Счастливые девочки не умирают - Джессика Кнолл

— Комитет по физической культуре заново пересчитал, сколько калорий тратится во время различных физических нагрузок, включая занятия сексом. Так что теперь, занимаясь любовью, мы тратим почти вдвое больше калорий по сравнению с данными двенадцатилетней давности. Можно было бы устроить «спортзал в постели»: нацепить на одну из колумнисток спортивный браслет с пульсометром и измерить, сколько калорий ей удастся согнать.

— Гениально. — Лоло повернулась к выпускающему редактору. — Что, если «Спортзал в постели» пойдет в октябрьский номер вместо «Клубнички»? — Не дожидаясь ответа, она метнула взгляд на редактора сайта и распорядилась: — Помещаем заголовок на главную страницу и немедленно приступаем к испытаниям. — Она одобрительно кивнула. — Отлично, Ани.

После совещания Элеонор, как настырная мошка, увязалась следом за мной. Нет, для мошки она крупновата. Скорее, как комар, пристрастившийся к моей крови.

— Надеюсь, ты не против, что я рассказала о твоей подруге. Все-таки это личное…

На рабочем телефоне призывно мигала красная кнопка автоответчика. Перед тем как опуститься на стул, я поддернула брюки — на седьмой день диеты по Дюкану пояс брюк заметно отставал от живота, когда я садилась. Это так грело душу, что, когда нескончаемая круговерть воспоминаний и требовательное урчание в животе не давали мне уснуть, я становилась перед зеркалом и примеряла брюки тридцать шестого размера, которые теперь могла натянуть, не расстегивая. Я утешалась этим и тогда, когда Люк, положив отяжелевшую ото сна руку на мою осиную талию, обволакивал меня несвежим полуночным дыханием. Неужели у него был такой же гадкий запах изо рта, когда мы познакомились? Кажется, нет. Я бы ни за что не влюбилась в мужчину, у которого пахнет изо рта. Наверное, дело в гландах. Надо ему сказать, чтобы сходил к врачу. Это поправимо. Все поправимо.

— Что ты, Элеонор, конечно, не против, — проворковала я.

Элеонор в широких белоснежных брюках умостилась на краешке стола.

«Классные брюки», — заметила Лоло перед совещанием, и я имела несчастье узреть, какое выражение лица бывает у Элеонор, когда она кончает в постели.

— А твоя подруга не захочет дать мне интервью?

— Возможно, и захочет, — ответила я. На столе лежала ручка без колпачка. Очень медленно и незаметно я пододвинула ее локтем к краю стола, пока зеленый гелевый кончик не коснулся девственно-белых штанов Элеонор. В то же время я, не отрываясь, смотрела сопернице в глаза, уверяя, что сегодня же свяжусь с подругой.

Элеонор постучала костяшками пальцев по столу, и уголки ее рта раздвинулись в примирительной усмешке.

— Может, тебя укажут как соавтора статьи? Тебе это лишним не будет.

Как правило, в соавторы берут интернов. В прошлом году моя статья о связи контрацептивных средств и частоте возникновения тромбозов была номинирована на премию Американского общества журнальных редакторов, и Элеонор не может мне этого простить. Она убрала свой зад с моего стола, и я полюбовалась на свою работу: зеленые каракули на белых штанах издали напоминали варикозные вены.

— Лишним не будет, — с искренней улыбкой повторила я, и Элеонор, молитвенно сложив ладони, беззвучно шепнула:

— Спасибо.

Ай да я.

С внутренним ликованием я взяла телефон и прослушала сообщения на автоответчике. Услышав голос Люка, я тут же набрала его номер.

— Привет, малыш.

Я обожала слушать его голос по телефону. Он казался страшно занятым, но сумевшим выкроить минутку только для меня. Наша помолвка была результатом решительных — чрезвычайно решительных — шагов с моей стороны. Чуть меньше года назад продюсеры телеканала «Эйч-Би-Оу» предложили мне сняться в документальном фильме с рабочим названием «Друзья пятерых». Я сразу же ухватилась за эту возможность восстановить справедливость и рассказать свою часть истории. Но ни с кем из «пятерки» я не дружила. Однако, чтобы исправить прошлое, следовало показать всем, чего я добилась вопреки всему, что обо мне говорили. Подойти к этому вопросу с умом. Помолвка с Люком Харрисоном Четвертым вознесет меня на недосягаемую высоту. Сколько раз я представляла себе, как утираю глаза перед камерой, а на моем пальце насмешливо поблескивает фамильный изумруд.

Мы встречались три года, прежде чем объявить о помолвке. Я любила Люка, и пришло время определиться. «Пришло время определиться» — так я и заявила однажды во время ужина.

— Я хотел дождаться повышения в следующем году, — только и сказал он. Впрочем, он не возражал, и как только Мамушкино кольцо подогнали под мой крохотный пальчик, я сразу же приняла приглашение на съемки. Знаю-знаю, не стоит считать, будто жизнь не удалась, если тебе не надели кольцо на палец. Настоящая женщина — независимая женщина, и прочая лабуда. Но это не про меня. Увы.

