Акула шоу-бизнеса - Владимир Ераносян

Убийцы предусмотрели, чтобы их жертвы не смогли встать на колени и приняли смерть стоя. Их ноги заточили в деревянные колодки большого диаметра.

Белая материя, как промокашка, впитывала кровь. Зиня и другие пятеро получили каждый по смертельной порции свинца.

Дробь барабанов давила на уши душераздирающим цинизмом. Подонки будто бы ставили инсценировку циркового представления. Они смотрели на лежащих в луже крови людей, собственноручно убитых, как дрессировщик смотрит на зверей, но в глазах негодяев напрочь отсутствовала свойственная разумному человеку жалость.

Затем ритуал продолжился загадочным клеймением. Убийцы добровольно давали сделать себе отметину на правой груди, которую как матерый кузнец раскаленным железным колом вжигал нарядный юноша. Они принимали боль безропотно, даже с какой-то неестественной гордостью, как эсэсовские каратели принимали железные кресты за геноцид мирного населения. Боль от ожога отпускала, на груди палачей дымились короны, цепко связывающие их смертным грехом.

Валера выл от ненависти и злобы. Он готов был растерзать всех, включая Лорда. В первую очередь — Лорда. "Этот подлец сознательно оклеветал Зиню. Моего Зиню. Доброго, никому никогда не сделавшего зла. За что? За что они убили его? Они должны за это ответить! И этот седой, и Злобин — фаворит президентской гонки… Убийца! Надо, чтобы об этом узнали все, вся Россия должна узнать, что Егор Злобин — преступник, что он член преступной организации, гнусного клана убийц".

Ненависть магнитом сковала разум. Валера ощущал тяжесть в голове, сердце рокотало, как мотор автомобиля, разогнавшегося до максимальной скорости. Сидя здесь, в крохотной квартире, Валера вдруг осознал свою ничтожность. И его эти сволочи раздавят как букашку, если он даст им обнаружить, что владеет информацией. Но неужели ФСБ в полном неведении относительно черных деяний этого грязного клана? А на Петровке чем занимаются? Почему убийцы до сих пор на свободе? Мало того, бесятся с жиру…

Валере стало душно. Он открыл окна настежь. Ночная прохлада нехотя вытесняла из комнаты застоявшийся воздух. Валера вытянул из пачки сигарету, все еще не отрывая глаз от экрана.

Седой держал слово.

— Братья мои, сегодня вы стали полноправными хозяевами своих судеб, избавившись от ложных моральных устоев, являющихся ни чем иным, как поголовным оболваниванием большинства людей горсткой демагогов от государства и церкви. — Глаза Седого сверкали верой в произносимое его устами. — Из ранга обманутой черни, зараженной вирусом раболепия, вы, сделав свой выбор, перешли в разряд поводырей этого скота, избранных властителей земли. Некоторые из вас — члены Комиссии, которые уже знают о дне свершения нашей революции. Как бы ни назывались общественные катаклизмы: — перевороты, революции, отречения от престола, интервенции, гражданские войны, — все это для затуманивания мозгов. Речь идет только о власти и лишь о ней. В ней смысл бытия, и плоды нашей деятельности обретут истинный смысл после воплощения в жизнь наших целей и торжества наших идеалов. Мы уповаем на собственные силы, и пусть наша энергия расчистит небо от туч, и космос снизошлет благословение на выбранную нами участь. Шестнадцатое июня сделает из нас или хозяев России, или неудачников, но никогда не сделает из нас рабов.

Окурки от сигарет с бешеной скоростью наполняли пепельницу. Лениво циркулирующий воздух не успевал очищаться от дыма. Валера ходил по комнате, не находя себе места. Потом вдруг остановился, схватился руками за голову и пронзительно заорал, так громко, что не услышал звонок в дверь.

Инесса с самого начала знала, кто приказал за ней следить. Она была не глупа. Но раньше эти бандитские выродки не позволяли себе переходить черту. Теперь все изменилось. Она также была уверена, что Лорд и его прихвостни точно не знают, у нее эта кассета или у кого- то другого. В этом-то их неведении и был ее единственный шанс остаться живой.

Валере она была по-настоящему благодарна. Если бы не он, этот безжалостный зверь в маске вытряс бы из нее все, и тогда се цель — отомстить за сестру — некому было бы претворить в жизнь.

Забежав в подъезд многоэтажки, она первым делом посмотрела в окно. Темно-лиловый "митцубиси-паджеро" стоял возле дома с включенными фарами. Мафиози не спешили выходить из машины, они не сомневались, что в сто тридцать четвертой квартире того дома живет ее подруга, у которой Инесса часто гостила и даже оставалась на ночлег.

