Т. 1. Лирика Эдгара По в переводах русских поэтов - Эдгар По

ВОРОН[71]

Как-то полночью глубокой размышлял я одинокоНад старинным фолиантом — над преданьем давних лет,И охваченный дремотой, стук услышал, но отчетаДать не мог: стучится кто-то, увидав в окошке свет.«Гость, — промолвил я, — стучится в дверь мою, завидевсвет, —Ничего другого нет!»

Вспоминаю все я снова. Это был декабрь суровыйИ поленьев блеск багровый тускло падал на паркет.Тщетно ждал зари рожденья, в книгах не найдя забвенья.Я хотел забыть Линору — ранней молодости свет!Ангелы зовут Линорой — деву, свет ушедших лет.В мире имени ей нет!

Шорох шелковый, не резкий, алой, легкой занавескиНаполнял безмерно страхом, погружая в смутный бред!Сердце бедное смиряя, все стоял я, повторяя:«То, наверно, гость, блуждая, ищет дверь? Кто даст ответ?Гость, доселе незнакомый, в дверь стучится? Где ответ?Только он, другого нет!»

И душа окрепла сразу. Не колеблясь уж ни разу,«Сэр, — я молвил, — или леди, извинения мне нет!Засыпал я, вы не знали, слишком слабо вы вначале,Слабо в дверь мою стучали. Но, заслышав вас, в ответДвери распахнул широко, распахнул я их в ответ:Только тьма, иного нет!»

Окруженный мглою ночи, напрягал я тщетно очи,Грезил. Грез таких доныне никогда не видел свет.Недоступен мрак был взору. Из безмолвного простораСлово лишь одно «Линора» долетело как привет.Я ли прошептал: «Линора»? Эхо ль донесло ответ?Ничего другого нет!

В комнату с душой горящей я вернулся, и стучащийЗвук раздался: был сильней он, громче, и в ответЯ промолвил: «Окон раму ветер трогает упрямо,Посмотрю я и увижу, разгадаю я секрет.Успокоюсь я немного и узнаю, в чем секрет?Ветер это или нет?»

Ставню я раскрыл с усильем и, подняв высоко крылья,В комнату вошел степенно Ворон, живший сотню лет.Мне не оказав почтенья, он прошел без промедленья,И на бюст Паллады сел он, тенью смутною одет,Сел на бюст над самой дверью, сумраком полуодет,Вверх взлетел, другого нет.

Важен был, собой доволен. Улыбнуться поневолеОн заставил, хоть грустил я, утомлен чредою бед.И ему сказал нестрого: «Ворон, севший у порога,Ты оставил царство Ночи, прилетев сюда на свет.Как ты звался у Плутона, прежде чем увидел свет?»Каркнул он: «Возврата нет!»

Удивился я ответу, что я мог сказать на это?Понимал я: в слове странном никакого смысла нет.Человеку не случалось, до сих пор не доводилосьВидеть птицу, чтоб садилась в комнате, как вестник бед,Птицу-зверя, здесь на бюсте и в жилище тенью бед,С именем «Возврата нет!»

Одинок, печален был он, лишь одно произносил он!Душу вкладывал всецело в каждый странный свой ответ.Слова он не знал другого. Крылья он сложил сурово.Я шепнул: «Друзья, надежды — все ушли, пропал и след,Ну а ты сюда вернешься, лишь ко мне придет рассвет?»Каркнул он: «Возврата нет!»

И хотя ответ был мрачен — удивительно удачен,Я сказал: «Одно запомнил, что узнал он в доме бед,У гонимого судьбою заучил он это слово.Неудачи и невзгоды были спутниками лет,И в печальные напевы смысл проник за много лет,Горький смысл: «Возврата нет!»

Я невольно улыбнулся, и к нему я повернулся,Кресло к двери пододвинул, где скрывался мой сосед.Я на бархат опустился и в раздумье погрузился,Спрашивал: зачем явился он, свидетель прошлых лет?Что в пророчестве суровом он принес из мрака лет,Каркая: «Возврата нет»?

