Магнетрон - Георгий Бабат

Первый раз Веснин был в комнате Ронина осенью 1934 года. Казалось, ничто не изменилось с тех пор в этом запущенном жилье. Прибавилось книг, прибавилось пыли.

На столе лежали поломанные и запыленные детали автоматической телефонной станции: сломанные реле, шаговые искатели, регистры… Это были следы занятий Ронина проблемой «мыслящих машин».

— Простите, товарищ, — отворив дверь, сказала соседка. — Я ведь забыла, что сегодня вторник. Сегодня Арнольд Исидорович вернется поздно. У него лекция в «Доме занимательной науки».

Веснин знал о существовании ленинградского «Дома занимательной науки», основанного инженером и писателем Я. И. Перельманом. Много раз Веснин собирался зайти в это своеобразное учреждение, да все не доводилось.

— Это недалеко от нас, на набережной Фонтанки, — объяснила соседка Ронина.

«Занимательная физика», занимательные алгебра, механика, астрономия, геометрия… Дома, в Киеве, v Веснина была целая полка с книгами Перельмана. Вместе с Толькой Сидоренко они совершали увлекательные путешествия в «Царство смекалки», делали опыты, решали головоломки, летели на Луну… Веснин был рад случаю наконец-то побывать в этом занимательном доме.

— Ронина? — спросил дежурный, — Он ведет кружок астронавтики. Вы его найдете на втором этаже.

Еще не открыв указанной ему двери, Веснин услыхал высокий, звенящий голос. «Труба Гюль Муллы», — вспомнил Веснин прозвище, которым наделила Ронина Наташа Волкова.

— Появление мыслящей материи, — трубил Ронин, — это самый важный фактор в эволюции вселенной…

Веснин открыл дверь. Комната была переполнена постоянными посетителями «Дома занимательной науки». Мальчишки в пионерских галстуках и молодые люди с комсомольскими значками сидели на плотно сдвинутых стульях, стояли у стен, в проходе. Ронин говорил с обычной своей манерой, задрав голову и глядя куда-то поверх слушателей:

— Путь прогресса — в непрерывном увеличении тех количеств материи и энергии, которыми повелевает человек. Наш пещерный предок мог распоряжаться лишь камнем, поднятым с земли, или ветвью, сорванной с дерева. Немного веков прошло с тех пор, как человечество поставило себе на службу запасы химической энергии горючих ископаемых. Ныне мы рассекаем горы, меняем течение рек, перестраиваем лик нашей планеты, превращаем пустыни в цветущие сады. Ход эволюции ведет к тому, что человечество овладеет запасами энергии, скрытыми в ядрах атомов. Мы будем творить новые миры, новые планеты и солнца, новые обиталища для жизни…

Веснин вошел в комнату и, не замеченный Рониным, остановился у стены.

— Закрепиться в космосе — это естественное и закономерное стремление человека, — продолжал Ронин. — Недалек тот день, когда человек навсегда разорвет узы земного притяжения и в поисках тепла и света смело устремится в межзвездные просторы…

Фантастические проблемы астронавтики были очень далеки от того, что в данное время занимало все мысли и стремления Веснина, и все же он стоял и слушал с интересом.

— Великий принцип реактивного движения, примененный впервые для потешных ракет на праздничных иллюминациях, — завывал Ронин, — будет применен в астролетах грядущего. Но для космических ракет будут использованы не тепловые реакции сжигания топлива, а энергия ядерных превращений.

В 1935 году, когда Ронин читал свою лекцию об астронавтике, мало кто верил в реальность получения атомной энергии. Но Арнольд Исидорович говорил об этом, как о деле вполне решенном. Он описывал астролет так, словно сам только что вышел из него, сам опустился на Землю, побывав на других мирах. Он чертил на доске конструкцию атомного реактивного двигателя. Он рисовал сопло, из которого выбрасывается не газ, получаемый от сжигания топлива, а продукты ядерных реакций.

— Мы не праздные путешественники! — восклицал Ронин. — Мы должны быть строителями этих межзвездных кораблей…

От далеких миров Ронин переходил к рассуждениям о бесконечных возможностях человеческого разума. Он говорил о творческих процессах, протекающих во вселенной, и снова возвращался к своей основной мысли — о мощи мыслящей материи:

— Да, повторяю, придет день, и мы сами создадим новые обиталища для жизни, создадим свои солнца, построим свои вселенные. Мы будем творить миры из распыленных частиц материи. Мы перестроим и населим безжизненные ныне планеты. Ныне астрономия только созерцательная наука. Но скоро она станет наукой экспериментальной…

После лекции Веснин вышел вместе с Рониным. Пионеры шли толпой за Арнольдом Исидоровичем. Он отвечал на их вопросы подробно, обстоятельно, громко.