Инесса собрала в кулак свою волю и начала действовать. Она добежала до верхнего этажа, забралась по лестнице к люку, который закрывал путь на крышу, и с силой толкнула его вверх. Люк со скрипом отворился. Пожарная лестница, привинченная к тыльной стороне дома, сейчас являлась ее главной надеждой уйти от погони. Что до подруги, то Инесса не считала эту смазливую выдру, насквозь пропитанную завистью, своей подругой. Она без сожаления одарила псевдоподружку неприятностями. Девушка, проживающая в квартире номер сто тридцать четыре, тоже была ведущей информационной программы — начинающей и подающей надежды. Хотя, по сути и мировоззрению, ее место на Тверской, а руководителем ее программы должен быть сутенер. Инесса, устроившая "подружке" поздний визит бандитов, полагала, что этот урок должен пойти кошелке на пользу. К тому же думать об этом не было времени.

Высоко, черт побери! Даже купол отеля "Олимпик-пента" выглядел маленьким кружком, диаметром в серебряный доллар. Надо спускаться. Инесса медленно полезла вниз по пожарной лестнице, стараясь смотреть только вверх. Минут за десять одолела лестницу, и ее нога ступила на асфальт. Ее никто не схватил. Значит, путь свободен.

Она помчалась к проезжей части. Голосовала недолго. Рядом остановилась машина, какой-то "жигуленок". Инесса прыгнула в салон без спроса и буркнула водителю:

— Поехали.

— Куда, девочка, милая? — поинтересовался пожилой мужчина.

— В Пушкино.

— О нет, в такую даль не поеду. Не по дороге мне.

Инесса закрыла ему рот стодолларовой купюрой. Водитель деловито переключил рычаг коробки передач и тронулся в путь.

Она ехала к Валере с одним только желанием — наконец объясниться. Он не заслужил того, чтобы оставаться фарфоровой копилкой, в которую бросают медяшки, а потом вдребезги разбивают. Хотя еще одна причина манила ее к этому человеку, и смертельная опасность, нависшая над ней, растопила лед, замуровавший чувство. Она хотела признаться во всем — ив том, что имела намерение использовать его в своей необъявленной войне против Лорда, и в том, что однажды усомнилась в нем, и в том, что по-настоящему влюбилась в него.

Одной противостоять сложившемуся положению невмоготу. На этом свете сейчас был лишь один человек, которому она могла, хотела и обязана была открыться — Валера. Только ему она могла доверить тайну, потому что они оба оказались в одинаковом положении, ведь Брукман, по рассказам Валеры, был для него почти тем же, кем для нее — Кристина. Нет, не она втянула Валеру в эту страшную историю, конец которой не виден. Так произошло без ее ведома. Он должен знать правду.

И все-таки сомнение — эта точащая душу, как волны точат прибрежные камни, нечеловеческая слабость, не давало ей покоя. А может, ему не нужна правда? Может, для него важнее другое — он ведь теперь знаменит. Слава, деньги, общественное мнение, престиж… для него так много значит эта приятная мишура. Больше ли, чем дружба, верность, любовь? Кто знает? Гадкое чувство нерешительности и тревоги больно ранило ее сердце. Да, он говорил, что значит для него слава. Она неспроста прощупывала его на эту тему. Когда она спросила однажды, нравится ли ему быть звездой, он ответил, что это единственное состояние души, которое его не угнетает. Но глаза! Она не могла ошибиться в этих чистых серых глазах. В них читалась грусть, навеянная усталостью от притворства и по-детски наивной добротой. Инессе вдруг стало спокойнее при воспоминании о его глазах. Нет, она не могла обмануться.

Инесса еще раз повернула голову и посмотрела в заднее стекло. Ее план избавиться от хвоста удался. Сзади было чисто. Трасса разошлась рогаткой. До Пушкино — рукой подать…

Хуже всего было то, что Валера, услышав звонок в дверь, испугался. Минуту он метался по комнате как умалишенный, не дающий санитарам надеть на себя усмирительную рубашку. Звонок повторился еще раз несколькими короткими звуками. Валера додумался спрятать кассету под диван, затем кинулся на кухню за ножом, потом решил оставить глупую затею обороняться — если это ребята Лорда, то надо делать вид кретина, не ведающего, о какой кассете идет речь. У Инессы же получалось. Чем он хуже, мужчина все-таки.