Погружен в свои догадки, на него смотрел украдкой,И душе моей молчавшей страшен глаз его был свет.Думал, к бархату склоненный, лампой ночи освещенный,Никогда здесь озаренный не увижу силуэт,Здесь, на бархате, ни разу не увижу силуэт:Умершим возврата нет!

Мне почудилось дыханье ароматное, шуршаньеАнгельских шагов во мраке, на ковре их легкий след.Я воскликнул: «Бог, наверно, посылает мне спасенье?Получу я утешенье после стольких горьких лет?Позабуду я Линору, спутницу минувших лет!»Каркнул он: «Возврата нет!»

Я вскричал: «О Ворон вещий! Ты, быть может, дух зловещий?Занесен ты Сатаною или бурей? Дай ответ!В этой горестной пустыне, в доме, данном мне отныне,Слышу ужас, но увидев Галаадских гор хребет,Обрету ль бальзам желанный, где бессмертных гор хребет?»Каркнул он: «Возврата нет!»

«Птица ты иль дух, не знаю! Но тебя я заклинаюГосподом, пред кем склонил я сердце, небом всех планет!Мне ответь: «Верну ли снова деву райского простора,Ту, кого зовут Линорой ангелы среди бесед?Имя чье в садах Эдема в звуке ангельских бесед?»Каркнул он: «Возврата нет!»

«Словом этим заклейменный, птица! Дьявол! В мирПлутона, —Закричал я, — в бурю возвратись, покинь наш свет!Не оставь пера, однако, лжи своей безмерной знака,Что сюда принес из мрака. Удались, сгинь, словно бред!Вынь из сердца клюв — и радость обрету, забыв твой бред!»Каркнул он: «Возврата нет!»

Черные не дрогнут перья. Он сидит, сидит над дверью,На Палладе молчаливо, неизменный мой сосед.И глазами между тем он все глядит, глядит, как демон:И грозит как будто всем он! Тень ложится на паркет,И душе моей из тени, что ложится на паркет,В прежний мир — возврата нет!

ВОРОН[72]

Раз в тоскливый час полночный я искал основы прочнойДля своих мечтаний — в дебрях философского труда.Истомлен пустой работой, я поник, сморен дремотой,Вдруг — негромко стукнул кто-то. Словно стукнулв дверь… Да, да!«Верно, гость, — пробормотал я, — гость стучитсяв дверь. Да, да!Гость пожаловал сюда».

Помню я ту ночь доныне, ночь декабрьской мглы и стыни, —Тлели головни в камине, вспыхивая иногда…Я с томленьем ждал рассвета; в книгах не было ответа,Чем тоска смирится эта об ушедшей навсегда,Что звалась Линор, теперь же — в сонме звездном навсегдаБезымянная звезда.

Шорох шелковый портьеры напугал меня без меры:Смяла, сжала дух мой бедный страхов алчная орда.Но вселяет бодрость — слово. Встал я, повторяя снова:«Это гость, — так что ж такого, если гость пришел сюда?Постучали, — что ж такого? Гость пожаловал сюда.Запоздалый гость. Да, да!»

Нет, бояться недостойно. И отчетливо, спокойно«Сэр, — сказал я, — или мэдем, я краснею от стыда:Так вы тихо постучали, — погружен в свои печали,Не расслышал я вначале. Рад, коль есть во мне нужда».Распахнул я дверь: «Войдите, если есть во мне нужда.Милости прошу сюда».

Никого, лишь тьма ночная! Грозный ужас отгоняя,Я стоял; в мозгу сменялась странных мыслей череда.Тщетно из глухого мрака ждал я отклика иль знака.Я шепнул: «Линор!» — однако зов мой канул в никуда,Дальним эхом повторенный, зов мой канул в никуда.О Линор, моя звезда!

Двери запер я надежно, но душа была тревожна.Вдруг еще раз постучали, явственнее, чем тогда.Я сказал: «Все ясно стало: ставни… Их порывом шквала,Видимо, с крючка сорвало, — поправимая беда.Ставни хлопают и только, — поправимая беда.Ветер пошутил — ну да!»

