Второе дыхание (СИ) - Шабанн Дора

Влад смотрит вопросительно, поэтому мысль продолжается:

— И вместо триумфа, и почивания на лаврах после «взятия высоты», когда всего достиг и вообще — молодец, каждый вынужден решать: попробовать ещё раз пройти весь этот путь 3Д, но уже идеально, без перекосов, провалов и идиотских ошибок…

— Или что? — у мелкого аж шевелюра на загривке дыбом встала.

— Или рискнуть всем, чего сумел достичь к этому моменту, ради призрачной возможности не просто выполнить план, а осуществить свою мечту. И вот тут-то и кроется настоящий пи… трындец.

— Я чего-то не понял. Может, конечно, по дороге отвлёкся, но вроде бы речь шла про план?

— План нам нужен для выживания, а мечта — она есть у каждого, но все мы так глубоко её прячем, что порой и сами про неё забываем, — прицельно метнуть окурок в урну, прихватить брата за плечи и отбуксировать обратно в кресло к пиву и… улуну.

Допив чай и лениво погрызая сырные палочки вперемешку с чесночными гренками делиться собственным опытом и мыслями оказалось проще:

— Коварство выбора в сорок лет в том, что ты уже много прошёл и многого достиг, кое-что в жизни повидал и понял. В этом вся засада. Ты, вроде как, представляешь, что и как делать, чтобы всё было идеально и правильно, да. Но мечта, она манит. Хотя шаг к ней — это прыжок с обрыва в туман. Никто не подстрахует, да и ничего ты про этот путь не знаешь. Ни дороги, ни ориентиров. Абсолютный ноль.

— Как-то мощно тебя принакрыло, Тём, — Влад глядит с тревогой.

— Нормально всё. Непросто, но сойдёт. Я справлюсь. Если выберу правильно.

Кружка с пенной шапкой взлетает:

— За правильный выбор! — брат поддерживает как может.

Обновлённый чайник улуна оказывается очень кстати.

28. Ульяна. Июль. Море

«Как же это всё странно», — пришла мне в голову здравая мысль, когда злость и паника отступили, унесённые прохладным ветерком, обнявшим меня на улице. Я забросила сумку с вязанием в номер, взяла девчонкам вечерние кофточки и потопала сразу к сцене, на которой сегодня отплясывало и бесновалось мини-диско. По пути прихватив из бара пару бутылок воды и бокал простого красного, устроилась на зрительских местах так, чтобы мои крошки не пропустили меня в любом случае.

Пока взмыленная сплочённая команда аниматоров развлекала, строила и дрессировала разновозрастную и многонациональную толпу детишек от полутора до тринадцати лет, списалась с мужем. Сил на общение не было, поэтому я лишь порадовалась, что у супруга встреча и поговорить он сегодня со мной никак не сможет, разве что в час ночи.

Нет, спасибо. Я в это время уже давно сплю, отбросив чтение, тапки и лапки.

Кратенько, согласно моему обычному плану, описала сегодняшние активности детей, погоду, успехи и поводы для гордости. Отправила и стала размышлять над нелепостью, имевшей место быть в баре полчаса назад, лениво потягивая винишко.

Первое, мама не настолько отчаялась, чтобы искать мне нового мужа, тем более, первого попавшегося, хоть и фактурного. Однако мамочка моя много разнообразной фактуры в своей жизни повидала. Знает мама — что почём. Одним выдающимся фасадом её не купишь.

Дальше, эта Нина слишком внимательно меня рассматривала и довольно лениво рекламировала своё громадное чадушко.

Ясно, что-то ей от меня всё же нужно, но вряд ли именно то, что было задекларировано.

Что? Это выясним у мамы, раз она, всё равно, желала «договорить».

Засим я успокоилась и с удовольствием допила то, что ещё плескалось на донышке бокала.

Пустую тару у меня тут же прихватил пробегающий мимо официант. Это было в порядке вещей. Но то, что передо мной появился новый полный бокал красного, этот порядок нарушало. Мама, в вечеру, в здешнем баре, предпочтёт ром и мне принесёт его же.

Оглянулась.

Вздохнула, осуждающе покачала головой:

— Спасибо, конечно, но не нужно, — отодвинула бокал от себя, — чего ж ты такой непонятливый, а?

