Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью - Ольга Евгеньевна Суркова

экране возникли точно из небытия люди, измученные нечеловеческой тяжестью военных будней. И сразу стало ясным, что этот эпизод не может не войти в фильм – как его сердце, центр и суть, – который становился чем-то большим, чем мой рассказ о матери и о себе!

Поразительной силы образ предстал тогда перед нами. В нем было что-то дантовское. Причем увиденные мною кадры говорили не только о тех страшных страданиях, которыми была куплена победа, но также о величии подвига. Эта хроника позволила нам заговорить в фильме о бессмертии, а стихи Арсения Тарковского помогли коммуницировать эту идею зрителю. Нас поразило эстетическое качество найденного нами документа и тот удивительный смысловой эффект, который благодаря ему достигался. Хроника была совершенно не похожа на жизнь. Она была образом подвига и цены этого подвига. Образом исторической победы, с лихвой оплаченной готовностью людей жертвовать собой.

Поразительно, что, разглядывая эту хронику в «Зеркале», зритель ни на минуту не забывал о том, что в этих кадрах запечатлены реальные люди. И даже возникал шанс кому-то, глядя на экран, узнать близких, может быть, пропавших без вести, погибших или вернувшихся. Все это сообщало хроникальному документу особое напряжение, вызывая у зрителей очень сложный комплекс тревожно-возвышенных переживаний, близких высоконравственному состоянию, далеко небезызвестному и небезразличному ни нам, ни зрителю. И меня так увлекало, что кусок запечатленного на пленку времени рождал тот художественный образ, который возникал из предельной конкретики. И оказывал необыкновенно глубокое воздействие, не будучи кем-то специально и умозрительно конструированным. Через некоторое время я узнал, что военный оператор, который снял и тем самым оставил нам этот эпизод, погиб в тот же день.

Да, такая хроника была найдена, но работа над «Зеркалом» шла очень трудно. Нам оставалось еще доснять всего 400 метров, 13 минут экранного времени, а фильм все еще не вырисовывался, как нечто цельное. Вроде бы уже были придуманы и сняты детские сны. А фильма все-таки еще не было. И возник он, собственно говоря, только тогда, когда мы решили задействовать в воспоминания мою сегодняшнюю Мать, уже совсем пожилую женщину и бабушку, имеющую нескольких внуков. Но не в качестве интервьюируемого и специально выделенного лица, а в качестве одного из персонажей фильма, занимающего небольшое, но весьма значительное место в контексте всего замысла. И уже окончательно фильм оформился в некую законченную структуру только тогда, когда нам пришло в голову ввести в ткань повествования еще и Жену, оставленную Автором, роль которой тоже была отдана той же Тереховой, уже исполнявшей роль молодой Матери.

Нам очень нравилось, как работает Терехова. И мы понимали, что такая большая актриса могла бы выдержать гораздо большую нагрузку, чем ей было уготована уже нашим сценарием. Мы сожалели, что у нее так мало сцен. Но явилась однажды новая идея перетасовать эпизоды прошлого Автора с его настоящим. А Терехова получила еще одну роль, жены автора.

Суркова. Андрей, я даже помню, как это случилось. Я как раз приехала к вам на натуру, Терехову гримировали, а вы подошли такой веселый и загадочный, сообщив ей заговорчески, что весь сценарий переделывается и ей дописывается вторая роль… Она как-то не сразу врубилась, о чем речь… А вы были счастливы – эврика!

Тарковский. Ну, да! Мы еще хотели тогда в новые эпизоды добавить всякие наши рассуждения о своих программных эстетических взглядах, но потом – Бог миловал – нам удалось растворить всякие мысли и идеи более или менее неприметно в целой ткани фильма.

Я собирался совершенно иначе снимать сцену визита бабушки, когда Жена Автора оставляет их сына одного в отцовской квартире дожидаться ее прихода. Но этой своей бабушки внук никогда прежде не видел. И мне хотелось поначалу, чтобы мальчик в этой сцене догонял свою бабушку и разговаривал с ней. Но потом возникло другое решение. Внук просто не узнает бабушку, которая звонит в дверь, думая, когда он ей эту дверь открывает, что она попала в чужую квартиру. В действие этого эпизоды мы решили ввести новый персонаж, некую женщину, неожиданно возникшую в квартире Отца, которой были переданы все функции того разговора, который должен был состояться между бабушкой и внуком. Это было сделано для того, чтобы Старая Мать не проявлялась тем действующим персонажем, который не позволил бы должным образом обыграть нужное воздействие финала картины.

Рассказывая, как сложно складывалось «Зеркало», я хотел предметно продемонстрировать, что сценарий для меня является лишь поводом к размышлению о своей будущей картине, которая реально выстраивается в процессе всего съемочного периода и всего производственного цикла. Для меня сценарий, записанный на бумагу, не является точным эквивалентом будущего фильма. Его наличие становится лишь толчком для дальнейшей творческой работы над фильмом. Потому мне до конца непонятно, каким все-таки получится фильм в результате… И тревожное ощущение, что же из всего этого выйдет, не покидает меня до самого конца…

Хотя в работе над «Зеркалом» некоторые мои поиски получили свое наиболее полное и крайнее выражение. Но и в предыдущих картинах очень многое домысливалось, оформлялось и достраивалось также в процессе съемок, которые всегда являются для меня процессом экранизации сценария. И тем не менее, все мои картины до «Зеркала» строились на сценариях, гораздо более определенных по своей основной конструкции. Однако, приступая к съемкам «Зеркала», мы сознательно и принципиально не хотели как-то заранее выверять или вычислять картину. Это было особое плавание в незнаемое в надежде, что фильм организуется как бы сам собою в контакте с актерами, в процессе строительства декорация и «обживания» натуры, перевоссоздаваемых нашей памятью, будирующей съемки.

Потому не было у нас с самого начала ничего себе заранее предписанного или утвержденного в кадре или эпизоде, визуально оформленного как законченное целое. Но у нас было ощущение атмосферы, ощущение душевного состояния, которые требовали поиска точных образных соответствий. Если я что-либо и «вижу» до съемок, представляю себе в своем сознании, то это, скорее всего, и есть то самое состояние, которое дает характер внутреннего напряжения тех сцен, которые предстоит снимать. Но мне еще неизвестна та точная форма, в которой все это мое ощущение воплотится в кадре. Я выхожу на площадку для того, чтобы понять и почувствовать, как же, каким образом, за счет каких ресурсов именно это состояние может быть передано камерой.

В «Зеркале» было так важно воскресить старый дом, в котором прошло детство Автора, – хутор, где он родился, где жили его отец и мать. Для этого мы в точности реконструировали в декорации разрушенный временем и уже умерший для жизни дом на сохранившемся его фундаменте. Когда мы привезли потом туда мою мать, чья