История Франции - Марк Ферро

независимость, суверенность, автономия… Националисты ловко воспользовались случаем, тунисский бей провозгласил «право тунисского народа дышать воздухом свободы», и вскоре премьер-министр Мухаммед Шеник, служивший буфером между тунисским народом и французскими властями, попросил о «полном высвобождении своей суверенности», т. е. о внутренней автономии. Тогда ультраколониалисты отправили в отставку слишком покладистого, на их взгляд, резидента Луи Перийе: «Ни в чем нельзя уступать… и пусть тунисцы запомнят это раз и навсегда». На его место был назначен Жан де Отклок, который счел необходимым, в качестве символического жеста, прибыть в Тунис… на военном корабле.

Из Парижа Шенику и Салаху Бен Юсефу, заместителю Бургибы во главе «Нового Дестура», было направлено письмо, в котором прямо утверждалась «незыблемость» связей между двумя нациями, хотя статус протектората предусматривал их эволюцию. Тогда «Новый Дестур» потребовал от Шеника — и тот согласился, — чтобы его правительство подало ходатайство в ООН против такого «переворота». Всегда необходимо действовать дипломатическим путем, не допуская никакого насилия, повторял Бургиба.

Впервые в ООН обращалась страна, входившая во Французский союз, которая, разумеется, не предупредила Париж.

Бургиба был арестован и отправлен в охраняемую резиденцию в Табарке (январь 1952 г.). Тут же началось восстание, был убит полковник Дюран, проведена чистка мыса Бон, в результате которой погибло 200 человек. В знак протеста бей перестал ставить свою подпись под документами французской администрации.

Из Парижа событиями руководил Мартино-Депла; Робер Шуман и Плевен занимали пассивную позицию. Решение составить календарь реформ, итогом которых должна стать автономия, все-таки было принято; эту задачу поручили Жаку Дюамелю и Франсуа Миттерану. Проводимая политика была крайне противоречивой; впрочем, Национальное собрание способствовало этому, восемь раз проводя голосование и восемь раз отвергая постановления по поводу Туниса. Де Отклок же следуя своему пути, стремился низложить бея. «Я не допущу этого», — передал ему Робер Шуман, добавив при этом: «Прошу прощения за все хлопоты, которые я вам доставляю» (sic!).

Террористические акты, за которыми последовала чистка, уступили место антитеррористическим действиям колонистов, которыми, по всей вероятности, руководили из самой резиденции. В декабре 1952 г. французской группировкой «Красная рука» был убит представитель бея — профсоюзный деятель Фархат Хашед; маховик насилия был запущен. После убийства как в Тунисе, так и в Марокко прошли митинги. Вскоре националистами был убит преемник бея; его считали слишком большим сторонником Франции.

Террор и атаки со стороны крестьян-феллахов все нарастали.

В Марокко кризис достиг пика. Лишь смена политического климата в Париже могла изменить ситуацию.

Перемены воплотились в действиях Пьера Мендес-Франса, как только были заключены соглашения в Женеве (июль 1954 г.). Сразу же после Женевы в сопровождении маршала Жуэна, который служил ему поручителем, Мендес-Франс отправился в Тунис и лично заявил бею, что Франция признаёт внутреннюю автономию Туниса, но отказывается даже в отдаленном будущем предоставлять ему окончательную независимость. Это было уступкой голлистам, и Хабиб Бургиба это хорошо понимал. С его помощью феллахи сложили оружие, и Национальное собрание в Париже после бурных заседаний наконец приняло Карфагенские соглашения. Тем не менее все понимали, что независимость вскоре последует, так как до Туниса этот же путь прошло Марокко и в одновременно с этими событиями началось вооруженное восстание в Алжире (ноябрь 1954 г.)[217].

Несколькими годами ранее маршал Жуэн заявил, что Марокко следует отвернуться от «восточных комбинаций», т. е. от искушений арабского мира. Султан рассчитывал больше на американцев, которые в 1943 г. обещали ему поддержку… Но, после того как в 1951 г. французы разрешили им разместить в Марокко военные базы вследствие начала «холодной войны», султан оказался в большей изоляции. Тем не менее он отказался от проекта совместного суверенитета и попросил Францию воплотить в жизнь договор о протекторате. «Я заставлю его жрать солому», — заявил генерал Гийом, сменивший Жуэна. Возмущения в Марокко, связанные с событиями в Тунисе, были подавлены при помощи танков. Именитые граждане, в частности префект Бонифаций, организовали тогда при помощи паши Марракеша Тхами эль-Глауи отречение султана: на смену Мохаммеду V пришел султан Мохаммед Ибн-Аррафа.

По мнению националистов из партии «Истикляль», было очевидно, что никакой диалог не возможен; отождествление же национализма с коммунизмом, имевшее место в Индокитае, Тунисе или Марокко было лишено основания.

Как и в Тунисе, переломный момент наступил в 1952 г.: благодаря странам Лиги арабских государств США проголосовали за включение тунисского вопроса в повестку дня ООН. По поводу Марокко американцы воздержались, но толчок был дан, и премьер-министру Франции Эдгару Фору удалось обеспечить возвращение «настоящего султана». Энтузиазм марокканцев свидетельствовал о том, что больше откладывать нельзя: вскоре последовало признание независимости Марокко.

Французские руководители играли на соперничестве марокканских лидеров за власть и, чрезмерно потакая колонистам, не заметили, что ООН поддерживала движение наций к независимости. Тем самым они лишь ускорили наступление неизбежного.

1954 ГОД: ВООРУЖЕННОЕ ВОССТАНИЕ В АЛЖИРЕ

Вооруженное восстание в ноябре 1954 г. стало неожиданностью для французских политических кругов, которые верили в миф, согласно которому Алжир был частью Франции, тремя французскими департаментами. Совместные действия «Армии национального освобождения» — АЛН (ALN), отколовшейся от МТЛД[218] и представлявшей вооруженное крыло Фронта национального освобождения (ФНО), были названы «покушениями». Французские руководители спали: они не хотели воспринимать ни информацию о секретных складах оружия, которую им направляли полицейские службы, ни предупреждения со стороны единственных жителей метрополии, пребывавших в курсе политического проекта алжирцев, — их адвокатов, нотариусов Стиббе, Дешезеля, Вержеса. Они позабыли о резне в Сетифе в 1945 г. Хорошо понимая, что после Дьенбьенфу и пробуждения арабского мира взрывная волна независимости достигнет Туниса и Марокко, они испытывали ужас при мысли о том, что этой волной, в свою очередь, может быть захвачен и Алжир. Они предпочитали верить, что подлинные реформы сыграют свою роль. Вот только реформы не могли воплотиться в жизнь, пока колонисты и преданная им местная администрация отказывались от всяких уступок, которые могли бы ввести представителей национальных партий в политическую машину страны.

«Алжирский кризис заварен в алжирском котле и алжирскими поварами. Я имею в виду, разумеется, европейцев Алжира… Честные выборы? Да оставьте нас в покое, никаких политических проблем не