Акула шоу-бизнеса - Владимир Ераносян

Лорд, однако, пришел к Закуте кому не для того, чтобы отвечать на его глупые вопросы. Он решил уйти, оставив Валеру в хорошем расположении духа.

— Кстати, администрация телекомпании вынесла решение выкупить для тебя эту квартиру. Ты же у нас бесквартирный. В общем, отдашь паспорт бухгалтеру, она оформит купчую у нотариуса. А мне пора, увидимся, — попрощался Лорд и захлопнул за собой входную дверь.

Если бы Лорд, спускающийся вниз пешком по лестнице, знал, что секундой раньше мимо двух машин, забитых его головорезами, промчались "жигули" с Инессой, он бы проклял весь белый свет, а вместе с ним и своих вооруженных недоумков.

Инесса приметила знакомый "митцубиси-паджеро" и "мерседес" Лорда, стоящие у подъезда Валеры, и, мгновенно сообразив, в чем дело, вынула вторую банкноту в сто долларов. Водитель, недоумевая, принял деньги от сумасшедшей, которая сама не знала, куда ей надо. Полученная сумма удовлетворила его любопытство в полном объеме. Вопросы так и лезли наружу, но интереснее было вдоволь наслушаться хрустящей музыки зеленых купюр. Он мчался по трассе с бешеной скоростью и единственным желанием — высадить щедрую пассажирку у телецентра и остаться наедине с неплохим заработком. Вот и Садовое кольцо. Скоро будем на месте!

Останкинская башня с недавних пор стала для Инессы символом смерти. Ночь подыграла мрачным ощущениям. Машина притормозила. Инесса сказала водителю: "Спасибо" — и юркнула к проходной. Она показала на входе служебный пропуск, сама сняла ключ с крючка и, не став объясняться с охранником, быстрыми шагами направилась к третьему павильону.

"Эти звезды все с приветом, — подумал про себя охранник, обиженный на то, что его разбудили, — и ночью им покоя нет. Настучат ведь завтра шефу, что с заспанными глазами дежурил. Хотя что ей толку на меня стучать. Эти знаменитости до таких как я не опускаются. Такие, как я, для них не существуют", — самоуничтожающая мысль успокоительно защебетала соловьем и снова убаюкала его.

* * *

Звезды на небе навеяли на Лорда, который ехал на заднем сиденье бронированного "мерседеса" в офис на Моховой, умиротворенность и ностальгию. Он вспомнил себя в то беззаботное время, когда был ребенком. Сейчас он играл во взрослые игры, но по сравнению с вечностью мироздания они казались ему в эту минуту несерьезной забавой. И зачем человеку вся эта мирская суета, пустые треволнения и вытекающая из них подлость? Все равно усилия и напряги перечеркнет смерть. А что там на небе? Суд Божий или вечное забвение? Жизнь или пустота? Из всех живущих на земле Лорд знал только одного человека, кто не сомневался ни в чем и не боялся действия, каким бы оно ни было. Магистр… Соболь… Он не боялся грешить, страх Божий он считал патологией. В этом слепом бесстрашии таилась сила, способная так же легко разрушать, как и созидать. Руками личностей, подобных главе Ордена Кесаря, вершилась история.

Лорд уважал Магистра и боялся его, для лидера Ордена его персона представляла определенную ценность. Да, Лорд был соратником великого человека, сумевшего построить целостную империю среди густого частокола государственных институтов и силовых ведомств, абсолютно автономную и подотчетную лишь Кесарю, структуру, сильную настолько, что в пору думать о власти, безграничной и твердой, не в отдельно взятой банановой республике, а в огромной стране — России.

Добравшись до своих апартаментов, Лорд прошел в телехолл, приказал дворецкому, чтобы тот разбудил секретаря. Спать не хотелось, мозг работал напряженно, как в самые плодотворные часы дня.

Секретарь доложил о скопившейся корреспонденции. Ничего серьезного: продюсеры выклянчивали эфирное время, рекламодатели выпрашивали скидки, руководители популярных программ приглашали в круизы, привередливые поп-звезды ябедничали друг на друга, а этот идол подростков Вольдемар вообще рассмешил Лорда — он жаловался на "Московский комсомолец", вернее, на его рубрику "Музыкальная дорожка", в рейтинге которой не значилось ни одного его сингла.

— Брось все это в камин, — отрезал Лорд, — от этой муры мозги пухнут.

