Касьянов год - Николай Свечин

— Я веду дознание по личному приказу министра внутренних дел. Полномочий больше, чем у губернатора.

— Да пусть хоть сам государь вас послал, ничего вы здесь не добьетесь. Жалует царь, да не жалует псарь. Если Асланову не понравится что в вашем дознании, он натравит на вас уголовных.

— Ну это уж вы перегнули палку, — возмутился питерец. — Я чиновник особых поручений Департамента полиции, кто меня пальцем тронет? Вон, Рига еще хлеще Киева. И что? Ходил я там по самым страшным притонам. Мазы шапки снимали… Спиридон Асланов всего-навсего околоточный надзиратель, а не демон зла.

Сыщики едва не поругались, но взяли еще по кружке пива и успокоились. Красовский лишь сказал сдержанно:

— Я вас предупредил.

— Хорошо, Николай Александрович, я учту. А пока вот что. Мне нужно поговорить с экономистом или финансистом. Ученым. Хочу разобраться в кризисах.

— В кризисах? А зачем?

— Сдается мне, что сигнал Афонасопуло был с ними связан. Он писал, будто бы сейчас в Киеве домостроительный кризис. И тогда дела Меринга со Шлейфером плохи. А они меня уверяют, что у них все отлично.

— Но вы же не думаете, что смерть Афонасопуло как-то связана с ними?

— А почему нет, Николай Александрович? Человек заметил неладное, стал писать во все инстанции. А когда я приехал по его сигналу, то обнаружил лишь труп в колесе парохода.

— Да, но где Меринг, а где Созонт Безшкурный.

— Почему вы решили, что Афонасопуло погубил именно Созонт? Вдруг это ошибочная версия? Или того хуже, проделка Асланова?

— У Спиридона нет интересов в строительстве, для этого он мелко плавает. Его дело — обирать трактирщиков и евреев, и то тех в последнее время забрал себе Цихоцкий.

— В каком смысле?

— Полицмейстер взял в свое полное единоличное ведение вопрос прописки евреев в Киеве, — пояснил надзиратель. — А это золотое дно. Вы знаете, например, что иудеям нельзя селиться на левой стороне Крещатика? На правой можно, а на левой нельзя.

— Что за глупость?

— Так заведено в Киеве.

— Но почему, черт возьми? Одна и та же улица!

— Правая сторона относится к Старокиевскому полицейскому участку. А левая — к Дворцовому. Там Мариинский дворец, Липки, там знать и вся верхушка края. Вот евреев и не прописывают. Но за взятку полицмейстеру, так и быть, пропишут. Отсюда и имение за сто тысяч. Цихоцкий не брезгует и мелкими суммами. Сейчас против него ведут ревизию — зарвался человек. Так вот, установлено, что полицмейстер прикарманивает даже те ничтожные штрафы, которые он накладывает на жалование городовых.

— Деньги от дисциплинарных взысканий?

— Да, за мелкие провинности. Где рубль вычтет, где два. И вместо того чтоб сдать их в приход управления, тратит на себя.

— На себя? — удивился Лыков. — Это как?

— Чаще всего расходует на содержание квартиры. У него служебная квартира на углу Фундуклеевской и Владимирской. Само проживание бесплатное, но за электрическое освещение надо платить. И Вячеслав Иванович делает это из штрафных удержаний. Недавно вот шторы купил в кабинет из тех же денег. Полицейских в городе не хватает даже на все посты, штаты потому что неполные. А ему двое городовых прислуживают: один кучером, другой лакеем. Мало этого? Еще добавлю. Цихоцкий укрывает от учета нарушения санитарных и паспортных правил и не разрешает составлять протоколы о них. За мзду, разумеется. Вот такой в Киеве полицмейстер. Рыба с головы гниет…

— М-да… Некрасиво и мелко. И что ревизия? Выгонят полковника?

— Да кто его выгонит! Положат отчет на стол Трепову, а тот его под сукно. В России за подобное со службы не вышвыривают.

— Но вернемся к кризисам, — спохватился надворный советник. — Асланов дознает уголовную версию смерти оценщика, а я — финансовую. Не исключаю, кстати, что они потом пересекутся. И в рамках этой версии мне нужен консультант. Есть такой в городе?

— Есть, — не задумываясь, ответил Красовский. — Я в прошлом году раскрыл кражу у приват-доцента Сипайло. Вошли через подбор ключей и унесли все, что было… Адольф Леонардович сильно горевал, особенно за фамильные фотокарточки. Я быстро отыскал похищенное, и он, помнится, был тогда очень благодарен. Сошлитесь на меня, Сипайло даст полную консультацию.

— Так он кто?

— Доктор финансового права, служит в университете.

— Спасибо.

Пора было расходиться — половина второго ночи, официанты зевали во весь рот и красноречиво смотрели на часы.

— Николай Александрович, понимаю ваши опасения. Но могу я рассчитывать на посильную помощь с вашей стороны? Вот хотя бы как сейчас, с подсказкой про нужного человека?

