Блатной романс - Семен Майданный

– А что, буквально кино снимать будем?

– Чуть не забыл, нужна еще кинопередвижка. Заскочишь в Питере по одному адреску и попросишь машину на пару дней покататься. Скажешь – для Шрама и выберешь самую лучшую.

– У меня есть один знакомый продюсер…

– У меня тоже есть. И вообще: чем меньше штампов будет знать о твоей миссии, тем больше ты мне будешь симпатичен. Кстати, на этот соус не у Лехи ты бабки получишь, а у меня лично. Усек?

– Понял! – уже водя носом по сторонам в поисках когда-то сброшенных джинсов, доложился Антошка. Джинсы свернулись вокруг ножки стула дохлой анакондой цвета хлорки. Его глаза мазнули по будильнику – ешкин кот! Только полшестого. На самом деле – двадцать минут шестого, потому как Антон любил, чтоб часы чуть спешили. Нехитрый способ подстегнуть себя, ленивого.

А в офисе часы вели себя честно. Они висели всего второй день и еще не научились врать, молодые еще. На настенных часах чин-чинарем стрелки мыкались на пять двадцать. Злой, будто волчара с отрубленным хвостом, и оттого не по часам бодрый Сергей Шрамов сидел тщательно выбритый, в накрахмаленной рубашечке, в крутом галстуке, в костюме в масть и шевелил в чашке гремучей ложкой кофе. Так же, как сейчас Шрамов Антона, в четыре утра самого Сергея сдернул телефонный звонок.

Хозяин кабака «Пальмира» и бывший афганец Александр Павлович, честно отрабатывая присягу, подкинул весточку – докатилась некая горькая новость до Александра Павловича. Командиры двух не тронутых пока Храмом кодл – Словарь и Малюта, усосав в шашлычной «Дядя Ваня» по литру дышащей клопами армянской бодяги, порешили забить с Храмом стрелу, уроды! Пора, дескать, перетереть с этим новым оттопырком тему, кому в Виршах верховодить положено.

А ведь Шрам их первым не трогал, до сегодняшнего утра Сергей даже не решил: будет он их шухарить или лишняя морока? «Хотя будем честными перед собой, не стоило подобное фуфло оставлять без присмотра. Бык – порода известная. На законы глубоко насрать (естественно, не на те, которые в Уголовном кодексе, а на простые человеческие). Даже на понятия насрать, если выгодно, если понятия вилами ложатся. Чем занимается бык? Быкует. Корчит из себя крутого перед слабыми и поджимает хвост перед крутыми. И на стрелу такие ездят вдесятером против одного. И из стволов такие палят из-за углов да с крыш. И перо такие всаживают только в спину. А на зоне таких топчут».

Как подсказали Палычу верные люди, насчет стрелы по уговору с Малютой Словарь звякнет Сергею нынче днем и объявит ее часиков в двенадцать на завтра. Только к этому звонку у Сереги все будет готово и построено. Ну почти все.

Проще всего было бы закусить удила и насовать из волыны каждому отморозку по столько маслин, поскольку поместится в их узких лбах. Но этим Шрам невольно подыграл бы пока незнакомому кукловоду Виталию Ефремовичу. Тому любой беспредел на руку.

Ну завалит Сергей двоих кактусов и сколько-то попутчиков, и что? На освободившиеся места для детей и инвалидов тут же из грядок выдвинутся следующие подсолнухи. И карусель закрутится дальше. Разобраться с местным бычьем следовало иначе, без ведер крови, но так, чтоб потом никто ни-ни, даже в страшном сне. И так, чтобы весть об этой разборке докатилась до окраин.

И Шрам таки кое-что надумал.

«Нынешним вечером надо будет на пару с Антоном покумекать над приглашениями для журналюг. Если мы делаем шоу, мы делаем его круто. Не худо бы для них от фирмы автобус заказать, чтоб сервис манил. – Сергей раскладывал в голове сценарий будущего высокохудожественного фильма. – Только автобус? Что нас, жаба душит? Давай-ка фуршет устроим, телеоператоров подарками подмажем. Каждому по китайскому калькулятору, а бабам – по фену. И все это с понтом – от Иван Иваныча, чтоб сам Иван Иваныч переклинился и окостенел от удивления. Чтоб не испортил трагический финал нашего кассового „Криминального чтива"».

Шрамов так и не проглотил кофейную дозу оптимизма, шут с ней, пусть дальше стынет. Снова пододвинул к себе аппарат, будто штык примкнул, и принялся выдавливать пальцами номер. Ту-у… Ту-у… Ту-у…

– Алло?

– Алло, Палыч? Еще так и не ложился? – Шрамов почесал переносицу, прикидывая, не шибко ли он сейчас напряжет одноногого афганца? Впрочем, разборка – это не только Серегины проблемы. Здесь все кореша должны быть в строю, как зубы во рту.

– И не думал ложиться. Как чуял, что ты еще раз позвонишь.

– Правильно чуял. У меня тема такая: ты в детстве мечтал снимать кино?