Секретарь с непроницаемым выражением лица отправился выполнять распоряжение босса. Лорд думал о делах. Что заставляло его медлить с этой сопливой девчонкой? Почему он не нажал на нее сразу, как только узнал об исчезновении видеоматериала? Что побудило его играть спектакль? Похоже, воспоминания о Кристине сублимировались в особое, даже трепетное отношение к ее сестре. Но история затянулась, и запахло паленым. Деловые интересы всегда являлись надежным барьером инстинктивным порывам, правда, Лорд поздновато спохватился. И остался без разрядки, нервы были на пределе. Надо найти девчонку, она вполне заслужила оказаться в дорогом гробу. Он жалел лишь о том, что не может в данной ситуации привлечь к ее поискам всех ищеек Комиссии, приходилось рассчитывать только на свои силы. Покончить с последствиями собственной ошибки необходимо как можно скорее, покуда Комиссия и Магистр ничего не знают. Если они узнают, — тогда ему крышка. Что это — паника? Лорд ненавидел Инессу за то, что сейчас чувствовал.

Сайта- Сусанна. Испания

Когда человек делает что-либо очень долго, занятие обретает форму каторжной повинности. Человеку надоедает все — приятный собеседник, уютная квартира, мягкая кровать и даже секс на этой кровати. Эрнсту Фридману, как натуре эксцентричной, отдых в испанском раю после сорока проведенных в отеле "Роял Сан" дней казался сейчас адом. Изоляция от бурлящей предвыборными баталиями Москвы делала состояние Эрнста еще более невыносимым. Соловьиные трели, раздававшиеся на том конце телефонного провода, звучали для Фридмана бухенвальдским набатом. И лишь его сладкий спутник скрашивал постылое, хотя и добровольное, заточение в гостиничном люксе.

— Пора домой, — уже в который раз говорил Эрнст юноше. — Я должен сейчас быть в Москве, моя рыбонька. Мы же договорились — еще неделя и отбываем.

Моторная лодка, взятая напрокат, скользнула вдоль волны, прочертив плавный изгиб. Юноша смотрел в сторону пляжа, заполненного людьми, как дно морское водорослями. На его глазах появились мокрые капельки горечи и разочарования.

— Мы договаривались лететь в Москву через Копенгаген, — с досадой напомнил он, — или все, что между нами было, прошло.

— Нет, моя рыбка. Я своих слов на ветер не бросаю, — захлопал глазами Фридман, — мне очень понравилась твоя идея. По крайней мере, серьезные шаги просто обречены остаться в истории.

— Ты хочешь сказать, в истории наших отношений? — надулся юноша. — Ты так сказал, как будто наша связь теперь только история. А я думал, для тебя все так же серьезно, как и для меня.

— Я вовсе не это имел в виду, — поспешил оправдаться Эрнст. — Я не имею ничего против твоей затеи, и, несмотря ни на что, сегодня же куплю билеты в Данию.

Юноша нежно поцеловал Эрнста в щечку.

— Значит, собираем чемоданы?!

— А как же, вероятно, сегодня и полетим вечерним рейсом.

— Ух ты, тропический зной сменится скандинавской прохладой.

— Мне бы твои проблемы, — тяжело вздохнул Эрнст Фридман.

Он, находящийся постоянно в гуще событий, оказался волею обстоятельств оторванным от деятельности. Что дернуло его уехать в отпуск? Неужели нельзя было расслабиться в Москве? И все-таки этот мальчик… Ему Эрнст не мог отказать, он так сильно к нему привязался. Ну ладно, вынужденная отсрочка от дел близилась к концу. Фридман с вожделением ждал минуты, когда он откроет дверь своего кабинета и вплотную займется накопившимися проблемами. Жить без информации оказалось невмоготу. Ему, как диабетику после инъекции инсулина, срочно требовалась пища. Пища для размышлений, выводов и действий.

Москва. Россия

Валера шел по длинному коридору третьего этажа телецентра, не отвечая на приветствия коллег. Мешки под глазами свидетельствовали о том, что минувшей ночью ему было не до сна. Он пришел вовремя на запись очередной программы, не понимая самого себя. Мозг, раздираемый шоком, функционировал теперь на автопилоте. Перед глазами словно стоял густой туман, дорогу от Пушкино до телецентра он преодолел механически, бездумно, так же, как дышал или моргал. Даже разговор с Лордом не запечатлелся в сознании. И лишь лицо Зини Брукмана яркой вспышкой прожигало непроходимую пелену тумана, атрофировавшую органы чувств. Слезы Зини, его полный ужаса взгляд щелкали слайдами, продалбливая черепную коробку, пробуждая гнев и решимость Валеры. Но в то же время маленький червячок, состоящий из алчности, честолюбия и одержимости, упрямо напоминал о себе, парализуя волю и ограждая от опрометчивых поступков. Открывшаяся правда обязывала его что-то сделать. Но что? Этот вопрос все беспощаднее терзал Валеру.