Только я наружу глянул, как в окошко Ворон прянул,Древний Ворон — видно, прожил он несчетные года.Взмыл на книжный шкаф он плавно и расселся там державно,Не испытывая явно ни смущенья, ни стыда,Там стоявший бюст Минервы оседлал он без стыда,Словно так сидел всегда.

Я не мог не удивиться: эта траурная птицаТак была невозмутима, так напыщенно-горда.Я сказал: «Признаться надо, облик твой не тешит взгляда;Может быть, веленьем ада занесло тебя сюда?Как ты звался там, откуда занесло тебя сюда?»Ворон каркнул: «Никогда!»

Усмехнулся я… Вот ново: птица выкрикнула слово;Пусть в нем смысла и немного, попросту белиберда,Случай был как будто первый, — знаете ль иной пример вы,Чтоб на голову Минервы взгромоздилась без стыдаПтица или тварь другая и в лицо вам без стыдаВыкрикнула: «Никогда!»

Произнесши это слово, черный Ворон замер снова,Как бы удовлетворенный завершением труда.Я шепнул: «Нет в мире этом той, с кем связан я обетом,Я один. И гость с рассветом улетит — Бог весть куда,Он, как все мои надежды, улетит Бог весть куда».Ворон каркнул: «Никогда!»

Изумил пришелец мрачный репликой меня удачной.Но ведь птицы повторяют, что твердят их господа.Я промолвил: «Твой хозяин, видно, горем был измаянИ ответ твой не случаен: в нем та, прежняя, беда.Может быть, его терзала неизбывная бедаИ твердил он: «Никогда!»

Кресло я придвинул ближе: был занятен гость бесстыжий,Страшный Ворон, что на свете жил несчетные года.И, дивясь его повадкам, предавался я догадкам, —Что таится в слове кратком, принесенном им сюда,Есть ли смысл потусторонний в принесенном им сюдаХриплом крике «Никогда!»?

Я сидел молчаньем скован, взглядом птицы околдован,Чудилась мне в этом взгляде негасимая вражда.Средь привычного уюта я покоился, но смутаВ мыслях властвовала люто… Все, что было, как всегда,Лишь ее, что вечерами в кресле нежилась всегда,Здесь не будет никогда!

Вдруг незримый дым кадильный мозг окутал мойбессильный, —Что там — хоры серафимов или облаков гряда?Я вскричал: «Пойми, несчастный! Этот знак прямойи ясный —Указал Господь всевластный, что всему своя чреда:Потерпи, придет забвенье, ведь всему своя чреда».Ворон каркнул: «Никогда!»

«Птица ль ты, вещун постылый, иль слуга нечистой силы, —Молвил я, — заброшен бурей или дьяволом сюда?Отвечай: от мук спасенье обрету ли в некий день я,В душу хлынет ли забвенье, словно мертвая вода.И затянет рану сердца, словно мертвая вода?»Ворон каркнул: «Никогда!»

«Птица ль ты, вещун постылый, иль слуга нечистой силы,Заклинаю небом, адом, часом Страшного Суда, —Что ты видишь в днях грядущих: встречусь с ней яв райских кущахВ миг, когда среди живущих кончится моя страда?Встречусь ли, когда земная кончится моя страда?»Ворон каркнул: «Никогда!»

Встал я: «Демон ты иль птица, но пора нам распроститься.Тварь бесстыдная и злая, состраданью ты чужда.Я тебя, пророка злого, своего лишаю крова,Пусть один я буду снова, — прочь, исчезни без следа!Вынь свой клюв из раны сердца, сгинь навеки без следа!»Ворон каркнул: «Никогда!»

И, венчая шкаф мой книжный, неподвижный, неподвижный,С изваяния Минервы не слетая никуда,Восседает Ворон черный, несменяемый дозорный,Давит взор его упорный, давит, будто глыба льда.И мой дух оцепенелый из-под мертвой глыбы льдаНе восстанет никогда.

ВОРОН[73]