В те времена - Дмитрий Кимельфельд

1980 г.

От великого к смешному

Ты, бывало, меня кликалаИз своих краев вишневыхОт смешного до великого,От великого к смешному.

И твоих причуд сподвижникиС золотыми поясами, —Хлопотали чернокнижникиНад своими чудесами.

Зимы грустные, как рекруты,Шли к поклону поясному…Слова молвить было некому, —И никто не молвил слова!

Бог толкался между зимамиИ косил зрачком кровавым…Только ты, моя любимая,Колдовала, колдовала!

Привораживала, кликала…И хотел, хотел припасть яТо к смешному, то к великомуБелоснежному запястью.

И моим губам доверчивоТы дорогу открывалаК двум божественно очерченнымИ таинственным овалам.

Стыла ночь в изнеможении,Словно души отпевала…И в двойном твоем движенииКолдовство торжествовало.

Кожа пахла земляникою,И мы мчались в пляске новойОт смешного до великого,От великого к смешному!

1978 г.

Снег в Москве

По Москве проходит снегНеуверенной походкой.Замолкает Ряд Охотный:По Москве проходит снег.

Хлопьев лёгкая молваИзумляет лики зданий,И спасает от признанийХлопьев лёгкая молва.

Словно белый-белый стих,Снег врывается в молчанье.Он других снегов начало, —Словно белый-белый стих.

Только б не поверить мне,Что твои глаза — чужиеВ то, что мы напрасно жилиТолько б не поверить мне.

С незапамятных времёнЛьётся молоко из кринки.И горят во мне искринкиС незапамятных времён.

По Москве проходит снег,Прячась в памятников складки.До чего же всё же славно:По Москве проходит снег!

1976 г.

Зима

Снег целомудрен, как святоша.Он к вознесению готов,Вселяя набожность в истошныхБездомных утренних котов.

Коты глядят подобострастно,Как мчат авоськи в магазин,И, жёлтый глаз воткнув в пространство,Клянут несправедливость зим.

Зима вытягивает шеюИ тщится заглянуть вперёд,Где ей за власти превышеньеАпрель готовит эшафот.

Забыв про стыд и осторожность,Заставив сбросить пояса,Январь метели, как наложниц,Пустил по городу плясать.

Я в этой белой вакханалье,Холодный день прижав к виску,Как в ученическом пенале,Храню домашнюю тоску.

Пока ж зима державный скипетрВ январскую вложила длань.И наши души, словно скифы,Своим волхвам приносят дань.

1980 г.

Настанет день…

Настанет день — мы соберёмся вместе.Не в позабытых снах, а наяву!И наши не расседланные песниВойдут в тугую память, как в траву.

Настанет день — и мы поднимем с полки,Как амфоры с глубин морского дна,Альбомы, где сверкая, как осколки,Любимых наших дремлют имена.

Настанет день, морозный или пыльный,Исчезнет расстояния изъян.И мы поймём, что всё, что с нами было,Зовётся просто-напросто — друзья.

Настанет день… Когда же он настанет?!И лиц созвездья вынырнут из тьмы…Нас соберёт далёкий полустанок,Где будут только память, юность, мы…

«Полоска заката светла…»

* * *

Полоска заката светла,Но крылья ветров тяжелеют:В железные клювы ветраВложили зимы ожерелье.

Не в силах подняться они,Лишь снег исторгают из легких,Лишившись в январские дниПризванья ветров перелетных…

В ветвях одичалых березЗаполнены птичьи пробелы.Как прочерки санных борозд,Пусты они и оголтелы.

Их песен унылый напевВонзается в землю, как посох,И тает в морозной крупе:Не голос, а так — отголосок…

Стынь

Небо светло-голубое.Стынь. Апрельская пора.Мы стоим вдвоём с тобоюМежду «завтра» и «вчера»,

Позабыв названья суток…Ветер в улицах шуршит.Этот странный промежутокЛадно скроен, крепко сшит.

Но какой мудрец господний,Переврав простой мотив,Взял назвал его — «сегодня»,Звуки зябкие сплотив?

