Журнал «Вокруг Света» №01 за 1986 год - Вокруг Света

— Где у вас пробки? — вскочил Фернандо.

— Не суетись, это не пробки, — засмеялся отец.— Просто ребята из Сопротивления рванули высоковольтную опору. Это у нас часто случается. Теперь послушай, что дальше будет.

Где-то в темноте звякнула одна кастрюля, затем другая, третья... И вот уже настоящий «кастрюльный оркестр» огласил окрестности. Весь квартал загудел от металлического звона. Под его аккомпанемент послышалось дружное скандирование: «Долой Пиночета!», «Долой диктатуру!», «Единый народ непобедим!»

— А что это у вас за черное пятно у входа? — вспомнил Фернандо.

— Это целая история, — оживился отец.— Вот послушай. Живет тут у нас один, дон Непомусено. Всегда держался особняком, ни во что не вмешивался. А когда к власти пришли военные, он сразу побежал в полицию предлагать свои услуги. Словом, местный «соплон» — филер. Ему поручили доносить на всех подозрительных и недовольных режимом. Ну и он от усердия стал метить двери черной краской. Мы сначала пытались ее соскабливать, но ты бы видел, с каким упоением он снова «метил» нас. А потом посмотрели, посчитали и увидели, что меченых домов у нас больше, чем немеченых, так чего же нам бояться, если нас так много? Полиция, конечно, внесла все «неблагонадежные» дома в свои списки, но на обыски и аресты по этим меткам так и не решилась. А дон Непомусено после этого скис, убедился, что против людей не пойдешь. Теперь дома отсиживается. Боится. Да и не только он.

И отец рассказал о любопытном случае, который произошел с их дальней родственницей, тетей Лаурой. Старушка была доктором философских наук, специалистом по материализму XIX—XX веков. За то, что она упоминала в своих лекциях Маркса и Энгельса, после фашистского переворота ее сразу же вышвырнули из университета, запретив даже появляться в его окрестностях. Лишь недавно нынешний ректор, не разделяющий научных увлечений тети Лауры, но по-человечески симпатизирующий ей с давних пор, пригласил ее на малооплачиваемую должность, кем-то вроде лаборанта, естественно, без права читать лекции.

Ради собственного спокойствия старушка решила убрать из дома все, что в случае обыска могло быть сочтено «подрывными» материалами: собрала в картонную коробку старые газеты, тетради с записями лекций, письма, фотографии. Отец помог ей отнести «архив» на пустырь за городом, и они развели целый костер.

Когда огонь уже догорал, неподалеку остановился грузовик. Четверо приехавших карабинеров стали доставать из кузова пачки книг и сваливать в кучу. Потом облили бензином и подожгли. Заметив, что за ними наблюдают, поспешно сели в машину и умчались.

Тетя Лаура не удержалась: любопытно, что понадобилось жечь, причем с оглядкой, «бесстрашным» карабинерам? Подошли к пылающей куче. Железным прутом отец выковырял одну книгу, загасил тлевшую обложку. Они взглянули на титульный лист, и оба залились смехом.

Это была книга двух американских журналистов, представителей довольно реакционного журнала, посетивших Чили по специальному приглашению Пиночета. Разумеется, им был оказан самый теплый прием. Они смогли побывать где хотели, посмотреть что хотели и встретиться с кем хотели. Заранее был заключен контракт на перевод будущей книги на испанский язык и ее издание в Чили большим тиражом. Власти не сомневались, что американские журналисты не пожалеют красок, расписывая «благоденствие чилийского народа в результате правления Пиночета». Однако увиденное ими настолько не соответствовало официальной версии, что книга фактически стала разоблачением ненавистного чилийцам фашистского режима и его вашингтонских покровителей.

Тетя Лаура окинула взглядом пожарище.

— Тысяч десять экземпляров, не меньше. Выходит, весь тираж.

Она повертела в руках обгоревшую книжку, постояла в нерешительности, затем сунула томик в сумку и заговорщически подмигнула:

— Пусть у меня в доме будет хоть какая-то «подрывная» литература.

...Фернандо помолчал, как бы давая нам время осмыслить этот курьез, потом сказал:

— Случай с этой книгой тоже очень показателен для нынешней атмосферы в Чили. Диктатура все еще карает за хранение так называемой «подрывной» литературы. Но устраивать на улицах костры из книг, как раньше, уже не решается. Это могло бы кончиться градом тухлых яиц и помидоров, а то и еще чем-нибудь похуже.

Песня во имя жизни

Как и всегда, в этот день город с раннего утра наполнился спешащими на работу людьми. Позже, когда открылись магазины, поток пешеходов поредел. Ничего необычного, если не считать притаившиеся в сквериках и переулках бронетранспортеры и автобусы с полицейскими.

