Магнетрон - Георгий Бабат

Нет, Веснин этого не хотел, он был согласен кооперироваться, он не стремился отгораживаться…

— Почему же, в таком случае… — спросил Кампов, надуваясь, как петух перед боем, — почему же вы ставите в ваши лампы эти жалкие катоды, когда у вас под боком серия катодов Детскосельской ионосферной станции? Мы применяем лишь катоды Горбачева. Ничего лучшего в Советском Союзе пока нет. Можете вы мне сейчас предложить что-нибудь еще более совершенное, реально удлиняющее срок службы?

Нет, Веснин ничего предложить не мог.

«Мы в этой области долго искали, думали», — хотел было сказать Веснин, но вспомнил, как к таким заявлениям относился Мочалов: «Не говорите никогда: „я думал“».

— Мы считаем, что целесообразно укоротить время импульса, — произнес наконец Веснин. — Видимо, десять микросекунд — это верхний предел.

— За такое время скоростной истребитель переместился бы только на один миллиметр — это вы мне хотите сказать? Мигание глаза происходит в десятки тысяч раз медленнее да? А я вам на все это отвечу: в огороде бузина, а в Киеве дядько. При чем тут длительность импульса? Ставьте в лампы катоды Горбачева. Договорились? Ну-с, давайте попробуем теперь обсудить с вами другие пункты технических условий.

Веснин вздохнул:

— Насколько все-таки можно отступить от ваших требований?

Кампов ответил:

— Знаменитый адмирал Макаров в своем приказе «О приготовлении щей» писал, что эти постановления не мешают хорошему коку придать щам тот вкус, какой он желает, но не допускают неумелого человека испортить хорошую провизию и дают удобство контроля над провизией и способом приготовления.

И профессор Кампов, не давая Веснину возможности вставить хотя бы слово, — «Молчите, когда вы говорите со мной!» — с горячностью рассуждал о весе приборов, о коэффициенте полезного действия, анодном напряжении, магнитном поле, о типе питания, о чувствительности лампы к колебаниям параметров питания…

Кампов не скупился на советы.

— Хорошо, давайте посмотрим, — отвечал он на возражения и теоретические выкладки Веснина, вскакивал и, прихрамывая, бежал в лабораторию, увлекая за собой своего собеседника.

Были люди, не любившие Кампова именно за эту черту — страсть вмешиваться в чужую работу, принимать ее так же горячо к сердцу, как свою, болеть за нее душой и вступать в интересующее его дело непрошенным соратником. Веснин оценил этот страстный, непримиримый, самоотверженный характер, этот острый ум, наметанный глаз, беспощадный скепсис. Невыносимый для многих, вызывающий у некоторых даже приступы ярости, яд сомнения, иронии был для Веснина лишь новой, интересной чертой характера известного ученого, которая очень нравилась молодому конструктору. Насмешки Кампова подбивали Веснина отстаивать свои убеждения с большим жаром, смело, даже дерзко.

Неожиданно понизив голос, Кампов вдруг сказал:

— Если бы мы, старики, допустим, я или даже сам академик Волков, позволили себе так поиграть с катодами, как это делаете вы, то нас давно посадили бы. Ваше счастье, что вы еще не вытянулись до того уровня, на который обращают внимание. Не играйте с огнем, молодой человек! Ярлычок «вредительство» к вам очень легко приклеить.

Когда через два дня Веснин собрался уезжать, он не ожидал, что Кампов станет провожать его. Но Яков Борисович явился на вокзал с плетеной корзинкой — кошелкой, полной домашней снеди.

— Молодые люди обычно очень легкомысленно относятся к своему здоровью, — сказал он, вручая корзинку Веснину.

— Яков Борисович, я, я… Вы, вы, — бормотал Веснин.

— Неопытные радиотелеграфисты, — отвечал Кампов, — подсчитывают тире и точки азбуки Морзе, с трудом расшифровывают каждую букву. А мастера приема схватывают на слух целое слово или даже всю фразу. И мы с вами как будто так же легко, быстро, точно понимаем друг друга.

В последний раз улыбнувшись Веснину, который стоял у окна удаляющегося вагона, Яков Борисович направился на междугородную телефонную станцию и заказал разговор с Ленинградом.