— Как ты смотришь на то, чтобы поужинать сегодня с моим клиентом? — спросил Люк. Он всю неделю пытался вытащить меня на этот ужин. До окончания «фазы атаки» по Дюкану мне оставалось еще два дня, после чего я смогу ввести в рацион некоторые овощи. И даже не мечтай о брокколи, корова.

— Может, через несколько дней?

Трубка молчала. Слышался только отдаленный гомон мужских голосов.

Когда мы с Люком стали встречаться, я сгорала от стыда при мысли о том, как представлю его маме. Ее ноздри, учуяв «большой куш», вздрогнут, она станет называть меня «Тиф», начнет интересоваться у Люка, сколько он зарабатывает, — и тогда все полетит к чертям собачьим. Люк очнется и сообразит, что я обычная цыпочка из бара, с которой можно покувыркаться ночку-другую, пока не встретишь почти натуральную блондинку с андрогинным именем и скромным собственным капиталом. К моему удивлению, когда мы вернулись после ужина у Дины и Бобби Фанелли, Люк подхватил меня на руки, повалил в кровать и, зацеловывая, шепнул на ухо: «Как я рад, что спасу тебя от них». Как будто он умыкнул меня от поколениями живущих на пособии бомжей, соперничающих за мою немытую руку и сердце.

— Впрочем, я могу и сегодня, — поторопилась добавить я.

Полагаю, немного брокколи не повредит.

Перед ужином я заглянула в гардеробную, где хранились наряды для съемок. Та одежда, в которой я пришла сегодня на работу, была недостаточно уродливой. Только по-настоящему уродливое и трендовое шмотье выдает желчного редактора модного журнала.

— Это? — Я выдернула из разноцветного вороха кожанку и мешковатое платье.

— Это что, две тысячи девятый год? — фыркнул Эван. В любом уважающем себя глянцевом журнале отделом моды заправляет хамоватый гей.

— Ладно, сам подбери что-нибудь, — проворчала я.

Эван пробежал пальцами по рядам вешалок, как по фортепианной клавиатуре, и остановился на полосатой футболке и шортах в горошек. Сощурившись, он бросил неодобрительный взгляд на мою грудь и дернул костлявым плечом.

— Забудь.

— Ну тебя к черту, — отмахнулась я и кивнула на платье с цветочными узорами, с разрезом вдоль спинки. — Может, вон то?

Эван оценивающе оглядел платье и хмыкнул, прижав палец к губам.

— Дерек шьет на прямые фигуры, — наконец изрек он.

— Дерек?

— Дерек Лэм, — бросил Эван, закатив глаза.

— Я похудела на три кило, так что влезу, не беспокойся. — Метнув на Эвана вызывающий взгляд, я сорвала платье с вешалки.

Ткань немного топорщилась на груди, но Эван расстегнул верхние пуговицы, повесил мне на шею длинную цепочку с кулоном и, отойдя, оценил результат.

— Сойдет. Напомни, на какой ты диете?

— По Дюкану.

— Та самая, которой придерживалась Кейт Миддлтон?

— Самая жесткая из всех, — сказала я, подводя глаза. — Нет смысла сидеть на диете, если не хочется взвыть от голода.

— Ну наконец-то, — облегченно, но с некоторым раздражением выдохнул Люк вместо приветствия. Если приходишь вовремя, значит, опоздал, — так он считает. Его воинствующая пунктуальность так меня бесит, что я нарочно задерживаюсь на пару минут, просто чтобы его позлить.

Театральным жестом я извлекла телефон из сумочки и взглянула на экранные часы.

— Мне показалось, мы условились на восемь?

— Да. — Люк рассеянно (а может, и примирительно) поцеловал меня в щеку. — Прекрасно выглядишь.

— Между прочим, сейчас четыре минуты девятого.

— Нас не могут усадить за столик по отдельности. — Люк положил ладонь на мою обнаженную поясницу, и мы вошли в ресторан. Мне показалось или у меня по телу побежали мурашки? Может, между нами еще сохранилась искра?

— Господи, как же я это ненавижу, — буркнула я.

— Знаю, — ухмыльнулся Люк.

Возле администраторской стойки маячила пара, выжидающе на нас поглядывая. Клиент и его жена — подтянутое тело, закаленное тренировками в разрекламированном спортзале, искристые белокурые волосы, дорогая укладка. В первую очередь я присматриваюсь к женам, чтобы понять, с кем имею дело. На ней была обычная форма состоятельной белой женщины: белые джинсы, светло-бежевые сандалии на танкетке и ярко-розовая шелковая блузка без рукавов, которой она, поколебавшись, отдала предпочтение перед темно-синей («хотя темно-синий всегда выигрышно смотрится»). Сумочка от «Прада» была подобрана в тон сандалиям, что выдает возраст куда более явно, чем дрябловатая кожа на шее. Эта женщина старше меня лет на десять, облегченно подумала я. Не знаю, как я буду жить, когда мне стукнет тридцать.