Со скамейки в тенистом уголке на Пасео Аумада, где, закрывшись газетой, сидел Фернандо, было хорошо видно, что происходит в одной из стоявших неподалеку полицейских машин. В ней тесно, как фасолины в стручке, сидели карабинеры — здоровенные громилы почти двухметрового роста.

Возле углов домов и в подъездах расположились характерные личности с одинаковыми, упитанными лицами — агенты тайной полиции. Раз они появились на улице, значит, ожидается демонстрация. Ведь их задача — смешаться с толпой, спровоцировать беспорядки, чтобы дать повод полиции начать расправу.

Но сегодня, видимо, произошла осечка. Время близится к полудню, но в городе все спокойно. Карабинеры, сдвинув каски на лица, лениво подремывают. Водитель от нечего делать крутит приемник, то и дело натыкаясь на знакомую всем чилийцам песню Виолетты Парра (Парра Виолетта (1917— 1966) — чилийская фольклористка, композитор и исполнительница песен, известная своей деятельностью в защиту национальных культурных ценностей чилийского народа.) «Спасибо жизни». Но в полицейском автобусе никто не увлекается такого рода лирикой, и водитель механически переводит ручку настройки дальше.

Вдруг среди полицейских возникает растерянная суета. Звучат команды, одна за другой машины срываются с места и уезжают.

Между тем причиной внезапной тревоги, поднявшей на ноги сосредоточенные с вечера полицейские силы, послужила та самая песня «Спасибо жизни». В этот день ее мелодия послужила для тысяч людей своеобразным паролем. Несколько неправительственных радиостанций с утра передавали ее в различном исполнении. В книжных магазинах, газетных киосках и просто на улицах молодые ребята раздавали белые листочки с ее словами. А когда часы пробили полдень, тысячи, десятки тысяч людей, собравшись в заранее условленных местах, запели ее как гимн борьбы. Песню подхватили рабочие на заводах, продавцы магазинов, служащие государственных учреждений. Она неслась из окон банков, министерств, школ, автомобилей. Казалось, сами седые «пикачос» — вершины Анд, взметнувшиеся над Сантьяго, вторят бесчисленным голосам, десятикратно усиливая знакомый мотив. Вторил песне, забыв об осторожности, и Фернандо, покинувший сквер на Пасео Аумада сразу же вслед за полицейскими.

Стражи порядка не были готовы к такому началу ожидавшейся демонстрации протеста и от этого по-настоящему озверели. Разбившись на группы, с карабинами наперевес, они бросались туда, откуда доносилось пение. Но песня звучала отовсюду. И грозная, хорошо отлаженная за годы террора репрессивная машина забуксовала и в конце концов оказалась парализованной. А люди не только смогли допеть до конца «Спасибо жизни», но и спеть десятки других песен борьбы и протеста.

Рейсы Сантьяго — Сантьяго

Рене — страстный популяризатор песен борьбы, песен протеста, унаследовавший и развивающий лучшие национальные традиции чилийского фольклора. Трудно переоценить все то, что он сделал, чтобы песни Виктора Хары, Виолетты Парра, ансамблей «Инти-Иллимани», «Килапаюн» и многих других зазвучали во всех уголках Чили и во всем мире. После фашистского путча Рене всю свою энергию направил на то, чтобы запрещенная диктатурой песня продолжала оставаться спутницей чилийцев в их борьбе. И хотя пиночетовская охранка выдворила его из страны, он не сложил оружия. Сотни музыкальных программ, подготовленных им, пробили стену изоляции с помощью многих зарубежных радиостанций, вещающих на испанском языке.

Проведя долгие годы в эмиграции, он наконец добился разрешения вернуться на родину. И когда 12 июля 1984 года тысячи людей собрались в театре «Кауполикан», чтобы отметить 80-летие со дня рождения Пабло Неруды, Рене был с ними. Долго не смолкали овации, когда публика его узнала. Он пел то, что просили люди, скандировал лозунги, которые были у всех на устах. Пять часов не расходилась публика из театра «Кауполикан».

На следующий день Рене получил распоряжение властей покинуть страну. Вместе с двумя другими товарищами он был доставлен из своей квартиры в аэропорт «Пудауэль» и посажен на рейс Сантьяго — Буэнос-Айрес. Когда воздушный лайнер приземлился в аргентинской столице и подрулил к зданию международного аэропорта «Эсейса», их встретили вежливые представители иммиграционной службы и без задержек проводили в самолет, отправлявшийся обратно. В тот же день трое путешественников поневоле снова оказались в Сантьяго. Одновременно аргентинские власти уведомили режим Пиночета, что отказываются принять у себя высланную без объяснения причин группу чилийских граждан, не просивших у Аргентины политического убежища. Случай по-своему беспрецедентный. Когда-то принять у себя тех, кого высылал Пиночет, считалось актом солидарности. Теперь ссылка на отсутствие формального запроса о политическом убежище помогла чилийским патриотам вернуться.