— Понимаете, — час спустя кричал он Горбачеву, с которым его, после того как он хорошенько поскандалил на станции, соединили вне очереди, — мы-то с вами друг друга понимаем, а вот молодые — это вроде неопытных радиотелеграфистов. Ему говоришь, а он подсчитывает точки и тире азбуки Морзе. На телеграфе таких не допускают к скоростному приему, а сюда вот одного такого послали. Попробуй-ка с ним договорись на скорую руку!.. Что? Да нет у него никаких катодов!.. Что, что? Ну, уж я-то, поверьте, знаю, что такое ваши катоды. Вы ведь зачинатель этого дела, вы пионер! Что, что?.. Нет, нет. Передаю по буквам: Петр, Иван, Ольга… пионер. Да-да-да! Тысячу раз да! Дайте вы ему свои катоды. Он, как, впрочем, большинство современных молодых людей, горд, как палка, — скорее сломается, чем согнется. А вы ведь наш патриарх! Что?.. Передаю по буквам: Петр, Анна, Тимофей… Совершенно верно! Дайте ему свои катоды… Абсолютно с вами согласен. Недальновидная недооценка триодов. Триоды еще сделают свое дело. Их время еще придет! Да, это мое искреннее и глубокое убеждение. Дайте ему свои катоды! Уверяю вас! Пошлите ему свои катоды, сами дайте… Совершенно верно, — категорически с вами согласен. Неопытен и упрям, но вы дайте ему свои катоды, пошлите сами. Ваши катоды — лучшие в Союзе. Ничего лучшего ему не придумать. Подарите ему катоды! При всех обстоятельствах вы, и только вы, остаетесь основоположником. Повторяю по буквам: Ольга, Семен, Николай, Ольга… Что, что?.. Катоды! Катоды свои ему дайте. Мы-то с вами легко и быстро понимаем друг друга. Что?.. Вот именно, без азбуки Морзе, сразу по первому звуку, а он туговат, туговат… Да-да, на подъем тяжел… Ни разу не побывал на ионосферной станции? По глупости, уверяю вас. Не со зла, а по неразумению. Прошу вас, вы дайте ему свои катоды, а я вам кое-что к триодам подброшу такое, что спасибо скажете… Понятно, понятно, работу с триодами надо продолжать. Мирового значения работа… Так, значит, договорились? Вы отправите в КБ своего, так сказать, дипломатического представителя. Буду вам премного обязан. Дайте, дайте ему поскорее ваши прекрасные катоды! Я откажусь строить аппаратуру, если в Т. У. не будут поставлены ваши катоды… Дети? Наши дети, как наши дела, — вырастают и уходят от нас… Что?.. Мои дети? Сеня ловит треску на Баренцевом море. Раечка?.. Мастер альпинизма, штурмует Памир. И ни одного письма за последние три месяца!.. Что?.. Нет, я сейчас же буду звонить в главк. В Т. У. должно быть четко записано: катоды Горбачева. Если Веснин будет разрабатывать свои катоды, он провозится с этим делом не меньше года, а то и все два. Он, конечно, может ждать и больше. У него вся жизнь впереди. Но промышленность ждать не может. Выпуск приборов должен быть налажен в этом году… В главк? Позвоню сию минуту, не откладывая: катоды Горбачева… В Харьков? Милости просим, милости просим! Да что там, я ведь сам к вам на днях возьму да и прилечу! Уверяю вас. Любопытно взглянуть, что у него там получится с вашими катодами.

* * *

В то время как Кампов уговаривал Горбачева, Веснин в поезде Харьков — Саратов размышлял:

«Я действовал грубо эмпирически. А теперь, как только вернусь в Ленинград, обложусь книгами, изучу основательно этот вопрос и непременно в течение ближайшего года создам долговечные катоды. Встреча с Камповым оказалась очень полезной для дела. Он, как хирург, вскрыл все то, что уже давно назревало, удалил, что следовало удалить. Мне это было больно. Операция была произведена даже без местного наркоза, но это было необходимо. Необходимо и неизбежно в интересах дела, которое мне доверили… Я сделаю, в конце концов, эти катоды. Надо читать, учиться, как можно больше читать…»

Дипломатическая миссия Геннадия Угарова

По мере того как поезд приближался к Ленинграду, счастливое настроение, с каким Веснин всякий раз покидал вокзал чужого города, постепенно сменялось тревогой — привычным его состоянием с тех пор, как он стал начальником КБ. Веснин не предполагал, что за короткое время его отсутствия в КБ могли бы произойти какие-либо существенные перемены. И все же, выйдя из вагона, он направился к телефонной будке. Оленин сообщил, что звонили несколько раз с ионосферной станции. Его хочет видеть старший научный сотрудник Геннадий Иванович Угаров.

Веснин тут же опустил в автомат еще одну монету и позвонил Угарову. Тот вызвался приехать в любое время:

— Хоть сейчас!

— Хорошо, давайте сейчас, — согласился Веснин.

Когда Веснин вошел в КБ, Угаров уже ждал его.

Вместо синего шерстяного свитера, в котором мы его до сих пор видели, на Геннадии Ивановиче был красивый, явно выходной, черный костюм, шелковая рубашка с широким модным галстуком. Веснин даже не сразу узнал его — так изменили облик Угарова непривычная одежда и особенно расчесанные на пробор, тщательно приглаженные волосы.