Тайна горы Крутой - Владимир Шустов

Слава проснулся от ярких лучей солнца, бьющего сквозь щели в крыше. Откинув одеяло, он вскочил, поддернул черные трусики и потянулся до хруста в суставах. Стриженая голова Павки мирно покоилась на подушке. Павка безмятежно посапывал носом и шевелил пухлыми губами.

— Подъем! — крикнул Слава. — Павлик, вставай!

Павлику вчера пришлось изрядно поволноваться, упрашивая начальника лагеря и старшую пионервожатую отпустить Славу на денек в Макариху. Поэтому он спал как убитый.

— Павлик, вставай! — и для эффекта крикнул в самое ухо: — Горим!

Павлик открыл глаза, удивленно посмотрел на друга и спокойно спросил:

— Кто горит? Далеко?

Слава весело засмеялся.

— Тебя не испугаешь! Это я нарочно крикнул, что пожар. Вставай, нам идти пора.

Перебрасываясь шутками, ребята быстро убрали постель, оделись и по скрипучей лестнице спустились во двор, где их уже поджидал Илья — брат Славы — толстый гражданин шести лет. Мальчуган с самым серьезным видом протянул Павлику испачканную землей руку и сообщил:

— Покормил.

— Кого? — не понял Павлик.

— Голубя покормил.

— Молодец! Мы, Илья, уйдем скоро. Так ты смотри, не забудь воды голубю налить.

Друзья плотно позавтракали, захватили про запас хлеба с маслом и тронулись в путь.

От Малахита до Макарихи было недалеко: по шоссе километров десять всего, но Слава не любил пыльной дороги и повел товарища прямиком через лес. Шагая по узкой лесной тропинке, они останавливались иногда послушать неумолчное разноголосое щебетание птиц.

— Ох и люблю я путешествовать, — говорил Слава, размахивая суковатой палкой. — Так бы пешком весь свет обошел.

— А моря?

— Что моря! Их переезжать можно. Слышишь, как птицы поют? Хорошо поют, радостно. Послушаешь — и охота стихи писать. Ты, Павка, зря стихи не пишешь.

— Не умею, потому и не пишу.

— А ведь их писать просто. Только рифму другой раз долго ищешь. Вот какое стихотворение я про лес сочинил. Хочешь?

— Читай.

Слава на минуту задумался, вздохнул и начал:

Вошли в тайгу. Шумит она,Густая, беспредельная,Стоят подряд к сосне сосна,Как мачты корабельные…

Тропинка внезапно уткнулась в широкую и глубокую канаву, наполненную почти до краев мутной, глинистого цвета водой, поперек канавы лежали две жердочки. Слава, балансируя руками, легко преодолел неожиданное препятствие. Павка замешкался:

— Не бойся, — ободрял Слава, — быстрее только!

— Я не боюсь! — Павлик решительно подошел к переправе и двинулся вперед по гнущимся жердочкам. — Канава — пустяк, — говорил он, — ты знаешь, на какие горы мы взбирались? Подойдешь к подножию, глянешь на вершину — шапка с головы валится…

— Ну-у-у?

— Вот тебе и ну!

— Без веревок? — с любопытством спросил Слава.

— Не нуждаемся, — с гордостью ответил Павлик. — Тренировка! Тимка и Юлька — мои друзья — по скалам отвесным запросто лазят… Скалолазы!..

— А ты?

— Не отстаю, — уклонился от прямого ответа Павлик.

— Слушай, Павлик, ты любишь рыбу удить? — неожиданно спросил Слава. — Мы сейчас мимо тихого омута пойдем. Язи там — огро-о-омные. Порыбачим? За час на уху натаскаем!..

— Ври-и, — недоверчиво протянул Павка.

— Чес-слово!

— Где удочки достанем?.. И потом спешить надо.

— Удилища срезать — одна секунда! Лески у меня всегда при себе, — Слава вытащил из кармана картонку с лесками. — Омуток рядом. За тем вон лесочком. А дедушка все равно вечером придет с пасеки. Ждать придется.

Ребята вышли к реке. Серебристой лентой вилась она в густых зарослях черемухи, ольхи и ивы. Слава срезал два удилища, привязал лески, насобирал червей — добывал он их под камнями. Осыпая землю, рыбаки сбежали по глинистому крутояру к реке. Выбрав места получше, они забросили удочки в синеватую спокойную воду.

— Теперь — тишина, — предупредил Слава.

За песчаной косой, у водоворота, под ивой, полощущей свои ветви в быстрине, что-то всплеснулось да так сильно, что брызги радужным столбом поднялись вверх.

— Играет, — шепотком проговорил Слава. — Огромная, наверно.

Павка согласно кивнул головой и, сделав губы сковородником, подул на нос: комар впился в самый его кончик, а руки были заняты. Вдруг поплавок на Павкиной удочке качнулся, по воде разбежались круги. А поплавок заприседал, как живой, заподпрыгивал и стремительно двинулся к осоке.

