Дети войны. Народная книга памяти - Коллектив авторов

Рано утром мать разбудила меня и, дав краюху черного липкого хлеба из картошки, отправила задворками к бабке Марье. Бабушку Марью мы все очень любили, она была воплощением доброты и нежности. Ее называли колдуньей. Она лечила односельчан: клала их через порог, обмазывала разным зельем, давала пить такие отвары из трав, что у человека глаза вылезали из орбит, выправляла вывихи – короче, лечила вместо врача. Эта старуха была незаменимым лекарем. Жила она вместе со снохой Варварой – крикухой, которая никогда не говорила тихо, только кричала. У них было двое детей – Санька и Нинка. Они тоже не разговаривали спокойно: или кричали, или дрались.

Так как немцы не собирали никого с лопатами рыть за рекой могилу, мы догадывались, что тому военнопленному повезло, и он сбежал.

С большим трудом, под опекой доброй бабы Марьи я пробыл у них в гостях около четырех дней. Рубец мой помаленьку заживал, благодаря мазям.

Озеро самое широкое в этом месте, тишина, никаких немцев, глушь да безделье быстро поставили меня на ноги, и я запросился домой. «Ну ладно, мой ненаглядный, иди. Ты ведь там самый старший, тебе надо помогать матери по хозяйству, да и за мальцами гляди да гляди». И я отправился в Касплю.

Добродушная баба Марья придумала, что ей надо на прием к врачу в больницу, собрала узелок, и мы пошли по тропинке вдоль озера в Касплю. Здесь бабушка впервые показала мне неиссякаемый родничок, который бил на берегу озера между деревнями Лубаны и Горбуны. Долго сидели мы с бабушкой там, наслаждаясь чистейшей родниковой водой, ясным днем и высоким небом.

Когда я вернулся и стал жить дома, мать не очень разрешала мне ходить, как мы тогда говорили, «на Касплю». Так потихоньку сошла молва об удачном побеге от жандармерии нашего советского военнопленного – видимо, командира Красной армии. Да, редко такое сходит – говорили у колодца касплянские бабы, видимо догадываясь, кто был тем пацаном, что невзначай помог сбежать этому командиру.

Так как немцы не собирали никого с лопатами рыть за рекой могилу, мы догадывались, что тому военнопленному повезло, и он сбежал. Это, конечно, был редкий случай – видимо, судьба помогла да то, что он был кадровым военным. Сбежать от жандарма, у которого оружие наготове да к которому на помощь бежали еще два немца, – это непросто. «Но в жизни всякое бывает», – говорила мама, вспоминая этот случай и гладя меня по голове.

Расстрел на Кукиной горе

Шел второй год оккупации Смоленщины немцами. Наше село Каспля, расположенное в 45 км от Смоленска, вместе со всей страной стойко переживало годины военных лет 1941—42 годов.

Мы, жители села Касплянского района, каждый день подвергались большим и малым бедам. Малыми бедами считались ежедневные поборы немцами молока и яиц, бомбежки, аресты, пытки граждан в жандармерии, одиночные расстрелы и др. Большие беды – это организация немцами массовых смертных казней со сгоном всех касплян к месту казни, периодические рейды карательных отрядов из Смоленска в леса для уничтожения партизан или массовые расстрелы ни в чем не повинного гражданского населения.

Страшные военные годы уходят в века, в историю, в безвестность. Как ни печально, но надо признать тот факт, что новое, подрастающее за нами, ветеранами, поколение не знает фактически ничего о прошедшей войне. И что особенно страшно – оно, это сегодняшнее поколение, и не особо стремится узнать правду о войне. Это, во-первых.

Во-вторых, в наших СМИ – в кино, на ТВ, по радио – редко встретишь правдивое описание или изображение правды тех военных лет. Все пересыпано сексом, шапкозакидательством, а не реальными фактами и явлениями. А если учесть, что мы – старшее поколение 30-х годов XX века – сотнями, тысячами покидаем этот свет и все уносим с собой, становится до глубины души обидно, что скоро люди будут так же мало знать о ВОВ 1941—45 годов, как мы сейчас почти ничего не знаем о великой и кровавой битве под Бородино в 1812 году. А ведь в ней погибло 56 тысяч солдат и офицеров русской армии! Вот так и по событиям 1941—45 годов скоро люди ничего не будут конкретно знать и помнить.

Ибо, как я бы сказал, люди-документы – участники и очевидцы тех грозных событий – имеют сейчас преклонный возраст 70–80 лет. Это при нашем среднем уровне жизни в 59–60 лет – уникумы. Но увы, молодое поколение зачастую не бережет, не ценит, да просто не желает слушать их рассказы среднему поколению! Вот вам яркий пример.

В 2006 году я, 77-летний участник войны и очевидец многих событий ВОВ 1941—45 годов, написал небольшую книгу-брошюру «Великая Отечественная война 1941–1945 гг. в воспоминаниях подростка». Я обращался в три московских издательства и два ленинградских с предложением издать книжку. И все издательства ответили, что эта тема их не интересует.

Я хотел бы еще рассказать об одной исторической трагедии, которая произошла в годы войны в нашем селе Каспля. Я уверен, о ней никто толком ничего правдиво не знает не только в стране, но даже в Смоленске. Я прожил в селе Каспля до 15 лет – до 1945 года, но ни разу не читал ни одной публикации об этом ни в местных, ни в центральных газетах.

Живя с 1945 года в Ленинграде – Санкт-Петербурге, я читал массу газет и тоже не помню, чтобы мне попалось на глаза какое-нибудь сообщение о касплянской трагедии. Будучи однажды на родине в отпуске, я два часа рассказывал эту страшную историю председателю сельской администрации Каспли – Барсуковой.

А было это так. В начале войны немцы буквально победным маршем захватили всю Смоленщину. В районе Вязьмы в окружение попала даже целая наша армия. В Вязьме стоит памятник, напоминающий об этом событии. Село Каспля до войны было районным центром, и фронт так быстро прошел ее, что многие руководители районных организаций даже не смогли эвакуироваться. Позже они ушли в партизаны, организовав партизанский край в районе прилесных деревень Чача, Яшино, Хохлово, Жарь и др. Некоторые же коммунисты и комсомольцы, работники школы, райбольницы продолжали жить со своими семьями.

Укрепившись и создав в Каспле ряд своих учреждений – военную комендатуру, сельскохозяйственную комендатуру, райуправу, жандармерию, полицию, – немцы, наверное, уже имели списки всех проживающих в селе людей, которые не успели уехать в эвакуацию. Вскоре их начали по ночам арестовывать и содержать в корпусах больницы. Эти аресты велись тихо и продолжались всю весну 1942 года. Помимо значительного количества мужчин, под арест попало много женщин с детьми, молодые девушки-комсомолки.

В Каспле до войны проживало две-три многодетные еврейские семьи. Они занимались, в основном, сбором утильсырья: старых тряпок, разного кухонного инвентаря – кастрюль, чайников. Я хорошо помню одну семью, где отца звали Берка. У него было пятеро детей – мал мала меньше. Со старшим его сыном, моим сверстником, я даже дружил. Его звали очень странно – Сролик. Из-за этого имени он даже не смог ходить в школу, говорил, что походил 2–3 недели, но его постоянно дразнили, и он вынужден был уйти из школы и просто помогал отцу.