Сага о йомсвикингах - Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания

строфе. Наиболее распространенный скальдический размер – дроттквегт. Строфа дротткветта состоит из восьми строк (двух четверостиший или четырех двустиший) с двумя аллитерирующими слогами в нечетных строках и одним аллитерирующим слогом в четных, с хендингом в каждой строке (в нечетных – неполном, в четных – полном). Однако самая своеобразная черта дротткветта, не имеющая аналогов в мировой литературе – его синтаксическая структура. Сам по себе синтаксический строй предложений, как правило, прост, но при этом часть одного предложения вторгается в середину другого, а то, в свою очередь, оказывается разбито на части. Предложения как бы «переплетены» между собой, причем количество типов таких переплетений достигает полусотни.

Другой выдающейся чертой скальдической поэзии является ее специфическая образность – условные поэтические фигуры, которые заменяют прямое именование предмета речи. Одночленный заменитель – хейти и двучленный – кеннинг также унаследованы ею от эддической поэзии, с той разницей, что там они не были продуктом индивидуального творчества, а черпались из традиции. Скальдические хейти и кеннинги, так же как эддические, закреплены за определенным набором понятий – воин, битва, меч, корабль, золото и т. д. Они могли быть связаны с обозначаемым предметом по сходству или по смежности, но иногда строились на ассоциациях столь отдаленных, что представляли собой настоящий ребус, разгадать который, не зная заранее «ответ», нелегко. Так, в качестве хейти моря выступают не только «пучина», но и «фьорд», «устье», «болото», в качестве хейти огня – «янтарь» или «луна»; хейти может быть также образован на основе антонимии, т. е. представлять собою слово, обозначающее противоположное понятие. Кеннинг – фигура, состоящая из двух элементов – основы и следующего за ней определения (оба элемента выражены существительными). Определение может быть в свою очередь заменено другим кеннингом; продолжая последовательно такую замену, можно получать многоступенчатые кеннинги. Самый употребительный из скальдических кеннингов – кеннинг воина/мужчины; чаще всего основой его служит имя одного из богов скандинавского пантеона или название дерева мужского рода, а определение взято из ряда понятий, связанных с битвой или с драгоценными вещами. В основе кеннинга женщины – чаще всего одна из богинь или дерево женского рода, а определение связано с драгоценными украшениями или с хозяйственной сферой. В основе многих кеннингов лежат сюжеты скандинавской мифологии. Так, покровителем скальдов считался Один, который хитростью добыл у великанов «мёд поэзии», отсюда такие кеннинги поэзии, как «мёд Одина», «пиво Игга» (Игг – одно из имен Одина), «мёд великанов». Условность скальдической образности прекрасно иллюстрируют начальные строки «Драпы о йомсвикингах»: «Я хочу произнести перед людьми / пиво Игга…». То, что «пиво» нельзя «произнести», нимало не смущает скальда, поскольку кеннинг не описывает предмет – он лишь по-иному его называет.

Исследователи предостерегают от того, чтобы проводить прямую аналогию между мастерством скальдов и творчеством поэтов Нового времени. Слово iþrott, которым обозналось сочинение стихов, означает «искусство» в смысле «мастерство, навык». В раннесредневековых Скандинавских странах способность эта воспринималась в одном ряду с такими умениями, как верховая езда, игра в шашки, стрельба из лука и т. п. Так, норвежский конунг Харальд Суровый в дошедшем до нас стихотворном фрагменте перечисляет «искусства», которыми он владеет, – сочинение стихов, наездничество и плавание. Более удивительным, учитывая сложную технику скальдического стихосложения, представляется, однако, что в глазах современников искусство скальда не предполагало учености или какой-либо специальной подготовки. По крайней мере, именно такую картину можно вынести из саг – в том числе тех, что целиком посвящены знаменитым скальдам. Этим скальды разительно отличаются от современных им провансальских трубадуров или от ирландских филидов. Еще одной характерной чертой скальдического искусства в саговой традиции является то, что им владеют люди самых разных занятий и разного общественного положения – от конунгов и епископов до бондов и простолюдинов. Так, согласно «Гнилой коже», все тот же Харальд Суровый встретил однажды в море рыбака по имени Торгильс и, «пребывая в веселом настроении», вступил с ним в поэтическое состязание (в саге приводятся стихотворные строфы, которыми они обменялись).

Наряду с этим сама по себе способность слагать стихи чрезвычайно высоко ценилась в обществе, сохранявшем многие архаические черты, в частности – убежденность в магической силе слова (заметим, что «зашифрованность», «темнота» скальдического стиха вполне согласуется с магической функцией). Близкое родство скальдического искусства и рунической магии, происхождение которой также возводилось к Одину, нашло отражение в саге, посвященной Эгилю Скаллагримссону (910–990) – самому знаменитому из исландских скальдов. В ней герою приписана способность отводить от себя гибель или налагать на других проклятие с помощью рун. Неудивительно, что в представлении древних скандинавов хвалебные стихи должны были оказать положительное влияние на судьбу человека, к которому они были обращены, и, наоборот, хула, облеченная в стихотворную форму, могла иметь самые серьезные последствия. Поэтому сочинение хулительного стихотворения – нида (nið), согласно исландским и норвежским законам, влекло суровую кару.

В сагах сочинение героями отдельных поэтических строф – вис (vísur) всегда носит характер импровизации – непосредственного отклика на внешний импульс. Взятая в данном аспекте, виса как бы являет собой прообраз современного лирического стихотворения. Важно, однако, что этот жанр никоим образом не предполагает лирическую исповедь, не открывает «внутренний мир» автора. Виса – это всегда описание конкретного события, передача насущной информации. Информация эта может быть и чисто бытовой, весьма заурядной, хотя чаще виса содержит предсказание будущего или знаменует переломный момент в судьбе героя. При этом в сагах – в том числе в контексте отнюдь не сказочном, но вполне «реалистическом» – приводятся висы, сказанные при таких обстоятельствах, когда импровизация представляется совсем уже неправдоподобной (так, зачастую герой, получив смертельную рану, произносит вису перед тем, как упасть замертво). Учитывая, что любая виса, независимо от ее содержания, несет формальные признаки скальдического стиха, подобные сюжеты не могут, конечно, претендовать на историческую достоверность. Часто саговые висы напрямую связаны с элементами фантастики. Так, в одной из «саг об исландцах» вису произносит мертвец, погребенный в кургане, и даже – висящий на стене плащ. Все это позволяет предположить, что и в других случаях, когда тот или иной герой «сказал вису», мы имеем дело с литературным приемом. Таким образом, однозначно решить вопрос о подлинности той или иной висы или принадлежности ее конкретному историческому персонажу в принципе не представляется возможным.

Что касается такого жанра, как нид, то он дошел до нас в немногих образцах исключительно в составе саг; при этом либо приводится одна-единственная строфа нида, либо он заменяется прозаическим пересказом. Исследователи полагают, что поскольку в сознании людей той эпохи нид представлял собой магическое заклинание, точное его воспризведение могло быть табуировано. Высказывается