Боярышня Дуняша 2 (СИ) - Меллер Юлия Викторовна

Глава 8

Дома сидели все молча.

Глава Дорониных посматривал на навязанного гостя, которого назначили быть дядькой при Дуняшке — и впервые не знал, что сказать. Вроде бы умаления чести в этом нет, но как-то это… шиворот-навыворот. Не бывало такого ранее! Чудит что-то отец Кирилл, но так подвёл к чудаковатой придумке, что ничего против не скажешь.

Отче сказал, что Сенька Волк по велению отца всё лето находился при нём и выполнял самую разную работу, но как не было в нём смирения, человеколюбия и душевности, так и нет.

Еремей понимал Григория Волчару: старый Порфирий Ловец был жестоким человеком и сына вырастил подобного себе, а тот своих сыновей воспитывал себе под стать. Однако с годами Волчара размяк сердцем и, видно, огляделся, посмотрел на тех, кого вырастил и не понравились они ему. Иначе трудно объяснить, отчего Волчара вдруг взялся перевоспитывать младшего сына. И Еремей ни за что не привёл бы в дом Сеньку, если бы отец Кирилл не поручился за него.

— Парень воспринял волю отца со снисхождением, — тихо пояснил ему священник. — Григорий велел ему во всём помогать мне, и тот помогал, не брезговал, но сам словно замороженный.

— А вдруг он мне внучку прибьёт?

— Не бойся. Семён терпелив и не глуп. Он искусный охотник и опытный следопыт, а среди них не бывает заполошных.

— И всё же…

— Ты лучше вот о чём подумай. Твоя внучка обласкана княжеской семьей, но не всем это по душе и особенно её влияние на княжича. Я пресекаю слухи недоброжелателей о Евдокии, но если ты этого не ценишь…

Еремею пришлось спрятать поглубже сомнения и приложить руку к груди, выражая признательность и согласие. А ещё отец Кирилл, усмехнувшись, сказал, что он по примеру его внучки смотрит на проблемы свежим взглядом и внедряет новый подход к пастве. Слышала бы об этом Дуня, то вспомнила бы незабвенного Макаренко и его методы воспитания…

Сеня Волк сидел рядом, не шевелясь и только глаза его быстро пробежались по обстановке, да изредка взгляд цеплялся за промелькнувшую ключницу или расставляющую на столе еду дворовую девку. На усевшуюся напротив Дуньку он старался не смотреть. Поначалу Семён ждал, что хозяин дома сгонит мелкую и велит всыпать ей розог, но тот даже бровью не повёл. Значит, не зря люди болтали, что старый Еремей избаловал свою внучку. У самого Семёна мать никогда не посмела бы сесть за один стол с отцом и сыновьями, а тут…

Шумный вздох Дуньки отвлёк его от дум.

— Деда, ну надо же! — проныла девчонка, всё ещё не веря в то, что праздничная служба в церкви обернулась сообщением о том, что она стала чьим-то наказанием.

— М-да, — выдал Еремей, думая о своём… и все опять замолчали.

— Поснедайте, — раздался голос ключницы Василисы, настороженно косившейся на молодого боярича, сидевшего с неприступным видом.

Дуня посмотрела на него, поджала губы, нехотя поднялась, думая перекусить позже, чтобы не плодить ненужные слухи, но дед решил иначе:

— Куда собралась?

— Так я же это… — она покосилась на гостя и невнятно закончила — второго стола нет.

— Сиди, поешь с нами, — велел он, и ключница сразу же поставила большую тарелку для боярышни. — Семён, тебе подле моей внучки быть, поэтому давай общаться по-домашнему. Мы ещё не обжились после пожара, так что Дуньке моей негде даже присесть…

Еремей чувствовал себя неловко, оправдываясь за нарушение порядка, но тут его взгляд остановился на мявшейся ключнице, и он сердито произнес:

— Васька… хм, Василиса, садись тоже, набегалась поди…

— Да я потом поснедаю, — испуганно глядя на гостя, вежливо отказалась ключница.

— Садись, говорю. Бояричу Семёну я всё объяснил.

Еремей отметил, что взгляд парня скользнул по тарелкам, которые далеко не у всех были в ходу, потом пробежался по плошкам и маленьким кувшинчикам с широким горлом, наполненными томлеными ягодами. Всё было в едином стиле, как любит говорить внучка, и выглядело достойно, хотя стоило копейки.

