Сильнее страха - Марк Леви

— Не важно. Можете возвращаться к себе. Я повернула ее лицом к стене, больше она за вами не подглядывает. Еще я позволила себе купить вам пару новых простыней и застелить постель.

— Очень любезно с вашей стороны, но совсем не обязательно.

— Хотелось как-то отблагодарить вас за гостеприимство.

Пока Сьюзи говорила, Эндрю представлял, как она покупает ему простыни; почему-то эта фантазия его растрогала.

— Вы придете завтра в библиотеку?

— Возможно, — ответила Сьюзи.

— Тогда, возможно, увидимся завтра, — сказал Эндрю, вставая.

* * *

Выходя из ресторана, Эндрю получил на мобильник сообщение:

Дорогой мистер Стилмен, хотя вы мне несимпатичны, мой патриотизм, уязвленный вашими словами, побуждает меня доказать, что на нашей стороне Атлантики мы живем в том же веке, что и вы, а иногда даже и опережаем вас. Наша французская медицина, как и вся система здравоохранения, представляет собой превосходный пример, способный вдохновить вас на новую статью. Безопасность в наших больницах ничуть не хуже, чем в ваших, доказательством чему послужат прилагаемые к письму фотографии, сделанные системой наблюдения на территории больницы при отъезде пациентки, вызвавшей ваш интерес. Вы, несомненно, оцепите их четкость и то, что мы хранили их целый год.

С наилучшими пожеланиями проф. Ардуэн.

Эндрю открыл приложение и дождался, пока оно загрузится.

Он узнал Сьюзи на носилках, какой-то немолодой мужчина задвигал их в фургон «скорой помощи». Увеличив изображение, он узнал и его: этот человек выходил незадолго до Сьюзи из бакалеи Али.

Эндрю улыбнулся при мысли, что Сьюзи не уступает ему хитростью. Теперь он не сомневался, что назавтра они встретятся в библиотеке.

* * *

Он подозвал такси, по пути позвонил Долорес и попросил таксиста отвезти его в редакцию газеты.

Она ждала Эндрю у себя в кабинете, уже начав разглядывать пересланные им фотографии.

— Вы объясните, что к чему, Стилмен, или я так и помру идиоткой?

— Что вы на них разглядели?

— Номерной знак и название компании «скорой помощи» хорошо читаются.

— Вы туда позвонили?

— Странно, что по прошествии стольких лет вы все еще задаете мне такие вопросы!

По настроению Долорес Эндрю видел, что она успела что-то выяснить и теперь с наслаждением заставляет его томиться неизвестностью.

— Перевозку им заказала норвежская компания. Владелец компании «скорой помощи», с которым я говорила, обеспечивал сопровождение и хорошо помнит этих двух клиентов. Они не каждый день отвозят американских клиентов в женевский аэропорт. По его словам, девушка — прелесть. Приятно поговорить со зрячим человеком, жаль, что не все такие, как он… Того, кто был с вашей Золушкой, звали Арнольд — так она к нему, по крайней мере, обращалась. Фамилию его, правда, она не произнесла ни разу.

Эндрю вгляделся в изображение на мониторе, выгодно отличавшееся от того, что он видел на своем телефоне. Не только лицо мужчины, но и его имя показалось Эндрю знакомым. Через секунду его осенило: сосед по кладбищу!

— Ну и вид у вас! Увидели привидение?

— Лучше не скажешь! Арнольд Кнопф!

— Ваш знакомый?

— Объяснить вам это я не сумею, но очень вероятно, что это его я вижу ночь за ночью в кошмарных снах!

— Какой-то ваш случайный собутыльник?

— Нет. Перестаньте, Долорес!

— Не перестану, пока вы снова не станете посещать собрания Анонимных алкоголиков.

— Не такие уж они анонимные, раз там я повстречал вас.

— В газете об этом никто не знает, так что у вас нет оправданий. Поломайте голову, наверняка вы где-то с ним сталкивались.

— Вы отлично поработали! Как вам удалось развязать язык владельцу компании «скорой помощи»?

— Это я должна вас спросить, как вы работаете! Я выдала себя за несчастную сотрудницу страховой компании, потерявшую досье и боящуюся увольнения, которого не избежать, если она не восстановит документы до того, как начальник узнает о ее оплошности. Я лила слезы, объясняла, что не сплю вторую ночь… Французы, к вашему сведению, так чувствительны… Нет, вы явно не в курсе!

Эндрю благоговейно взял руку Долорес и запечатлел на ней поцелуй.

— Вы плохо меня знаете.

Забрав распечатанные Долорес фотографии, Эндрю покинул ее кабинет.

Уже через минуту она ему позвонила.

— Бедняга, вы и впрямь здорово влипли! — сказала она.

— Что еще я натворил?

— Думаете, что я на этом остановилась?

— Так это вы что-то натворили?

— Вы считаете, что, доставив вашу Сьюзи Бейкер в Женеву, санитары вывалили ее в мусорный бак?