Вот «вчера» — другое дело!В нём — и пылкость, и металл!Сразу чувствуется — демонНад согласными витал!

Сразу чувствуется точность,Вдохновенье, а затем —Окрылённость, полуночность,Исступлённость лёгких тел.

Или взять, к примеру, «завтра»:Звук стремителен и чист.По всему видать, что авторБыл изрядный оптимист.

Выдал — будто выпил залпом!Запечатал, как смолой.Говоришь себе: «до завтра!» —И «сегодня» — с плеч долой!

…И ни тени вероломстваНе срывается с челаПосле нашего знакомстваМежду «завтра» и «вчера»…

1980 г.

Марина Мнишек

За белой стеной монастырских черешенПлыл месяц, на ниточке тонкой подвешен.Серебряный шарик на тоненькой ниткеКачался в ночи у скрипящей калитки.

Шляхетные губы сжимая, корилаВ саду Самозванца гордячка Марина.А он её гладил зрачком исступлённо…И в воздухе пахло Москвою спалённой.И в воздухе пахло великою смутой,Ромашкой, травою и дикою рутой.

Он грудь целовал ей, шелка разгребая.Жгла губы ему её кровь голубая.«Корону! Корону!» — молила Марина.И каплями крови горела малина.…Полки собирались у польской границы,Когда открывала Марина ресницы.

И слуги несли ему в кружке рассолу,Сочувственно глядя: Наследник престола!»Он тихо скулил: «Эх, водчонки хотя бы…»…А там, на Руси, уже плакали бабы…

1981 г.

Цыганочка

Месяц — бубен золотой в звездном балагане,Кони гривами метут спелую травуВечный призрачный костер. А вокруг — цыгане.Тянут песню чавэле, словно тетиву.

Ах, зачем вы забрели в нищенском убранствеВ наш безжалостный простор, в наши невода!..Перепутав времена, мечетесь в пространстве,Как мониста нацепив сонные года

Речи жаркие текут, обжигают губы,Позабыт который век и который час!..Беззаботно могут так только однолюбыНа огонь всю ночь глядеть и пускаться в пляс.

Но покуда мир стоит, и в крови броженье, —Пусть не высохнет слеза, катит к горлу ком:Выше власти и деньги — вечное движенье!Пой, цыган, пляши, цыган, щелкай языком!

В тот день

В день, когда с ёлки снимали игрушки —Вату снимали, и дождик, и домик,В день, когда год уходивший всё глушеКашлял в подъезде, прикрывшись ладонью,В день, когда спрятали бусы и тигра,А на их месте будильник затикал —Что-то сбежало из нашей квартиры,В дверь проскользнув незаметно и тихо.

И ничего не случилось как будто.Не одолела ни горечь, ни жалость.Но, просыпаясь, я понял: под утроЧто-то из нашей квартиры сбежало.Необъяснимость меня закрутила,Бросила в стужу январских колодцев.Что-то сбежало из нашей квартирыИ никогда, никогда не вернётся…

1979 г.

«Дотянусь до тебя…»

* * *

Дотянусь до тебя,сжав до болимгновенья —и почувствую сольна твоих губах,жарких и расточительных…Я мучительно пытаюсь вспомнитьтвое тело,спрятанное в траве…Вверхбегут мысли деревьев.Танцем маленьких светлячковоткрывается тайный концерт.В церкви ночизазвучал голос,и толпы непуганых мотыльков,спасая души,направилиськ спасительному ковчегу фонаря…Я замираю от нежноститвоих слов,лучащихся в неверном сиянии листьев.Две умелых руки лепятмои плечи и ребра.Притяженье Земли не в силахсовладать с нами.Где-то там, за плечами,отчаяннопадают звездыи плывут облака,обрекая на слепотудеревенских котов…Лунный светсрывается с ветоккак шорох.Вот дыханье твоепрорастает во мне…Мы летим как стрелыв только им ведомуюмишень…

«Но вот ты остаешься одна…»