— Такую всегда пожалуйста. Но лучше держать наше общение в секрете.

— Договорились. Последний вопрос позволите?

— Слушаю.

— Асланов упоминал про гайменника Ефима Корбу…

— Гайменник — это то же, что грантовщик?

— Да. Корба якобы неуловим, никак поймать не могут. Вместе с ним два брата. Правда все, что он рассказал?

— Правда. Ловкие ребята, самые злые во всем Киеве, вот их и боятся выдавать. Но есть там одна история.

— Ну-ну…

— Год назад дезертир Корба, старший из них, все же попался. Его обмерили по системе бертильонажа и сняли на карточку. Потом негодяй сбежал из Кирилловской психиатрической лечебницы, куда его поместили наши добрые прокуроры. А вскоре и анкета из картотеки пропала.

Лыков не поверил своим ушам:

— Из картотеки сыскного отделения пропала анкета с приметами преступника?

— Да. И фотографии тоже.

— И… кто это мог сделать?

— Да кто угодно. Жалование у людей маленькое.

— Киевское сыскное хоть кого-то ловит?

— Разумеется, ловим, и часто, — обиделся за отделение надзиратель. — Подкалывателей, например, — с них взять нечего, таких сразу в тюрьму. Кулачников-хулиганов. Карманников опять же берем. Столёвскую часть[21] уже с большим разбором: там есть полезные для Асланова люди.

— А убийц?

— Это самое страшное, таких начальство не допустит оставить на свободе. Ищем на совесть.

— Находите?

Красовский вздохнул:

— Эх, девятисотый… Только начался, а уже такое. Слышали про вчерашнее происшествие в Лавре?

— Нет.

— Один богомолец другого зарезал. Прямо в странноприимной гостинице.

— За что?

— Очередь за кипятком не поделили. Вот такие в Киеве богомольцы. Касьянов год, будь он неладен. Наплачемся мы с ним еще до декабря.

Приват-доцент Сипайло принял Лыкова настороженно:

— Что нужно от меня чиновнику особых поручений Департамента полиции? Я уж пятнадцать лет как отошел от сходок с прокламациями, поверьте. Честно тружусь, делаю ученую карьеру.

— Я, Адольф Леонардович, политическими делами не занимаюсь, только уголовными.

— Еще непонятнее. Извольте объясниться.

— Изволю. Я дознаю дело, связанное с махинациями в жилищном строительстве. Потребовался консультант. Вас мне порекомендовал господин Красовский.

— Николай Александрович? — доктор финансового права улыбнулся. — Вот же порядочный человек. Не думал, что такие есть в нашей полиции. Ой! Извините.

— Да я уж привык, — махнул рукой сыщик, хотя ему стало неприятно. К такому нельзя привыкнуть. Российский обыватель ненавидит полицию или, как минимум, не уважает. Хотя при необходимости бежит под ее защиту.

— Итак, махинации в строительстве, — повторил Сипайло. — Честно говоря, я в этом не силен. Сам ничего не строил, средства не позволяют.

— Меня интересует домостроительный кризис, который сейчас будто бы наблюдается в Киеве. Одни его отрицают, другие подтверждают. Но я просил бы вас проконсультировать меня шире. Расскажите, пожалуйста, о кризисах вообще.

— О кризисах в экономике?

— Да, в русской экономике. Тогда мне понятнее станет про домостроительный, надеюсь.

— Это мой конек, — приват-доцент даже облизнулся от удовольствия. — Сколько у нас времени? А то ведь я могу до вечера петь.

— В полчаса уместитесь?

— Трудно, я бы хотел…

— Постарайтесь, будьте добры. Итак, есть сейчас в России экономический кризис?

— Еще какой! Самый сильный за всю пореформенную историю.

— Я сыщик, а не ученый. Судить могу по газетам да по ощущениям. Вроде бы в последнее время мы слышим от наших деловых людей, что русская промышленность на подъеме.

Сипайло снова облизнулся и затараторил:

— Да, за последние годы произошел мощный рывок. После десятилетней депрессии начала восьмидесятых. Помните? Европа изживает свои кризисы за два-три года. А мы растягиваем это сомнительное удовольствие надолго. Вот и тот застой кончился страшным голодом девяносто первого…

— Но сейчас-то подъем? — уточнил Лыков.

— Да нет же, подъем был и уже прошел. Но скакнули здорово. В Донбассе рост добычи угля в три раза, в Баку нефти — аж в двадцать раз. Южная металлургия совсем вытеснила уральскую. Железнодорожное строительство наконец-то ожило после многолетнего упадка. За последние пять лет ввели в строй пятнадцать тысяч верст новых путей. Тут, правда, рост искусственный. Витте постарался и влил в эту отрасль три с половиной миллиарда рублей, это если считать во всех формах. Я имею в виду выкуп убыточных дорог, казенное строительство и гарантии правительства по частным дорогам.