Хоупфул - Тарас Владимирович Шира

легкая небрежность и юление. Халтура – это работа, на которой можно и нужно не стараться. Короче говоря, будь она выполнена чуть хуже – заставили бы переделывать. А так – черт с тобой, бери деньги. Как-то так. Это пояснение для американцев.

Началась лекция. Вышел какой-то холеный брюнет лет 35 – представиться он забыл, но назвал себя куратором, после чего выкатил в центр пластиковую доску на колесиках.

Почти без прелюдии он начал чертить графики и диаграммы. Это было его главной ошибкой – как только он закончил выводить какую-то параболу, напоминающую привидение из Pacman´a, то моментально растерял внимание половины аудитории. Некоторые из слушателей сидели с блокнотами и порывались туда что-то записать, но занося ручку, все время останавливались. Когда и что именно стоит записывать, оставалось неясным. По залу летала большая муха – ее жужжание вкупе со скрипом фломастера по поверхности пластиковой доски начинало напоминать какую-то новую экспериментальную пытку из Гуантанамо. Муха то садилась на плечо к ведущему, то, разогнавшись до космической скорости, летела между рядами в желании встретить свою смерть на чьей-нибудь переносице.

Несколько раз ведущий задавал вопросы и в ожидании, что кто-то подхватит его мысль, подыграет и закончит предложение, поворачивался в зал. Обратной связи не было – кто-то из приличия хмурил лоб и симулировал мозговую деятельность, большинство же сохраняло анемично-отрешенное выражение лица. Для полноты картины отчаянно не хватало пения сверчков.

Многие финансовые термины появились в результате заимствования из английского, поэтому их значение можно было понять без особого труда. Разумеется, экономический английский содержал свою специфичную терминологию, но Жене вполне хватало своего Upper-Indermiddeate. На свою беду, он ответил на несколько очевидных вопросов, чем заслужил безграничную любовь ведущего. Теперь весь оставшийся час тот поворачивался только к нему.

В какой-то момент Женя заскучал и стал незаметно рассматривать сидящих рядом с ним.

Слева сидела ярко накрашенная женщина, которая уже на протяжении 10 минут что-то искала в сумочке. Было ощущение, что внутри этой сумочки открылся какой-то косметический ящик Пандоры – за все это время из нее уже два раза с шумом выпадали тушь и помада.

Впереди, прямо перед Женей, примостился мужичок лет 50 – на вид бывший строитель или заводчанин. В офисах он до этого вряд ли сидел – это было видно по старой рубашке устаревшего фасона, с воротником, как у итальянских мафиози. От него разило потом и дешевым одеколоном. Чувствовал он себя явно не в своей тарелке – каждые несколько минут он стирал пот со лба и сухо кашлял, от чего стул под ним ходил ходуном.

Женя насчитал еще парочку таких же мужичков. Непонятно, каким ветром их сюда занесло. Возможно, все они проснулись с твердой решимостью бросить все и начать новую жизнь, сменив горячий цех с глуховатым и оттого вечно орущим начальником на просторный кабинет с видом на город.

Хотя, скорее всего, новая жизнь и Джим Керри из «Всегда говори да» здесь ни при чем – прийти сюда их вынудило увольнение или сокращение. Когда у тебя дома жена и ребенок, которые хотят есть, пить и одеваться, тут уж становится не до поисков себя.

Ведущий пригладил волосы и посмотрел на часы.

– Ну что ж, на сегодня все. Есть вопросы? – без особого энтузиазма спросил он. В ответ несколько человек отрицательно покачали головой.

Скрипя стульями, толпа неловким потоком устремилась к дверям. Многие закрывали блокноты, в которых так ничего и не записали.

Ведущий в середине лекции упомянул, что хороший брокер должен быть немного психологом. Что ж, в таком случае по лицам выходящих из зала людей он должен был догадаться, что сюда они больше не придут.

– Да херня очередная, – ответил Женя. – Ничего интересного. Очередное разводилово.

Он посмотрел на Сашу – вино давало о себе знать. После двух выпитых бутылок она казалась ему особенно сексуальной. Золотистые волосы, аккуратно ложащиеся на плечи. Правильные черты лица, изящные формы тела. Омара Хайяма и вопросы жизни после смерти постепенно вытесняли вполне земные потребности и желания.

«И ведь любит меня», – подумал Женя. Странные они, женщины. Вроде и материнские инстинкты, и женская интуиция. И взрослеют ведь раньше мальчиков. А выбирают все не тех. Не научились. Взяв ее за руки, он притянул ее к себе.

