Блатной романс - Семен Майданный

Вернулся за свой столик вшивый. И сразу масса лишних движений. Галстук туда. Запонки проверил. Почесал ладони. Салфеткой промокнул лоб. Галстук обратно… Что же такое особенное ему вручил халдей?

Сергею стало настолько интересно, что он вторично посетил сортир и нашел в кабинке желтую упаковочную бумагу и обрывок шпагата. Рыться в этом было впадлу, и вопрос завис. Что же было завернуто в бумагу? Наркота? Но почему передача состоялась втихаря, ведь вокруг все свои? Может, вшивый стремается, что подсел на наркоту, и не жаждет, чтобы коллеги прочухали?

Но неужели он такой дебил, что не шарит? После праздника метрдотель прогонит всех до единого халдеев через посиделки и выжмет не только статистику: кто, что и сколько любит пожрать, а и кто какие любезные-нелюбезные слова про Михаила Геннадьевича гнал. Значит, тихариться с наркотой смысла нет.

Значит, что-то иное передал лопоухий халдей. Плюнуть и забыть? Но запутка хлорным осадком въелась в извилины. И тогда Сергей, поймав очередной вороватый взгляд лопоухого, подманил того властным щелчком.

– Слушаю. Что желаете? Не я обслуживаю ваш столик, но с удовольствием передам заказ обслуживающему вас официанту.

– Так-таки ПАКЕТОМ и передашь? – хамски зевнул Сергей, как бы между прочим выделив слово «пакет».

– Не понял? – побледнел, как сгущенное молоко, халдей.

– Ты всем, если надо, ПЕРЕДАЧИ малявишь? – с понтом равнодушно педалировал Шрамов схожее слово. С учетом, чтобы вшивый расслышал только «передачи».

– Мне нужно обслужить вон тот столик. Обслужу и сразу вернусь к вам, – заблеял порывающийся драпануть халдей.

– С… вернешься? Да ты не человек, а СВЕРТОК какой-то! – Теперь вшивый должен был услышать слово «сверток».

Наверное, услышал. Наверное, очканул выше крыши. Потому что как сидел, так с места в карьер и сорвался из-за столика, даже не по-надкусывав икру с блинами. И быстро-быстро, как говорит дядька Макар – «швыденько-швыденько», заканал на выход. И вот тут уже в Сереге окончательно очухался охотник. Тут уже было не важно, в какую историю Шрамов встрял, какой гадюке на горло наступил, какой гнойный прыщ выдавил. Убегают – догонять! Потом разберемся в пасьянсе, кто прав, а кто виноват.

Вшивый соблюдал приличия – не побежал, типа сторонник спортивной ходьбы. Значит, и Сергей бежать не будет. Сергей ринулся следом только чуточку быстрей, чем делающий ноги гражданин, только чуть ловчее огибая столики и разминаясь с халдеями. И выигрывал то там полсекунды, то сям.

Коридор. Пузатые хрустальные люстры, пузатые голые телки на картинах в сусальных рамах. Вшивый затравленно оглянулся, слабый на дыхалку – он почуял, что за здорово живешь не соскочит. Не останаачиваясь, полез в штаны – правой рукой под ремень у левого бедра, – очень знакомый Сергею жест и здесь неожиданный. Ибо униформенные братки на входе всех гостей облапали по самые помидоры, чтоб никто не смог верховному папе устроить огнестрельный сюрприз.

Сергей почти догнал вшивого. Вшивый почти вытащил из-за брючного ремня ствол, да только ствол оказался с навернутым глушаком, и из-за этого «почти» – не считается. Дольше времени и более галантного обхождения при вынимании такой ствол требует. А уже близко замаячили пока не врубающиеся, но учуявшие передрягу рожи доселе скучавших на выходе униформенных братков.

И вот, дотянувшись в рекордном прыжке, подсек ногой Шрамов улепетывающего засранца. Вот рука падающего ниц козла наконец выпустила волыну. И вот растянулся вшивый гражданин мордой об паркет, а пистолетик загремел рядом. И чтоб ханыге не приспичило снова за пистолетик ухватиться, один из братков мишкой косолапым навалился сверху, типа блокирует.

– Я – Шрам. Сергей Шрамов, – предъявляя пустые руки, сообщил Сергей второму мордовороту. – Я эту гниду выпас и погнал.

Мордоворот неожиданно оказался с мозгами. Поглядел на приплюснутого к полу, поглядел на Шрама, попрокачивал секунд с пять расклад в башке и миролюбиво откликнулся:

– Еще есть что сообщить?

«Сообщить?» – грустно улыбнулся Шрам. Да ты, боец, из бывших ментов. Мало платили, наверное. Это было неприятно, будто вместе с ягодой малины зажевал сосавшего ее лесного клопа. Но не Сергею судить генерального папу.

– Есть. Ствол ему халдей передал. Такой, с красными оттопыренными ушами и чубчиком под Гитлера. У параши передал. Там в ведре и фантик от ствола валяется.

