Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Антишолоховеды» самым внимательным образом обследовали петербургский архив Крюкова как в Пушкинском Доме, так и в Российской государственной библиотеке, не говоря уже о Фонде Солженицына, «под лупой» изучили рукописи и письма, дневники и записные книжки Крюкова, но ни единой странички, ни единого намека, имеющего отношение к «Тихому Дону», не обнаружили. Что касается «заветной тетрадки», якобы содержащей начальные главы «Тихого Дона» и затерявшейся в неизвестности, предполагаю, что это была тетрадка с черновиками очерков Ф. Крюкова «На тихом Дону», опубликованных в журнале «Русское богатство» в 1898 году (№№ 8—10), о которых говорилось выше.
Положительным результатом внимания к Крюкову стало переиздание его книг. Сбылось пожелание К. М. Симонова: теперь каждый желающий мог прочитать тексты Крюкова и убедиться, соразмерен ли масштаб дарования Крюкова великому роману. Убедиться, в частности, и в том, что чисто этнографический очерк Ф. Крюкова «На тихом Дону», конечно же, не был началом романа «Тихий Дон».
Поскольку петербургский архив Крюкова не содержал никаких материалов, позволяющих «срезать» Шолохова, — оставалась одна надежда — на тот самый «кованый сундучок». В нем, по преданию, были заключены бумаги из той части крюковского архива, которая хранилась на родине писателя в станице Глазуновской, куда он вернулся в марте 1917 и где находился до начала 1920 года.
«Антишолоховеды», введенные в заблуждение статьей Вл. Моложавенко, были уверены, что свой — немалый — глазуновский архив Крюков взял с собой в отступление. В действительности же архив оставался на попечении сестры Крюкова Марии Дмитриевны (она умерла в 1935 году) и его племянника Дмитрия Александровича Крюкова. Подполковник в отставке, он проживал в Ростове-на-Дону.
В 1974 году, когда началась новая атака на Шолохова, неутомимый К. Прийма разыскал племянника Ф. Д. Крюкова, а потом поделился с М. Мезенцевым результатами своих разговоров с ним о судьбе глазуновского архива. «Подполковник был неразговорчив, — пишет, со слов Приймы, Мезенцев, — но о существовании сундучка Прийме почему-то сказал. Грубоватая настойчивость Приймы не помогла, племянник категорически отказался даже показать содержимое сундучка.
В 1974 году Прийма рассказал о сундучке секретарю Ростовского обкома М. Е. Тесле. Тот решительно потребовал обещать племяннику любые деньги, но сундучок взять»133. Племянник запросил за «сундучок», то есть за крюковский архив, пятьсот рублей. «Деньги он получил, а сундучок был опечатан, доставлен в облисполком.
Прийма все же упросил Теслю получить доступ к сундучку. По записке секретаря обкома Прийме разрешалось знакомиться с бумагами три дня. Тот читал их неделю»134. С тех пор «кованый сундучок» снова исчез из поля зрения.
«Кованый сундучок» — это знаковый художественный образ, от которого Мезенцев не хочет отказаться. В действительности Прийма вел переговоры с Д. А. Крюковым не о «сундучке», а о крюковском глазуновском архиве, который хранился в обычных картонных коробках.
Открою секрет: так называемый «кованый сундучок», а в действительности — коробки с глазуновским архивом Ф. Д. Крюкова — находятся в ИМЛИ. Архив был передан в Институт мировой литературы им. А. М. Горького на излете перестройки из ЦК КПСС, куда попал в середине 70-х от того самого секретаря Ростовского обкома партии М. Е. Тесли, о котором пишет Мезенцев. Тот факт, что литературоведы из ЦК КПСС в свое время запросили этот архив из Ростова-на-Дону, подтверждает высказанное ранее предположение, что партийная власть была обеспокоена нападками на Шолохова и, втайне от литературных и филологических кругов, пыталась сама разобраться в проблеме авторства «Тихого Дона».
Автограф рукописи рассказа «Четверо» Ф. Крюкова
Глазуновский архив Ф. Д. Крюкова пролежал в отделе культуры ЦК КПСС несколько лет. И лишь в 1990 году его руководители предложили
Институту мировой литературы забрать его. Тщательное исследование хранящегося в ИМЛИ глазуновского архива Крюкова показало, что и в нем не содержится ни единой строчки, подтверждающей, что Крюков — автор «Тихого Дона».
Напротив, — источники говорят об обратном.
ПИСАЛ ЛИ КРЮКОВ «БОЛЬШУЮ ВЕЩЬ?..»
1 февраля 1917 года, в канун Февральской революции, любимый ученик Ф. Д. Крюкова Д. Ветютнев, уроженец станицы Глазуновской и сам начинающий литератор, писал Крюкову: «Помните, Вы говорили, что собираетесь написать большую вещь на тему: казаки и война. Что же — работаете? Но, пожалуй, частые сдвиги с одного места на другое мешают сосредоточиться»135.
В июньской книжке журнала «Новая жизнь» за 1915 г. Д. Ветютнев опубликовал под псевдонимом Д. Воротынский свою первую повесть «Суховы», посвященную родной станице Глазуновской. Естественно, он живо интересовался творческими планами своего учителя-земляка, был в курсе этих планов.
