки, а черты приобрели мягкость, став привлекательными.

Домой Нина зашла с твердым намерением проскочить к комнате Грейсона быстро и незаметно, справедливо рассудив, что попадись они в таком виде кому-либо и нравоучений не избежать. Но когда, ступив на лестницу, Джеймс драматично схватился за голову, уверенность в успехе плана пошатнулась.

— Нина, — медленно теряя сознание позвал он, — не подсобишь?

Не утруждая излишними словами ни себя, ни его, Нина встала подле, чтобы Джеймс смог опереться. На плечи обрушился неожиданно большой вес.

— Второй этаж, тридцатый номер. Это восточное крыло.

К счастью, «Барнадетт» отдыхал, открывая беспрепятственный путь наверх. Джеймс старался идти уверенно, имитируя твердую поступь, но его нужда в помощи с каждым шагом становилась все более ощутимой на ноющих плечах. Второй рукой он держался за стену, чтобы хоть как-то ослабить спасительнице ношу. Вялыми, медленными движениями они поплелись по темному коридору восточного крыла. Тело стонало от натуги, но бледный, обморочный вид Джеймса придавал страданиям смысл.

На пороге комнаты номер тридцать появился Грейсон и потер заспанные глаза. Полсекунды ему понадобилось, чтобы различить в гостях Нину и Джеймса, еще пол, чтобы обратить внимание на кровь.

— Привет, — вымучил из себя улыбку Джеймс и немощно отсалютовал.

В ответ Грей покрыл его матом и перехватил с плеч Нины. Она наконец смогла выпрямиться и вдохнуть полной грудью. Мышцы спины и шеи отозвались ломотой.

Грей водрузил тело Джеймса на обитую зеленой парчой тахту, а сам лихорадочно принялся метаться по комнате. Вытащил из-под кровати чемоданчик с рукописной наклейкой «Бернд Грейсон», развернулся к книжному шкафу из светлого дерева и, расталкивая пыльные томики, вынул из глубин бутылку рома. Сначала глотнул сам, а затем поводил горлышком у носа подопечного.

— Что за дивный аромат? — хрипло протянул Джеймс, оживая на глазах.

«Из могилы за глоток спирта восстанет», — Нина угрюмо наблюдала за происходящим.

Грей освободил тело Джеймса от рубашки, бегло осмотрел место, куда вошла пуля. Закурил. Раскрыл чемоданчик с хирургическими инструментами. Комнату обволок резкий запах антисептика, щипая ноздри прямо-таки до слез. Сама того не замечая, Нина потянулась пальцами к взмокшим глазам.

— Живучий ты, засранец. — Процедил Грей и зажал сигарету в зубах. Без наркоза он начал одной рукой надрезать края раны, второй — дренировать от проступающей крови.

— Ты ведь это не в первый раз делаешь, — Нина отметила его уверенные действия.

— Почти десять лет в хирургии, — невнятно ответил он с сигаретой во рту. — Не лучший отрезок моей жизни.

— Раньше чинил людей, а теперь машины, — встрял Джеймс. — Вот ирония.

Он развалился на тахте, как будто пришел на прием к массажисту. Похоже, Джеймса не смущали ни огнестрельное нападение, ни операция наживую. В блаженной эйфории он пил ром и переговаривался с Грейсоном. Такой выдержке можно было позавидовать, но Нина считала, что здесь имеет место нечто большее: алкоголь не способен наглухо притуплять чувства, это очевидно.

Взгляд скользнул по обнаженному торсу Джеймса. Множество шрамов разной длины и давности пересекались друг с другом, складываясь в картину с интригующим прошлым. Штопанное тело, может, и объясняло причины его хладнокровного поведения, но никак не забвение боли.

— Кто-то пострадал в тот день, когда мы впервые встретились? — отвлекшись от безобразия, вдруг поинтересовалась Нина.

— Не понял, — Грей выпустил дым.

— Мне показалось, что твои руки были в крови, — ровно пояснила она, гуляя по воспоминаниям.

Грей ненадолго задумался, вероятно, удивленный ее наблюдательностью:

— Ричи как всегда нашел проблем.

Он проник в рану пинцетом, что побудило Джеймса лишь взяться за сигареты с прикроватного столика.

— Рассказывайте уже, что произошло.

— Да ерунда, — щелкнул зажигалкой Джеймс.

— Ерунда? — тут же откликнулась Нина. — Тебя могли убить, — его неестественное для ситуации спокойствие начинало бесить.

— Но не убили же, — посерьезнел он. — Чего такая нервная? Выпей, что ли.

Нина отвернулась, продемонстрировав решительный отказ. Она отошла от места операции и предпочла осмотреться. Комната Грейсона сочетала избитую временем роскошь отельного номера с холостяцкой неряшливостью: поверх узорных, солнечно-желтых обоев красовались плакаты с дорогими автомобилями и девушками в пин-ап стилистике; на классическом, пузатом комоде смешались сваленная одежда и спортивные журналы. Двуспальная кровать со взбитым, вышитым покрывалом прижималась к окну; близ изголовья висела штора из той же зеленой парчи, что и тахта, на которой отдыхал Джеймс.

— Обычная потасовка, — прояснил он Грею.

— Обычная потасовка с перестрелкой, конечно, — кивнул Грейсон.

— Просто какой-то сопляк решил достать недетские игрушки.

Зависла пауза. Грей скептически глянул на Джеймса из-под бровей.

— Да не устраивал я перестрелок, клянусь.

— А что, мог? — снова вклинилась в разговор Нина.

В ответ Джеймс уставился на нее с таким видом, как если бы вопрос прозвучал «сколько будет дважды два?» Даже Грей прервал процесс изъятия пули и окинул Нину недоумевающе-вопросительным взглядом.

— Простите, я и забыла, что говорю с человеком, у которого на теле живого места нет.

— Понравилось? — Джеймс многозначительно кивнул на торс и криво усмехнулся.

— Не в моем вкусе, — непреклонный тон явственно исключал продолжение неуместного флирта.

— Вот, возьми и заткнись.

Грей грубо сунул в руку Джеймса пулю. Тот бесцеремонно вытер ее край салфетки с прикроватного столика и присмотрелся к добытому трофею на свету.

— Ну-ка подойди.

Не горя особым желанием, Нина нависла над Джеймсом. Он взял ее запястье и вложил пулю в ладонь со словами:

— Держи, боевой товарищ, на вечную память.

Нина хмуро посмотрела на кусочек металла в руке. Такая мелочь могла оборвать сегодня жизнь. Хотя «жизнь» не слишком переживала по этому поводу.

— А, да, есть еще одно дело… — вспомнил Джеймс.

Посреди покрытой снегом лесной опушки стояли трое и глядели, как высокое пламя пожирает пикап ржавого цвета. Треск огня и благоговеющая тишина звездного неба усмиряли эмоции насыщенного вечера.

— Эстель узнает — голову оторвет, — мрачно проговорил Грейсон. Рыжие блики танцевали на его неодобрительном лице.

— Не узнает, — Джеймс завороженно любовался, как высоко уходит