— Ну, мама говорит, что я большой слишком и до меня долго доходит, — хитро сверкнул очами Тор, устраивая свой филей на соседнем кресле, а своё пиво — прямо перед собой на столике.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Это-то понятно, давай тогда посидим тихо. Может, быстрее дойдёт?

— Чего ты такая резкая-то? Ничего же не сделал?

— Ага, «…только зашёл…».

— Ты ещё вином меня облей, характерная девушка, по мнению моей маменьки, — он вытянул длинные ноги, заложил руки за голову и уставился на сцену.

Хмыкнула:

— Вот ещё, продукт переводить. Говори, чего велено, а потом можешь пойти, куда хочешь сам и заняться тем, что интересует тебя.

— Вот ведь, вредина, а с виду такая милая домашняя девочка.

— На самом деле, именно такой я и была. Лет двадцать назад. А теперь, давай уж, ad rem!

Леон воззрился на меня в немом изумлении, которое медленно превращалось в восхищение. В глазах его разгорался азарт неясного генеза и этиологии.

Стало тревожно.

Пришлось глотнуть воды, ибо вино, принесённое неизвестно кем и с какой целью, могут себе позволить употреблять молоденькие глупышки, желающие свободы и приключений. С увеличением количества прожитых лет и ответственности на такие приколы смотришь совсем по-другому.

Наблюдая мои манипуляции, Леон ухмыльнулся:

— Да ладно, я настолько коварный? Или подозрительный?

Он весь: его внешний вид, появление, речь и манеры, — был из какой-то другой, книжной реальности, поэтому отшутилась, как в комментариях на Фикбуке: «Бережёного Дамблдор бережёт, а остальных — дементор стережёт!». И пила свою воду под продолжительный заливистый смех.

Пока я искала глазами на сцене детей, этот великовозрастный мамин сын проржался, утёр скупую слезу рукавом наброшенной на плечи толстовки и выдал:

— Ты прикольная, Колючка. Повезло твои детям.

Заметив, как Вера машет рукой и показывает, что пора бы закругляться с развлечениями на сегодня, я встала, собрала вещи с ближайшего кресла и двинулась строить свой выводок добродетелей пробормотав:

— Надеюсь, что и они так когда-нибудь будут думать. Счастливо оставаться.

В спину мне прилетает самоуверенное:

— До завтра, Колючка!

29. Ульяна. Июль. Море

Так как дорогая родительница гулять изволили до первых петухов почти что, то странный разговор продолжился утром, в процессе сборов колхоза на завтрак. Собрались у нас в номере, и пока я крутила вавилоны на головах младших наследниц в порядке очереди, матушка со старшей изобретали велосипед из Верусиных коротко стриженных и крашенных до состояния пакли волосков. Естественно, мои сороки трещали так, что местные утренние сверчки и дворники с жёсткими мётлами затихли, пристыженные, не вынеся конкуренции.

Мать моя, уловив, что я не гневаюсь, в грязном сводничестве её не обвиняю, выдохнула, что-то там, в глубине своей многоопытной головы прикинула, спрогнозировала и решила начать традиционно — от Адама и Евы:

— Улечка, я представляю, как ты на работе устаёшь. С девчонками, опять-таки, не отдохнуть, но ты сама хоть как-то развлекаешься? Расслабляешься?

Понимаю, что это брожение в трёх соснах может растянуться до обеда, а попа чует подвох ещё со вчерашней дискотеки. Следовательно, заворачивать надо «на короткую дорогу»:

— Давайте, мамо, ближе к теме?

— Ох, вот вся ты в папеньку своего, как ни крути, — мама отработанным жестом вскидывает руки. В этот момент, абсолютно все зрители понимают сразу же размер её досады, что ничего путного из меня таки не выросло, сколь она не старалась. Традиционно. Уже так не цепляет, как в школьные и институтские годы. Мама, она такая. Ну, и папа тоже у меня ой-ой-ой. Что уж. Да и брат с сестрой могут внезапно зажечь. Все мы, в семье, не без подвоха, да.

— Ну, и?

— Не ну и не и! У Нины в столице сеть каких-то пафосных магазинчиков, со всяким жутко дорогим и эксклюзивным барахлом. А познакомились мы с Эдуардовной, когда она просила Надюшину дырявую кофту поближе поглядеть, а потом долго тискала Любашку, которая вечером была в своём розовом пончо, между прочим.