Лампа паладина - Наталья Николаевна Александрова

необычной красоты.

Дом этот был построен в начале двадцатого века, когда в моде был стиль модерн. Но сам он был выдержан скорее в стиле, подражающем готике, – узкие стрельчатые окна, массивный портал, над которым красовалось круглое окно, напоминающее «розу» готических соборов, высокая островерхая башенка сбоку от фасада.

Правда, в готических окнах особняка не сохранились цветные витражные стекла, где-то они были заменены простыми, давно не мытыми, где-то – вообще некрашеной фанерой. Только в одном окне остались прежние цветные стекла в красивом свинцовом переплете, по которым можно было составить отдаленное впечатление о былой красоте этого дома.

Я не подошла к парадному входу, а обошла дом сбоку и нашла неприметную дверцу, расположенную вровень с землей.

Подойдя к этой двери, я постучала в нее сперва костяшками пальцев, а потом – кулаком.

Не дождавшись ответа, я примерилась и со всех сил ударила в дверь ногой.

На этот раз из-за двери донеслись медлительные, неровные шаркающие шаги, и скрипучий, как несмазанная дверь, голос раздраженно проговорил:

– Чего стучишь? Чего стучишь? Я тебе сейчас самому по голове постучу, будешь тогда знать!

– Ромуальдыч, открой, это я, Марина!

За дверью на некоторое время наступило молчание, затем тот же голос проскрипел:

– Правда, что ли?

– Правда, правда!

– Тогда пароль скажи!

Я тут же выпалила:

– Барыня прислала туалет, в туалете сто рублей. Что хотите, то берите, «да» и «нет» не говорите, черное и белое не покупайте…

– Правда ты! – и дверь с таким же скрипом отворилась.

На пороге стоял высокий представительный человек с длинным лицом, обрамленным седыми бакенбардами.

Я познакомилась с ним, когда вдвоем с Бастиндой приехала сюда, чтобы оценить состояние этого дома.

Бастинда облазала дом Сковородникова снизу доверху и под конец вынесла вердикт, что он весьма прочен и простоит еще как минимум лет пятьдесят.

– Так что мы его еще не раз успеем обследовать! – проговорила она под конец ревизии.

– Почему – не раз? – удивилась я, а Ромуальдыч только хмыкнул и ушел ставить чайник.

– Так я его уже третий или четвертый раз осматриваю. Каждый раз кто-то соберется покупать и оплачивает экспертизу, а потом сделка срывается, и все остается как было. И дом не меняется, и Ромуальдыч такой же, как прежде. До меня этот дом еще Варвара Петровна осматривала, у которой я всему научилась, так она говорила, что Ромуальдыч уже лет сорок ничуть не меняется.

А кто-то говорил, что он и есть бывший владелец дома, статский советник Сковородников, и с самой революции служит тут сторожем. Но это уж, конечно, ерунда!

Да, вспоминаю, что Бастинда в тот раз была в удивительно хорошем настроении, совсем не ругалась, ко мне не вязалась, разговаривала как нормальный человек, потом я поняла, что это Ромуальдыч на нее так действовал.

Как ни странно, старик Ромуальдыч проникся ко мне симпатией, и пока Бастинда составляла многостраничный отчет о проделанной работе, он поил меня чаем и рассказывал байки из истории Петроградской стороны и всего старого Петербурга.

Тогда-то он и рассказал мне старую детскую считалку про барыню и сто рублей, которую я сегодня использовала как пароль.

Сейчас Ромуальдыч посторонился и закрыл за мной дверь.

Вместе с ним мы спустились по лестнице, которая вела от задней двери в подвал особняка.

Здесь Ромуальдыч обустроил свое собственное жилище, а также хранилище для своей необычной коллекции.

Дело в том, что он собирал всевозможные старинные вещи, с моей точки зрения совершенно бесполезные. Были в его коллекции и разнообразные колокольчики, назначение которых он мне терпеливо разъяснял: вот этот – дверной, чтобы было слышно, что в лавку кто-то вошел… а этот – чтобы вызывать слугу… а этот – тоже дверной, но вешался над квартирной дверью, вместо теперешних дверных звонков… согласись, что он куда музыкальнее! – и Ромуальдыч тряс колокольчик, заставляя его звенеть.

– А вот этот, – продолжал он, – самый веселый. Его вешали под дугой на конской упряжи, чтобы звенел на ходу…

Кроме колокольчиков, были в его коллекции и другие вещицы – флаконы от старинных духов с удивительными названиями, например «Букет императрицы», кольца, в которые вставляли крахмальные салфетки, была еще какая-то маленькая железная штучка, про которую Ромуальдыч сказал, что это зга.

– Что? – переспросила я удивленно. – Какая еще зга?

– Ну, знаешь, как говорят – не видать ни зги… потому что эта самая зга висит на конской упряжи совсем близко к ямщику, и уж если ее не видно – значит, совсем уж ничего не видать! Поэтому так и говорили – не видно ни зги…

Когда я спросила Ромуальдыча, зачем он сохраняет все эти бесполезные вещи, он погрустнел и ответил:

– Если эти вещи навсегда пропадут, если от них не останется даже памяти в нашем языке – язык станет беднее, и вся наша жизнь потеряет какие-то краски. Мы не будем понимать многие страницы в романах Толстого, Тургенева и Достоевского…

В общем, это было лирическое отступление, и я малость заскучала. Надо отдать ему должное, Ромуальдыч никогда не грузил меня серьезными проблемами, все его байки были забавные и легкие.

Как я уже сказала, мы с Ромуальдычем спустились в подвал.

Здесь у него были две очень уютные комнаты, обставленные красивой старинной мебелью, которую он перетащил из верхних этажей и как мог отреставрировал.

Посредине первой комнаты стоял круглый стол красного дерева на львиных лапах. Этот стол был накрыт для чаепития на одну персону. Здесь стояли красивая синяя с золотом чашка, такая же сахарница, чайник с заваркой и серебряная корзиночка с печеньем.

Необычная сервировка для сторожа, но я уже давно знала Ромуальдыча и знала его любовь к красивым вещам.

Он тут же поставил на стол вторую такую же чашку и налил чай – свежезаваренный и очень ароматный.

Только когда мы выпили по чашке, старик спросил меня, что меня к нему привело и чем он может мне помочь.

Тут я вытащила из сумки многострадальную лампу и показала ему.

– Вот такая вещица попала мне в руки. Старая, конечно, и некрасивая, но чем-то она мне нравится. Нельзя ли ее у вас оставить на какое-то время? У вас так и так много всяких старинных вещей, так что одной больше, одной меньше…

Разумеется, я не стала рассказывать Ромуальдычу о видениях, которые посещали меня под действием этой лампы. А то он подумает, что у меня не все в порядке с головой.

Ромуальдыч осторожно взял лампу в руки, осмотрел с разных сторон, поднес к свету и только после этого проговорил:

– Откуда у тебя эта лампа?