С той стороны телефонного провода послышалось кряхтение, но оклемался Палыч от заковыристого вопроса довольно быстро:

– У меня с младенчества жизнь – кинематограф. С бабами сплошная порнография выходит. Причем на любителя – я ведь на протезе.

– Нет, порнуху мы будем снимать, когда победим. И только для личного удовольствия. Я тебе про другое кино толкую. Типа «Джентльменов удачи». Охота мне пациентов в чан с дерьмом окунуть. Ты за?

– Кто б возражал?

– По моим прикидкам выходит так, что от тебя следующие услуги требуются…

– Да я завсегда рад.

– Вот и решай: можешь осторожненько пораспрошать среди своих, где Малюта и Словарь завтракают по обыкновению?

– А чего расспрашивать? Словарь в «Дяде Ване», это его поляна, и там завсегда евоная брага тусуется. А Малюта раньше захаживал в «Пиццу Хат», что на Горького. А теперь, как ты Пырея подвинул, Малюта все теснее со Словарем сходится и «Пиццу» помаленьку забывает. Перед таким делом, как терка, они явно в «Дяде Ване» храбрости с отвагой набираться будут.

– А кто там хозяин?

– Да знакомый мой один. Бздун страшный. Но уже ко мне с проставой подкатывал на предмет под тебя отвалить. Душит крепко его Словарь, продыху не дает.

«Это верняк, – грустно и одновременно сурово улыбнулся Шрам. – Бык быкует по определению. Нет бы барыгу холить и лелеять, чтоб тот сам жил в удовольствие и на крышу не мог нарадоваться. Быку же надо все сразу, потому как нет у быка завтрашнего дня. Вот и беспредельничает бык, душит лавки до последней капли сока. Пока не нарвется. Испокон была Россия, испокон были воры. А тут нате – новая накипь образовалась. Пузатая, мелкая и трусливая. А чем трусливей чмо, тем оно подлей и опасней. Я не я буду, ежели эти парнокопытные какую-нибудь гнусную подляну не попытаются учинить. Я не я буду, если сам их не накормлю дерьмом».

– Тогда вот какое дело, – начал строить оборону Сергей. – У меня секретарь крутым поваром оказался. Даже главному менту Виршей его стряпня по нутру пришлась. А кличут секретаря – дядька Макар. Ты случаем не можешь моему секретарю стажировку в «Дяде Ване» организовать с сегодняшнего дня?

С той стороны трубка некоторое время помолчала, потом прогудела нерешительно:

– Так ведь если Словарь прочухает, то моего бздуна пришибет.

– Очень надо, уважаемый Александр Павлович, – твердо объяснил в трубку Сергей Шрамов. – А пугливому приятелю передай, что завтра к вечеру Словарю за счастье будет, если его в «Дядю Ваню» пустят посуду помыть. И слушай, не в службу, а в дружбу, сделай так, чтоб о будущей стрелке весь городок шептался, чтоб слава прошла от последнего бомжа до ментовского майора. Сможешь? Вот и лады. А я тебе еще через часок звякну, так что спать не спеши. – Шрамов положил трубку на рычаг. Теперь назад дороги нет, теперь одна надежда, что все срастется.

Через часок, когда план будет процежен до молекулы, Сергей на правах режиссера задуманного фильма позвонит и стрясет с Палыча контакты с местными аудио– и видеопиратами. Явки, пароли, адреса… Пора подумать о кассовых сборах.

А в кабинет меж тем вернулся дядька Макар. Он так торопился, что даже, стервец конопатый, не вытоптал об коврик в прихожей грязные свои подошвы. Но Сергей за это секретарю пенять не стал.

– Ось! – еще с порога потряс в воздухе пакетом дядька Макар. – Лэдве разбудил кляту бабу! – От пакета за версту шмонило медициной.

– А что, хохол, ты в детстве мечтал сниматься в кино? – огорошил Шрам помощника так, что тот чуть не выронил купленные в аптеке пилюли.

– Якэ щэ кино?! – перешел на чистый украинский дядька Макар с переляку.

– Типа «Калины красной». У тебя почти главная роль. Только ты в фильме останешься живым.

* * *

Вечером того же дня, дня перед исторической встречей Храмова (Шрама) с бледнолицей, пока не тронутой виршевской братвой, буквально напротив отделения милиции Виршевского района буксанула «Газель». Мотор заглох, и все тут. И стала эта «Газель» ерзать на месте с рыком, всхлипом и подфурыком, словно спецом действуя на нервы засидевшемуся в своем рабочем кабинете Иванычу.

Мысли в голове Иваныча барахтались не то чтоб приятные, но по-фронтовому бодрые. С одной стороны, он, Иван Иванович Удовиченко, – гроза местной блатной шелупони, очень неожиданно сам попал на крючок залетному организму. Шустрый конь с бугра подмешал в дармовой бальзам какую-то ядреную гадость, и эта хреновина неожиданно развязала язык старому матерому майору. Тем паче, что хоть майор и не трус, но когда к твоему концу примотали взрывпатрон, обоссышься поневоле.