Из его письма Крюкову от 1 февраля 1917 года следует, что вплоть до начала 1917 года Крюков даже не начинал писать «большую вещь», посвященную донскому казачеству, что опровергает утверждение Вл. Моложавенко, будто до войны Крюков «начал работу над большим романом из казачьей жизни. Помешала война»136. На эти слова журналиста постоянно ссылаются «антишолоховеды». В опровержение их приведем письмо Крюкова Серафимовичу от 14 августа 1913 года, в котором он сообщает: «перестал и голову ломать о том, чтобы написать какую-нибудь крупную (по размерам) вещь»137 — в полном соответствии с тем, что он писал Короленко 9 ноября 1898 года, после публикации очерков «На тихом Дону»: «...больше о Доне я ничего не сумею написать...».
«Сумел» ли Ф. Д. Крюков написать «большую вещь» о Доне, о чем напоминал ему в письме от 1 февраля 1917 года Д. Ветютнев?
Позже Д. Ветютнев со всей определенностью заявлял: не сумел. В воспоминаниях о Крюкове, которые он писал, уже находясь в эмиграции, и которые мы уже приводили, Д. Ветютневым сказаны на этот счет более чем определенные слова. Сказаны со знанием дела и полной ответственностью, поскольку в последний раз он виделся с Ф. Д. Крюковым незадолго до его смерти — в августе 1919 года, когда тот на короткий срок вернулся из Новочеркасска в Глазуновскую, чтобы тут же уйти в действующую армию:
«— Ну, как дела? — спрашиваю после заметной паузы.
Махнул безнадежно рукой.
— Пропало... все...
Это была моя последняя встреча с певцом Казачества.
На другой день он покинул навсегда свой родимый угол — Глазуновскую.
Через два дня покинул и я Глазуновскую, вспомнив страшные слова Ф. Д.
Пропал... погиб и сам Крюков...»138.
Ф. Д. Крюков — автор знаменитого стихотворения в прозе «Край родной», ставшего для белого казачества своего рода молитвой, гимном, — был для казачьей эмиграции культовой фигурой. И если бы были малейшие основания считать его еще и автором великой книги о казачестве — «Тихого Дона», такая возможность, конечно же, не была бы упущена. Но как уже говорилось выше, именно в среде белой русской эмиграции никем и никогда не высказывалось подобное предположение. Напротив. Напомним еще раз, в силу его важности, — высказывание Д. Ветютнева (Воротынского), человека, самого близкого к Крюкову среди белого казачества, который в зарубежье вырос в крупного публициста и историка:
«Во время нашего великого исхода из России на Дону было два крупных казачьих писателя: Ф. Д. Крюков и Р. П. Кумов. Первый умер, отступая с Донской армией на Кубани, второй умер в Новочеркасске. С Ф. Д. Крюковым я был связан многолетней дружбой, я был посвящен в планы его замыслов и если некоторые приписывают ему “потерю” начала “Тихого Дона”, то я достоверно знаю, что такого романа он никогда и не мыслил писать»139.
Столь же определенной в отношении этой «мнимой легенды», как ее называл Д. Ветютнев, была, как мы убедились выше, и точка зрения казачьих атаманов П. Краснова и П. Попова, отвергавших самую возможность написания «Тихого Дона» Крюковым: «Язык не тот».
Белая казачья эмиграция не могла всерьез воспринять идею, будто автор «Тихого Дона» — Крюков — еще и потому, что, как уже указывалось, был жив и являлся активным деятелем в среде казачества сын писателя — Петр Федорович Крюков, который лучше, чем кто-нибудь другой, знал литературное наследство отца и неоднократно писал о нем. Петр Крюков — поэт, историк, публицист казачьего зарубежья, никогда не высказывал предположения, будто его отец написал «Тихий Дон».
На что же опираются «антишолоховеды» в своих утверждениях, будто все-таки Крюков писал «Тихий Дон»? На два высказывания: поволжского литературоведа Б. Н. Двинянинова и литератора П. И. Шкуратова — земляка Ф. Д. Крюкова.
В сообщении Б. Н. Двинянинова говорилось: «Все годы Гражданской войны Ф. Крюков провел на Дону. Вначале (1917—1918 гг.) он, по-видимому, не участвовал активно в политической жизни (есть данные, что в это время он жил в станице Глазуновской и работал над романом из жизни донского казачества), но в 1919 году он окончательно переметнулся в белогвардейский стан (был секретарем “донского правительства и редактором его официоза «Донские ведомости»”)»140.
- Фредерик Кук на вершине континента. Возвращаем Мак-Кинли великому американцу - Дмитрий Шпаро - Прочая научная литература
- Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.) - Борис Флоря - Прочая научная литература
- Право государственной и муниципальной собственности - Дмитрий Наумов - Прочая научная литература
- Избранные письма. 1854-1891 - Константин ЛеонтьевЛеонтьев - Прочая научная литература
- Иностранный шпионаж и организация борьбы с ним в Российской империи (1906–1914 гг.) - Вадим Зверев - Прочая научная литература
- Прокачай мозг методом британских ученых - Анатолий Вассерман - Прочая научная литература
- Российская психология в пространстве мировой науки - Ирина Анатольевна Мироненко - Прочая научная литература / Психология / Науки: разное
- 50 книг, изменившие литературу - Елена Андрианова - Прочая научная литература
- Австро-Венгерская империя - Ярослав Шимов - Прочая научная литература
- Защита жертв преступлений - Мурад Мусаев - Прочая научная литература