— Нет, просто продолжение мне известно: ее доставили обратно в Штаты.

— Какая авиакомпания, в какой город, в какую больницу? Вы все это знаете, мистер репортер?

Эндрю примчался и уселся на единственный имевшийся в кабинете Долорес Салазар стул.

— Частный самолет и беспосадочный перелет Женева — Бостон, — торжественно объявила она.

— А она еще болтает, что ей не на что купить себе новый матрас! — не сдержался Эндрю.

— Что вы сделали с ее матрасом?

— Ровным счетом ничего, успокойтесь, Долорес.

— Мне нет до этого никакого дела. Она вряд ли разорилась на билет: самолет принадлежал Агентству национальной безопасности. Но почему она летает на самолете, принадлежащем правительственному агентству, да еще такому? Об этом мне ничего не известно, тут моей компетенции недостаточно. Я обзвонила все больницы Бостона и его окрестностей, но в их досье нет следов Сьюзи Бейкер. Теперь в игру вступаете вы, старина. Когда вам захочется поделиться раздобытой информацией со мной, не стесняйтесь, я вам всегда рада.

После разговора с Долорес Эндрю почувствовал, что окончательно запутался. Вернувшись на свое рабочее место, он, поразмыслив, отложил намеченный на этот вечер переезд домой. Предстоящую ночь он проведет в здании редакции.

7

Вашингтон-сквер, 8 часов вечера.

Арнольд Кнопф шагал по главной аллее, разглядывая каждого встречного. Вот бродяга спит на краю лужайки, завернувшись в старое одеяло; трубач разучивает гаммы под деревом; гуляющие с собаками обходят одиноких курильщиков; пара студентов обнимается, сидя на бортике бассейна; художник при свете фонаря творит на мольберте собственный красочный мир; какой-то тип, воздев к небу руку, призывает в свидетели Создателя.

Сьюзи ждала его на скамейке, глядя перед собой отсутствующим взглядом.

— Кажется, ты не горела желанием снова со мной встречаться? — спросил Арнольд Кнопф, устраиваясь с ней рядом.

— Вы верите в проклятия, Арнольд?

— Я такого насмотрелся за свою карьеру, что мне и в Бога-то слабо верится.

— А я верю и в проклятия, и в Бога. Кажется, все вокруг меня проклято. Моя семья, все, кто к ней приближается…

— Ты позволила себе неоправданный риск и теперь пожинаешь плоды. Что меня поражает, так это твое упрямство. Откуда этот встревоженный взгляд? Только не говори, что переживаешь за своего журналиста!

— Он мне нужен. Нужна его решимость, его сноровка. Но не хочется подвергать его опасности.

— Понимаю. Охотиться хочешь сама, а он только пусть выгонит зверя из леса. Тридцать лет назад тебе нашлось бы место в моей команде, но то было тридцать лет назад! — усмехнулся Кнопф.

— Ваш цинизм вас старит, Арнольд.

— Мне семьдесят лет, но если мы с тобой побежим наперегонки до вон той ограды, то я наверняка приду первым.

— Я бы поставила вам подножку.

Кнопф и Сьюзи умолкли. Кнопф глубоко вздохнул и стал вглядываться в дальний конец сквера.

— Как мне тебя разубедить, бедняжка Сьюзи? Ты — сама невинность!

— Я утратила невинность в одиннадцать лет. Хозяин лавки, где мы покупали сладости, вызвал полицию, когда я якобы попыталась стянуть две шоколадки. Меня отвезли в участок.

— Хорошо помню, как я тебя оттуда забирал.

— Вы приехали слишком поздно, Арнольд. Я сказала полицейскому, который меня допрашивал, всю правду: хозяин лавки подсматривал за школьницами, он заставлял меня его трогать, а кражу придумал, когда я пригрозила на него донести. Полицейский отвесил мне пощечину и обозвал извращенкой и лгуньей. Вторую пощечину мне отвесил дома дед. Бакалейщик Фигертон был безупречным прихожанином и по воскресеньям всегда ходил к мессе. А кто я? Просто наглая девчонка. Дед повез меня на место преступления, заставил попросить прощения и признаться, что я все выдумала. Он дал Фигертону денег, и мы уехали. Я навсегда запомнила, как бакалейщик ухмылялся, когда я с пылающими щеками садилась в машину.

— Почему ты мне ничего не сказала?

— А вы бы мне поверили?

Кнопф промолчал.

— Вечером я заперлась в своей комнате. Никого не желала видеть, ни с кем не могла разговаривать, не хотела жить. Матильда вернулась спустя два дня. Я слышала, как они с дедом скандалили. Они часто ссорились, но так ужасно — еще никогда. Ночью она пришла ко мне и села в ногах кровати. Чтобы меня успокоить, она стала рассказывать о других несправедливостях и впервые упомянула судьбу своей матери, то, что ей пришлось пережить в нашей семье. В ту ночь я поклялась отомстить за бабушку. Я сдержу свою клятву!