– Духи у тебя шикарные, – сказал он, укутавшись в ее волосы. – Это Boss? – целуя Сашины плечи, он увидел бретельку красного лифчика.

– Lancome, – ответила Саша, сев к Жене на колени и положив руки ему на плечи.

– Ох, опять не угадал. Обожаю красный цвет. Пошли в спальню?

Глядя в потолок своей спальни, Женя чувствовал Сашин взгляд. После секса он почему-то не любил смотреть девушкам в глаза, было ощущение какой-то беззащитности и уязвимости. Обниматься почему-то сразу становилось душно, хотелось отвернуться и просто молчать.

В такие моменты он иногда жалел, что бросил курить. Он часто представлял картину из фильмов, когда главный герой, закуривая в кровати после бурной любовной сцены (а в таких фильмах она всегда бурная, об этом свидетельствовали мокрые тела героев, стараниями съемочной группы обильно омытые водой с маслом), передает сигарету своей девушке, и оба они лежат на спине, выпуская в потолок облака дыма.

Правда, почти всегда в таких фильмах в конце кто-то из них умирал. Таковы уж каноны жанра.

И было одно но: лежать он хотел не с Сашей. Да и от сигарет зубы желтеют, в конце концов.

Женя взял в руки телефон и бессмысленно листал инстаграм, делая вид, что не замечает Сашу, опершуюся на локоть и смотрящую на него.

Сколько раз он порывался уже его удалить – уже и не вспомнить. Из всех социальных сетей именно в огород инстаграма летели все Женины камни. Он листал ленту с видом человека, пришедшего в Кунсткамеру: вроде и неприятно, но уж очень хочется посмотреть. Настоящая свалка человеческих комплексов – и вместе с тем круглосуточный филиал дорогой и красивой жизни, помещающийся в твой карман. Ода гедонизму и культ вечного отдыха, а также беспощадная конвейерная лента, ежесекундно уносящая в конец страницы очередной кусок коллажного баннера: остановишься – и вот тебя уже не видно, а твое место заняли другие, не менее красивые, сисястые и спортивные. Успевай – история исчезнет через 24 часа, а вместе с ней – и воспоминания о тебе. В общем, настоящий праздник жизни. С самой жизнью, правда, там туговато, зато праздника – хоть отбавляй.

Если бы дедушка Фрейд был жив, он бы обязательно посвятил инстаграму отдельный трактат, а у его пользователей нашел бы зашкаливающее число комплексов, начиная от комплекса неполноценности и заканчивая эдиповым – а уж за ним бы не застоялось. А может, даже придумал бы парочку новых.

Полуобнаженные девушки в купальниках, вечно находящиеся на море. А если вдруг они почему-то не на пляже, а в офисе – то обязательно с букетом цветов, пока подписчицы ломают копья и голосуют, стоит ли ей все же перекрашиваться в блонд или нет.

Здесь же – какие-то вечно замотивированные молодые пацаны с плохо сидящими галстуками, судя по лицам, недавно закончившие институт, но уже приглашающие тебя на свои бизнес-тренинги.

Отдельный привет от дедушки Фрейда был бы передан человеку, придумавшему лайки – рамки популярности теперь измеряются пиксельными сердечками. И сейчас уже трудно понять, как раньше без них определяли пределы привлекательности. С появлением лайков все соцсети неизбежно превратились в крупнейшие краудфандинговые площадки по их сбору.

Все бы было хорошо, и наверное, Женин цинизм мог бы иметь под собой почву и быть оправданным, если бы не одно но – он и сам был завсегдатаем инстаграма в частности и других соцсетей в целом. Он не был взбунтовавшимся винтиком, который начал крутиться в другую сторону – крутился-то он в ту же, что и все стальные, только при этом больше других ворчливо скрипел.

Вконтакте, фэйсбук и инстаграм – три точки равнобедренного Бермудского треугольника, в котором пропадает человеческая жизнь, и его жизнь не была исключением. У некоторых, правда, этот треугольник имел и другие точки, превращаясь в параллелограмм или параллелепипед – но суть всегда остается той же.

Женя отложил телефон.

– Ну что, по домам? – спросил он, изображая зевок. – Завтра на работу.

Фраза «по домам», произнесенная в своем же доме, хоть и не имела смысла, но уже и не звучала как «может, тебе домой пора?».

– По домам, – Саша, сидя на кровати, застегивала лифчик.

Женя открыл Uber. «Такси приедет через 12 мин», – высветилось на экране.

– Сашуль, с каким-то Муроджоном на солярисе ты сегодня едешь домой, – улыбнулся Женя, глядя в экран. – Напиши, как доедешь. А то