Как государство богатеет… Путеводитель по исторической социологии - Дмитрий Яковлевич Травин

и тех, кто вообще далек от политики и настолько наивен, что полагает, будто она не оказывает на его жизнь никакого влияния [Там же: 34–36].

Более того, люди с подобной «неправильной» гражданской культурой часто даже не стремятся «исправиться», поскольку это глупо с чисто рациональной точки зрения [Там же: 449]. Ведь затраты сил и времени на серьезное изучение политики могут быть столь велики, что не останется времени и сил на активность, необходимую для нормальной жизни, для забот о семье, для повышения профессиональной квалификации, для поиска высокооплачиваемой работы. И тем не менее страны, в которых многие люди пренебрегают гражданской активностью, могут быть успешными демократиями. Как правило, это случается тогда, когда есть образованные, влиятельные элиты, действительно много внимания уделяющие политике, выборам, поиску информации и т. п. Качество функционирования властных структур и принятие верных политических решений не менее важно, чем гражданская активность [Там же: 12].

Как хорошо сказал один из авторов, цитируемых в книге Алмонда и Вербы,

проблема состоит не в том, каким образом 180 миллионов Аристотелей смогут управляться с демократией, а в том, как мы можем организовать сообщество из 180 миллионов обычных людей таким образом, чтобы оно осталось чувствительным к их нуждам [Там же: 451].

Именно такова сегодня наша задача в России.

Нет оснований для пессимизма

Что по-настоящему хорошо знают жители демократических стран, так это свои права. Респонденты часто рассказывают социологам о возможности влиять на власть, добиваться принятия тех или иных решений. Но, как показало исследование Алмонда и Вербы, на деле эти граждане не так уж часто пользуются своими правами [Там же: 455]. Им просто не до этого. Тем не менее, слушая рассказы про развитые страны, мы часто полагаем, будто их жители действительно столь хороши как граждане, что постоянно проявляют свою активность. На самом же деле соотношение между пониманием своих прав и реальной готовностью тратить силы на гражданскую активность в демократических странах примерно таково же, как сочетание в нашей стране идеологии патриотизма с реальной готовностью пойти проливать кровь за декларируемые идеалы. На словах одно, на деле другое.

Для нашей страны из всего вышесказанного следует три вывода.

Во-первых, надо четко понимать, что в любой стране, прошедшей через долгий период тоталитаризма и автократии, не может быть большого числа людей, отличающихся высокой гражданской культурой. Алмонд и Верба показывают на примере Италии, Германии и Мексики, что это действительно так.

Во-вторых, разные страны могут прийти к нормальной демократии с разным культурным багажом. Скажем, Германия, несмотря на ее тяжелое прошлое, управляется сегодня не хуже, чем США и Великобритания. У Италии есть множество проблем, но она стала успешной европейской страной. И даже Мексика пошла по демократическому пути, хотя, бесспорно, отстает от Европы.

В-третьих, для того, чтобы в странах с проблемной гражданской культурой и сложным историческим путем сформировалась демократия, необходима образованная элита. Не просто знающая иностранные языки и любящая ходить по музеям, а понимающая, что демократический компромисс между разными группами интересов выгоден, как показывает опыт, всем конфликтующим сторонам, если, конечно, они хотят выжить и сохранить свою собственность.

Возможность демократии создают два сердцевинных процесса модернизации – образование и индустриализация, отмечают Алмонд и Верба [Там же: 491]. Сами по себе они не гарантируют успех. Но в промышленных странах, где доминируют городские жители и имеется возможность расширять свои знания о мире, рано или поздно формируются прагматичные элиты, желающие договориться между собой о таких правилах игры, при которых они не станут жертвами очередного автократа.

В «Гражданской культуре» отмечается, что после Второй мировой войны всюду царил пессимизм, пришедший на смену оптимизму, доминировавшему в Европе перед Первой мировой. Многим людям казалось, что невозможно «пересадить» набор хрупких установок и договоренностей, порождающих демократию, куда-то за пределы тех культур, в которых они зародились [Там же: 22]. Казалось, что нацистов, фашистов, фалангистов и коммунистов уже не перевоспитаешь. Однако сегодня мы видим, какие огромные изменения произошли в Германии, Италии, Испании, Португалии, Греции, а также в странах Центральной и Восточной Европы. Поэтому, если исходить из исторического опыта, у нас нет оснований смотреть слишком пессимистично и на будущее нашей страны.