— Скажите, пожалуйста, — спросила остроносенькая девочка, — по-вашему, есть еще где-нибудь система вроде нашей солнечной и возможно ли, что там тоже живут люди?

Ронин. задрав подбородок и глядя на звезды, ответил:

— Невозможно представить себе, будто во всем этом обилии бесконечных вселенных нет ничего подобного нашей солнечной системе. Что же касается второй части вопроса, то по моему глубокому убеждению, обитатели иных миров могут быть значительно более совершенны, чем обитатели Земли, и наша наука — это для них этап, пройденный, возможно, миллионы лет назад.

— Но почему же, в таком случае, они не дают нам знать о себе и сами ничего не знают о нас, если даже мы уже мечтаем о времени, когда вырвемся в космос? — не отставала девочка.

— Я вполне допускаю мысль, что они могут иметь некоторый интерес к нашей солнечной системе и даже, в частности, именно к нашей планете, — все так же задумчиво глядя на звезды, произнес Ронин, — возможно, у них уже давно составлен план детального обследования нашей галактики. И вполне вероятно, что обследование нашей солнечной системы у них назначено на самый кратчайший срок. Это обследование стоит в их плане на ближайший миллион лет.

— Как у вас, Владимир Сергеевич, обстоят теперь дела с коэффициентом полезного действия? — спросил Ронин, когда они наконец остались одни. — Какие мощности, какие волны?

Веснину очень хотелось посоветоваться с Рониным относительно катодов, пожаловаться на их короткий срок службы, но он только вздохнул:

— Создать свои солнца, построить свои вселенные…

— Вполне достижимо, вполне достижимо! — подхватил Ронин. — Но вы о своем расскажите… С магнетроном-то как у вас?

— Стоит ли говорить об этом сейчас! — возразил Веснин. — Право, мне не хочется так скоро возвращаться из ваших космических просторов на нашу маленькую Землю.

Ронин засмеялся, сморщив, по обыкновению, нос, но его глаза были печальны. Вздохнув, он произнес:

Нам не дано предугадать,как слово наше отзовется.И нам сочувствие дается,как нам дается благодать.

— Арнольд Исидорович, вы должны всерьез заняться преподавательской работой, — сказал Веснин.

— В вуз я уже не попаду. Для ассистента я стар. В доценты мне не выбиться — степени ученой у меня нет.

— Но ведь вы смело могли бы защитить в качестве диссертации какую-нибудь из ваших опубликованных работ.

— Нет, с меня будут спрашивать строже… Да и мне, признаться, в моем возрасте стыдно держать кандидатские экзамены, сдавать спецпредмет… Но дети, — снова улыбнулся Ронин, — дети очень отзывчивы. Мне нравится работать с детьми. Мы умрем, а они понесут наши мысли, разовьют, углубят наши идеи, отвергнут наши ограниченные представления, создадут новые теории, увидят новые миры. Я чувствую себя бессмертным, когда меня окружают дети.

Легенда о Ронине

Этот разговор, происходивший осенью 1935 года, был последней беседой Веснина с Рониным. Больше им встретиться уже никогда в жизни не довелось. Ронин со свойственным ему темпераментом отдался решению проблем и пропаганде идей астронавтики. Веснин оставался верен магнетронным генераторам.

Мы бросаем зерна жизни в мертвый космос, — прочел однажды Веснин в одной из статей Ронина. В этой статье Арнольд Исидорович приводил пять не преодоленных пока (так там и было сказано — «пока») преград на пути отрыва человека от Земли. «В частности, состояние невесомости, в какое попадает астронавт, — писал Ронин, — пока еще не было испытано для высокоорганизованных организмов…» Все это было далеко-далеко от того, чем занимался на заводе Веснин…

* * *

Несколько лет спустя, во время Великой Отечественной войны, в конце 1941 года Веснин по заданию Комитета Обороны прилетел в блокированный Ленинград, чтобы вывезти часть оборудования КБ-217. Когда неожиданно у него выдался свободный вечер, он решил зайти к Ронину. Веснин хотел оставить ему буханку хлеба и кусок шпига — свой командировочный паек.

— Ронина увезли в больницу еще в августе, — сказала Веснину соседка.