– Возвращайтесь на место. Мы во всем разберемся, – угрюмо, Но миролюбиво посоветовал Шраму бывший мент.

И Шрам вернулся. Девушка к его приходу пела:

О, говори хоть ты со мной,Подруга семиструнная!Душа полна такой тоской,А ночь такая лунная!

Но теперь Шрамов не пускал жгучие, как слезы, слова внутрь. Он равнодушно дошкарябал вилкой тарелку. Ну почти равнодушно. Равнодушно опустошил бокал. Ну почти равнодушно, если быть честным перед собой. Подумал, не заказать ли водки, но не стал – впереди доклад папе.

Однако с докладом не заладилось. Сперва из зала сгинул лопоухий халдей. Ушел на кухню и не вернулся. Затем растворилась за кулисами певица. Потом к столу Шрамова важно подвалил бывший мент, уважительно склонился над ухом:

– Михаил Геннадьевич сегодня уже никого принимать не будет. – Толстый конверт явно с зелеными от злости рожами американских президентов плюхнулся аккуратно между тарелкой и соусницей. – Михаил Геннадьевич передает свою благодарность и переносит встречу на послезавтра на вечер. Будьте готовы, вам позвонят.

Ага! Заржал, но только внутренне, Шрам. Пришла пора поджимать понты. Теперь у папы никаких заранее назначенных встреч, никаких просторных залов с фикусами и затемненными углами. Что ж, у серьезных людей – серьезные проблемы. И за то спасибо, что предупредили – больше валандаться в тухлом «Дворянском собрании» нет смысла. Остальных вон так и не предупредили. Сидят, будто в паспортном столе, ждут, когда пригласят.

Шрам, не дожидаясь приговора, сунул под рюмку три купюры, подмел пухлый конверт – пусть хоть зеленые человечки душу греют – и почесал на выход.

Он был без плаща, лето еще не кончилось, поэтому не задержался у гардероба и вышел мимо вроде бы и не замечающих его сторожевых братков. Вышел в свежую ночь.

И со смаком вдохнул непрокуренный сырой воздух. Однако долго балдеть в одиночку ему не выпало. Расстреляв тишину каблучками, к Сергею приблизилась гневная тень и заявила без обиняков:

– Значит, это вам я должна быть благодарна за сорванный вечер?

– С чего вы взяли? – ответил Шрам, откровенно любуясь полным негодования девичьим лицом.

– Сначала за кулисы является гоблин и требует все тормознуть. Потом этот гоблин спускается в зал к вам и сует бабки!

– Мне просто вернули один старый карточный долг.

– Значит, вы к облому не имеете отношения? – Она не верила. Что не верит, было понятно и по тому, как сжаты ее кулачки. И по тому, как залегла складка над бровями.

– Не хотите выпить? – вдруг спросил Шрам.

– Выпить?

– Да, выпить. Где-нибудь, где до нас нет никому никакого дела, пропустить одну-две рюмки текилы? – Он старался не слишком есть ее глазами. Она зябла, но вряд ли накинула бы на острые плечики, предложи он, пиджак.

– Почему я должна с вами пить?

– Потому что вы целый вечер пели. И у вас пересохло горло.

Аргумент понравился. Без дальнейших рассусоливаний она вручила Сергею ключи от своей вишневой «тойоты». И уже через пять минут они давили локтями стойку в баре средней руки.

– Хоп! – опрокинул Шрамов в глотку сто граммов самогонно-кактусовой жидкости. Слизал соль и прикусил лимон.

Девушка перестала хмуриться. Еще не улыбалась, но уже не держала зла.

– Давно меня так запросто не приглашали в ночные заведения, – созналась она. – Хоп!

А он продолжал нагло любоваться ее профилем. Высокие брови, глаза – карельские озера, губы пухлые, как черешни…

– У вас есть сигареты? – мило помахав пальчиками, как бы остужая обожженные текилой губы, спросила она.

– Наверно, слишком крепкие. «Кэмел» без фильтра. А вам горло, наверное, следует беречь.

– Не такая уж я неженка, и ничего страшного с моим горлом не случится. Пригласили, так давайте уж, ухаживайте по всем правилам. – В ее глазах, в уголках ее губ наконец появился намек на улыбку.

В пропахшем пивом и табаком зальчике было почти пусто. Бармен мудро не лез с разговорами.

– Я иногда заглядываю в этот бар, – зачем-то сказал Сергей, протягивая полупустую и примятую в кармане пачку сигарет.

– Догадываюсь. У вас как раз вид человека, хорошо знающего все шалманы в округе. – Она не хамила, она пыталась найти нужную ноту, чтоб возник легкий, ни к чему не обязывающий треп с обязательными подначками друг друга. Чтобы собеседники после пары рюмок расстались вполне довольные друг другом. Может быть, даже обменялись бы телефонами, но никогда бы друг другу не позвонили. Она вела себя как обыкновенная кукла генерального папы, сохраняющая разумную дистанцию с папиными подшефными.