Отставать выгодно… но очень опасно

Александр Гершенкрон и экономический анализ возможностей модернизации

До сих пор мы обсуждали труды социологов и политологов, заложивших основы теории модернизации. Но что во времена ее зарождения делали экономисты? Обычно их никак не связывают с этой теорией. Экономисты в 1950–1960-е годы все больше становились кейнсианцами и анализировали возможности государственного интервенционизма в целом: как для развитых, так и для развивающихся стран. Но были, однако, и исключения. Александр Гершенкрон исследовал индустриализацию и не пользовался в своих трудах словом «модернизация». Но фактически именно он поставил чрезвычайно актуальную для нашего времени проблему модернизации догоняющей: могут ли отстающие в экономическом развитии страны догнать лидеров, и если да, то каким конкретно образом. Поэтому вклад Гершенкрона в науку имеет смысл рассмотреть именно в данном разделе книги.

Широко известен в узких кругах

Гершенкрона довольно часто цитируют экономические историки, хотя к классикам науки эпохи кейнсианства его, конечно же, не относят. Он широко известен в узких кругах. Но при этом писал о тех проблемах, которые ныне активно обсуждаются. Как часто бывает, обсуждаются в основном с позиций здравого смысла, а не науки. А наш герой предлагал использовать в данной теме именно научный подход.

Россия, увы, не богата именами великих экономистов и социологов. Тем интереснее наследие ученых, которые родились в нашей стране, а затем, эмигрировав, сумели войти в настоящую западную науку и развиваться без идеологического диктата, реально исследуя актуальные проблемы развития общества. Про экономиста Василия Леонтьева и социолога Питирима Сорокина многие знают. Гораздо менее известно имя Александра Гершенкрона, занимавшегося экономической историей, а по сути дела, внесшего и значительный вклад в историческую социологию. Важнейшая его работа «Экономическая отсталость в исторической перспективе» (М.: Дело, 2015) была написана в 1962 году, то есть как раз тогда, когда обсуждались ключевые проблемы теории модернизации. И в этой работе, точно так же, как в теории модернизации, был предложен для исследования развития общества подход, принципиально отличающийся от марксистского. По сути дела, именно полемика с «Капиталом» Маркса легла в основу исследования Гершенкрона.

Марксистское представление о развитии общества выражено известной фразой из предисловия к первому тому «Капитала»: «Страна, промышленно более развитая, показывает менее развитой стране лишь картину ее собственного будущего» [Маркс 1978: 9]. Иными словами, все страны развиваются примерно одинаково, только одни начали движение вперед раньше, а другие позже. Те, что отстали, станут в будущем продвигаться по уже начертанному передовиками сценарию.

Когда марксизм в нашей стране перестал быть «единственно правильным учением», общество быстро шарахнулось в другую сторону. Стали говорить, что наша Россия – страна особая, что она не развивается по сценарию, начертанному Западом, что она идет вперед своим собственным путем, причем не обязательно к экономическому процветанию, а к реализации иной цели: спасти человечество от нарастающей бездуховности, сохранить консервативные ценности…

Интересно, что многие наши «западники» подхватили сегодня идеи сторонников особого пути, но интерпретировали их по-своему. России надо бы, говорят они, идти западным путем, но страна столь плоха, тупа и самонадеянна, что на нормальное развитие не способна. Поэтому будет идти особым путем. Но не к великой цели, а в тупик, в пропасть, в бесконечное загнивание. И выходом из этой ловушки может стать только эмиграция. В общем, спасение утопающих – дело рук самих утопающих.

Гершенкрон был одним из первых исследователей, подошедших к вопросу о развитии отстающих стран более тонко. Он, бесспорно, являлся западником, не принимающим упрощенный марксистский подход. Как специалист по экономической истории, Гершенкрон видел в развитии общества не абстрактную марксистскую схему, а сложную картину, в которой каждая страна имеет свое лицо, свою индивидуальность, свой собственный исторический путь. Каждая отстающая страна может догонять передовые, но при этом совсем не обязательно она будет двигаться вперед теми же методами, какими двигались сто или двести лет назад.

Особые возможности при движении к общей цели

«Когда, наконец, в отсталой стране начинался процесс индустриализации, – писал Гершенкрон, – в нем обнаруживались важные отличия от индустриализации более развитых стран. <…> Различия в темпах роста и характере промышленного развития в значительной степени были обусловлены использованием тех или иных институциональных инструментов, которые сильно различались или вообще не имели параллелей в промышленно развитых странах. Помимо этого, в развитых и в отсталых странах различным был интеллектуальный климат (то есть „дух“ и „идеология“). <…>