— Подсекай! — выкрикнул Слава.

— Есть! — восторженно взревел Павка. — Славка, сюда! Зда-а-аровый…

— Не тяни! Не тяни, — волновался подоспевший Слава. — Вываживай! Вываживай… Не дергай — оборвешь!..

Удилище согнулось дугой. Леса, разрезая воду, металась то вправо, то влево. По силе сопротивления чувствовалось, что попалась крупная рыбина. Павка, охваченный рыбацким азартом, не спускал глаз с лески. Комары облепили шею, лоб, щеки. Но Павке было не до них: пусть кусают. Перед глазами — вот здесь, на мелководье — уже бился светло-серебристый красавец язь.

— Еще, еще, еще чуть-чуть, — шептал за спиной Слава. — Тяни!

Павлик дернул. Язь вылетел из воды и забился в траве. Павка упал на него и, не поднимаясь, ощупью запустил пальцы под жабры.

— Я говорил, говорил… — радостно суетился Слава. — Не верил еще…. В этом омуте огромные клюют…

— Хорош язек, — довольно улыбался Павка.

За полтора часа друзья натаскали порядочно. Соорудив кукан, они навздевали на бечевку улов и, веселые, тронулись дальше.

— Нашим бы ребятам показать, — мечтал Павлик, любуясь красавцем язем. — Приеду, расскажу — не поверят.

— Поверят, — успокаивал Слава. — Мне всегда верят.

— Знаю, — вздыхал Павка. — Есть у нас в лагере один скептик — Колька Хлебников. Он никому не верит. За это скептиком его и называют. Он первый скажет, что я — хвастун… Стой! Ты куда сворачиваешь? Тропа-то вот…

— Одно место тебе покажу. Помнишь, вчера обещал?

Миновав скалистое взгорье, поросшее ельником, они вышли на лесную полянку. Стройные сосны с золотыми стволами обступали ее со всех сторон. В зеленой траве мелькали венчики цветов, порхали бабочки, гудели пчелы; воздух был ароматен и свеж. Слава сразу посерьезнел. Павка тоже притих.

— На этой поляне был партизанский лагерь, — сказал Слава. — Вот и памятка оставлена, — он показал на гладкий, чуть выдававшийся из земли гранитный валун. На плоской поверхности камня была выбита пятиконечная звезда, и под ней поставлен год — 1919-й.

— Партизаны против интервентов воевали. Мой дедушка в этом отряде разведчиком был.

Ребята обошли поляну, осмотрели заросшие травой полузасыпанные ямы — по словам Славы, они были когда-то землянками, в них партизаны жили, — на опушке отдохнули, съели хлеб и прямиком через сосновый бор двинулись на восток.

На окраине деревни, у деревянного домика с новыми воротами и огромным палисадником, в котором росли кусты крыжовника, смородины и малины, Слава сказал:

— Вот мы и пришли. Подожди здесь немножко: я Султана утихомирю. Злой он — ужас. Чес-слово. Свои, Султан! — крикнул он, приоткрывая калитку. — Свои!..

Грозный лай сменился радостным повизгиванием. Загромыхала цепь, заскрежетала проволока: собака подбежала к воротам.

— Кто там? — донесся со двора женский голос. И сразу: — Славушка! Внучек!.. Проходи, проходи… Наконец-то! Загорел-то! Худой какой стал!

Послышались звуки поцелуев.

— Я, бабуся, не один, друг на улице ждет. Ох и храбрый он. Из Новостроя один приехал. — Павка покраснел: «Придумает же Славка». — Героя гражданской войны они ищут… Вот сколько рыбы мы наловили! Самого большого Павлик поймал! Павлик! Иди сюда… Бабусь, а дедушка с пасеки сегодня придет?

Слава говорил, говорил и говорил без умолку.

Старушка ласково смотрела на ребят и улыбалась, слушая взволнованную и бессвязную болтовню внука.

— Что же мы стоим на дворе! — спохватилась она. — Покормить вас надо. Чай, устали в дороге?

— Нет, мы уже покушали, — ответил Павка, — хлеб с маслом ели.

— А я вас угощу сливками с малиной.

В это время над плетнем появились три взлохмаченные головы. Средняя, смуглая, скуластая, с черными озорными глазами, тихонько свистнула.

— Мишка! — узнал Слава. — Здравствуй, Мишка! Дожидайтесь нас, мы скоро выйдем. Видел, сколько язей понатаскали! — он потряс рыбой.

— Узнали уже, — проворчала бабушка. — Отдохнуть и то не дадут. Наговоритесь еще… — она решительно потащила ребят в дом. — Успеют они, подождут.

Напившись густых сливок с душистой, сочной малиной, Слава и Павка вышли на улицу. Ребята, которых набралось уже больше десятка, окружили гостей плотным кольцом.

Скуластый паренек, которого Слава называл Мишей, вышел из круга и, засунув руки в карманы черных заплатанных штанов, обошел вокруг Павки, как бы оценивая его.