Вернадский - Геннадий Аксенов

8 января: историки академик Д. М. Петрушевский, А. И. Яковлев и исключенный из академии М. Н. Сперанский. Решали вопрос о восстановлении последнего в академии.

9 января: директор Минералогического музея В. И. Крыжановский. Разговор об олове. Затем «Катя Ильинская (свояченица сына. — Г. А.) — ожидают взрыва религиозного гонения. Все верующие сейчас чувствуют дамоклов меч произвола. Живут с покорностью. Священники сообщают ГПУ признания на исповеди».

12 января: геолог О. Ф. Григорьев. Речь шла об объединенном геологическом институте.

13 января: минералог П. М. Мурзаев из Воронежа. Говорили о преподавании минералогии в только еще складывающемся коллективе Воронежского университета. Затем экономист украинский академик Л. Н. Яснопольский и микробиолог С. Ф. Дмитриев. Говорили об арестах на Украине. «Все же научная работа не замирает, хотя сильно пострадала, но национальное ее выражение совершенно сдавлено». Вечером пришел Н. Д. Зелинский. «Научный интересный разговор. О химических регуляторах жизненных явлений. Меня интересует здесь вопрос о химических функциях».

14 января: академик П. П. Лазарев. Рассказывал о травле, ведущейся в отношении его. «Лазарев подал записку в ЦИК. Чувствует себя нервно и отвратительно. Да еще болезнь».

16 января: петрограф В. Н. Лодочников и Виноградов. «Лодочников говорит, что встретил Рейнгардта после нескольких месяцев заключения. Предлагали признаться, но в чем неизвестно, что он сам знает в чем. Это первый случай выпуска, о котором слышу».

17 января: вдова почвоведа А. Ф. Лебедева преподаватель музыки Е. А. Лебедева. Хлопоты об арестованном сыне-сту-денте Николае. (К тому времени уже расстрелянном. — Г. А.)

18 января: А. Е. Ферсман. «С плохой оловорудной программой и о Геологическом институте».

19 января: физик Н. П. Кастерин, известный противник теории относительности. «Против него большая статья в “Известиях Отделения физических наук”, по его мнению — резкая и с передержками». Вечером — академик геолог А. М. Архангельский. «С ним интересный разговор о форме исполнения нелепого распоряжения Совнаркома».

20 января: геохимик исследователь метеоритов Л. А. Кулик. Об одном типе метеоритов.

22 января: снова Я. А. Кулик, разрабатывали положение о метеоритном комитете при академии. Через три месяца комитет во главе с Вернадским был создан.

23 января: вечером физико-химик П. А. Ребиндер с женой. «Очень интересен по мысли. Идет новыми путями, прокладывая их в практику».

25 января: сотрудники Института истории науки Б. Г. Кузнецов и П. Д. Дузь. «Настаивали на том, чтобы я стал во главе. Решительно отказался, но помочь всячески готов. Придется ехать в Президиум. Они говорят, что иначе их закроют». Директором института, образованного в 1932 году из его Комиссии по истории знаний, был Н. И. Бухарин, и когда он исчез, институт закрыли. Но многомесячные хлопоты Вернадского не пропали даром. При академии была воссоздана Комиссия по истории знаний, а в 1946 году восстановлен и сам институт.

Вечером того же дня — сотрудник лаборатории В. А. Зильберминц. С ним разговор о его работе — химические элементы в углях.

26 января: геохимик Я. Д. Готман. Разговор о примесях в минералах группы олова. Днем старый коллега геолог С. П. Попов из Воронежа. «Мрачно смотрит — и не внешне — на будущее».

27 января: Хлопин и Виноградов. Говорили о необходимости решения через Совнарком давно назревшего вопроса о передаче Радиевого института в систему Академии наук.

30 января: работники Московского общества естествоиспытателей С. Ю. Липшиц и В. А. Дейнега: в МОИПе — проверка, и они боятся, что могут отнять библиотеку старейшего, существующего с 1805 года, общества. Затем историк А. И. Яковлев — о продолжении дела по восстановлению академика М. Н. Сперанского.

31 января: Хлопин и И. Е. Ст&рик. «С ними о делах Радиевого института и об организации Комитета о геологическом времени. Состав и темы». Вечером биолог Г. Ф. Гаузе. «Интересный разговор о правизне и левизне. Очень интересный и выдающийся человек. Что-то загадочное. Очень знает себе цену — хорошо это для него. К моему удивлению — Пастер прав: левизна основных для жизни соединений»10.

В Дурновском переулке ежедневно формируется невидимая, параллельная официальной, ученая среда, ткется сеть связанных интересами науки людей, которые выполняют известное им одним дело.

В 1935 году в Париже он встретил бывшего сотрудника Радиевого института физика Георгия Гамова, который, будучи выпущенным на заграничную конференцию вместе с женой под честное слово, остался на Западе и работал у Резерфорда. Гамов сразу назвал Вернадскому две причины, по которым не мог возвратиться назад, кратко определив их так: «Террор и бестолочь».

Но всем уехать невозможно. Россия — страна уникальная, огромная. И мало кто берет в расчет, что ее гигантская территория — бремя, и в первую очередь — ученого сословия. Ни у одной другой нации нет такой великой заботы. Более двухсот лет ученые осваивали эту территорию. Они проехали, прошли ее пешком с компасом, теодолитом, с геологическим молотком. Составили карты, гербарии, этнографические коллекции, геологические разрезы, гидрографические схемы и сотни тысяч, миллионы самых важных — первичных — научных документов. Цифры, схемы, чертежи. Теперь все поручено им. Вся шестая часть суши охвачена, и слежение за ней не может прекратиться ни на один день. Оно идет на сейсмических и метеостанциях, на водомерных постах, в лесничествах, в заповедниках, в обсерваториях. На такой огромной территории, кстати сказать, падает много метеоритов. Поэтому его Комиссия по метеоритам приобретает большое значение. (28 февраля они с секретарем Леонидом Куликом устраивают в академии выставку метеоритов, и Вернадский произносит речь.)

Владимир Иванович очень широко представлял себе всю геологическую работу, ее правильную организацию в масштабах такой уникальной страны и постоянно критиковал те бестолковые решения, которые принимали не геологи, а безграмотные функционеры от геологии. Летом 1939 года он написал специальную записку в президиум академии о пагубности объединения всех геологических наук в один институт, о том громадного значения движении, которое началось в геологии с введением в нее атомизма, перспектив ядерной энергии. Он настаивает на создании институтов не в рамках наук, а по проблемам. Предлагал разделить неправильно объединенный Институт геологических наук на четыре: геологический, минералогический, петрографический и геохимический, построить для них здания — инструменты исследовательской работы. Но пока талантливые люди ютятся в случайно приспособленных помещениях и дают минимум эффекта вместо максимума.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});