Она сызмальства приучила всех есть из отдельных плошек, тарелок… даже дворовых. Вот и сейчас ключница, как только дом построили, сразу потратилась на эту ерунду. Но Дуняшка любила глиняную утварь и даже сердилась, когда на стол выставляли начищенные до блеска медные, бронзовые и свинцовые блюда.

Еремей одобрительно кивнул ключнице, увидев, что она велела испечь блины на Покров Богородицы и проследила, чтобы кухарка сделала их кружевными, как он любит.

— Вот приедет Милослава, — продолжил он пояснения для гостя, — закажет новый стол и всякое нужное, тогда разделимся, а сейчас нечего на пустом месте трудности плодить.

Ели молча. За столом это правило соблюдалось строго, но Дуня умела высказаться без слов. Вот и сейчас она сосредоточено заглянула в плошки, где лежали измельченные яйца, творог с зеленью, давленная отварная морковка с изюмом, гречка с грибами — и недовольно сморщила нос.

Потом она заглянула в кувшинчики с томлёными ягодами и с возмущением посмотрела на ключницу. Её молчаливое негодование относилось к отсутствию уваренного до густоты молока. Она подслащивала его капелькой меда или яблочным сиропом и всегда предпочитала всем иным начинкам, когда подавали блины.

Ключница грустно улыбнулась и утешающе погладила Дуню по голове. В этом году у них не будет ни молока, ни мёда, ни орехов… Томлёные ягоды и те куплены по дешёвке, потому что прошлогодние и начавшие бродить.

Еремей сам положил внучке блины на тарелку и посмотрел так, что она больше не смела сверкать глазами. Когда тарелки были отставлены и все потягивали травяную водичку, боярин произнес:

— Дуня, к тебе прибегал малец от Петра Яковлевича, передал, что он просит тебя зайти в мастерскую.

— Что-то случилось? — встрепенулась девочка.

— Чего вскинулась? — усмехнулся дед. — Ничего не случилось. Батька твой перегнал вездеход к Кошкиным, чтобы они там чего-то доделали, — боярин повернулся к иконе и, перекрестившись, попросил бога о вразумлении сына, чтобы тот не маялся дурью, а потом продолжил

— …так Пётр Яковлевич хочет, чтобы ты посмотрела там чего-то.

Дуня приосанилась и важно кивнула. Она еле высидела, дожидаясь, когда дед разрешит встать из-за стола.

— Не торопись. Гришка тебя проводит, а он ещё ест, наверное.

— Кхм, — кашлянул Волк, напоминая о себе и своих обязанностях по сопровождению девочки.

— У нас нет возка… — смущенно пояснил Еремей, — …всё сгорело. Дунька ножками пошла бы, а холоп рядом. Ты же на коне… Внучка хоть и мала ещё, но не гоже тебе сажать её рядом, как дитя, тем более, что нет большой нужды в этом.

— У меня есть возок… — сразу предложил решение проблемы Семён Волк, — мать никуда не ездит… Кого можно послать с весточкой, чтобы возок сюда подали?

— Сейчас найдём… — обрадовался боярин, а Дуня скуксилась. Ехать в коробке, не видя белого света, ей не хотелось. Это же адский ад!

Через час Дуняша стояла на крыльце и нетерпеливо ждала обещанного возка.

Как-то так получилось, что дома ей оказалось решительно нечего делать! Она могла бы кому-нибудь помочь, но помощь никому не требовалась.

Можно было заняться чем-нибудь интересным, но всё заканчивалось на этапе размышлений, поскольку в доме ничего не было.

Был вариант мчаться в дедов приказ и там хотя бы порисовать, но дед был дома, а приказ не работал. Ключница предлагала поспать и ставила примером хозяина-батюшку, храпящего на весь дом, но как можно спать, когда в мастерской Кошкина не могут справиться без неё? Ведь не просто так её туда позвали? Ну правда же?

И дед так хорошо об этом сказал при Сеньке Волке! Пусть знает, что она не наказание, а редкий шанс для него приобщиться к другой жизни. А то ведь сидит, как сыч и караулит. Как можно так долго сидеть и ничего не делать? Хоть бы оружие почистил или что там воину положено делать?

Когда начался дождь, во двор вбежала крепенькая лошадка, тащившая возок. Утоптанная земля во дворе ещё не размякла, но на улице уже начали скапливаться лужи. Одно неосторожное движение — и Дунины сапожки вмиг промокнут, а подол красивого летника намокнет.