Ювенилия Дюбуа - Николай Александрович Гиливеря

страшных ДТП. Следующий. Эпидемия унесла миллионы жизней. Следующий. Играет дешёвая попса. Следующий. Сплетни о звёздах. Следующий. Блогеры зарабатывают миллионы крутя жопами.

Интенсивность переключения нарастает, попутно возрастает и градус несуразицы современных тенденций. На фоне развернувшейся какофонии накладывается громкий звук учащённого биения сердца.

Миша с силой вдавливает красную кнопку пульта. Звуки резко пропадают, заставляя тишину надолго повиснуть в воздухе. Грудная клетка Миши нервно пульсирует.

Раздаются отдалённые шаги. Дверь шумно открывается. С работы вернулась мама Миши.

МАМА: Привет, сынок.

МИША: Привет, мам.

Женщина подходит к сыну, забирая пульт из его рук, затем включая телевизор на канале, на котором идёт передача о дикой природе. Диктор рассказывает о выживании хищников Африки.

МАМА: Ты уже поужинал?

МИША: Ещё нет. Хотел тебя дождаться.

МАМА: Отлично. Тогда поставь разогреваться борщ из холодильника. Я колбасы купила. Сейчас могу целого слона проглотить, так наголодалась!

Мама удаляется в спальную комнату переодеться.

Кухня. Миша начинает выполнять просьбу. Открывается холодильник. Звон алюминиевой крышки кастрюли, слетевшей от неосторожности. Наполнение советских тарелок красной жидкостью с редкими кусками животной плоти. Гудение микроволновки. Всё разогрето. В тусклом свете сидит мать с сыном. Первые две минуты они молча дуют на еду, изредка её прихлёбывая.

МИША: Не сильно горячо разогрел?

МАМА: Нет, сейчас уже остынет.

МИША: Хорошо.

МАМА: Как твой день прошел?

МИША: Обычно. Что может произойти интересного на выдаче заказов?

МАМА: Ну, мало ли. Вдруг заходила очередная старая сумасшедшая, которая начала поднимать шумиху, хотя сама неправильно оформила заказ.

МИША: Да нет, ты ведь давно ничего не заказывала.

МАМА: Тут не поспоришь!

МИША: Лучше расскажи, как прошёл день у тебя?

МАМА: Ой, не спрашивай. Каждый день одна и та же песня. Пьяницы с разукрашенными лицами, переломанными пальцами и рёбрами. Переломанные дети, спортсмены. Сегодня вот ещё привезли в неотложку мотоциклиста. Весь разорванный, перебитый… целого места нет. Благо жив остался, уж это ли уже не чудо?

А Зинка вон, ну ты помнишь, тётя Зина, младшая медсестра, со мной работает. Пухленькая такая, помешанная на своём маникюре. Ты ещё как-то потом полвечера смеялся над её дельфинами, когда она приходила в гости. Вот она действительно не даёт покоя!

МИША: Понятно.

МАМА: Всё бегает от одного мужика к другому. Устраивает драму из своих интрижек. Ты представляешь, каково мне слушать каждый день её бредни?

МИША: Не представляю.

МАМА: То один хахаль зовет её под венец, то второй начал ревновать к каждому столбу. А потом она будто специально даёт лазейки этим бабуинам, чтобы они прознали друг про друга. И вот вечные стычки эти… разборки! А сама Зинка рассказывает обо всём возмущенно, но я-то вижу, она в восторге от происходящего хаоса вокруг себя.

МИША: Ох уж эта Зинка…

МАМА: И не говори! Подумываю уж прямо ей сказать, что не хочу больше слушать весь этот фарс, но разве она послушает меня? Тут только один выход: рассориться с ней вдрызг. Но я не могу себе такого позволить, понимаешь? В моём возрасте люди редко когда заводят новых друзей. Уж неприлично. Нужно пользоваться тем, что нажил…

МИША: Ага.

МАМА: Так что мой тебе совет: хватит сидеть вечно дома в свои выходные. Начни больше гулять, заводи новые знакомства, а то потом однажды проснёшься и поймёшь, что тебе глубоко за сорок, а ты один, как сыч!

МИША: Как ты перешла от тирады про тётю Зину до жизненных советов?

МАМА: А вот так и дошла, сынок. Учись у меня, пока жива твоя старушка.

МИША: Ты вовсе не старушка.

МАМА: Ага. А вот эти морщины под глазами тебе ни о чём не говорят?

МИША: Говорят только о том, что ты человек и всё, мам. Правда. Ты ещё вполне хороша собой.

МАМА: Не говори ерунды! Мне твоя лесть не нужна.

МИША: Я говорю правду.

МАМА: Мелкий хитрый паршивец.

МИША: Двадцать пять лет — возраст далеко не мелкого.

МАМА: Но всё же паршивца.

МИША: Спасибо. Посуду оставь. Я пойду, полежу немного и помою всё.

МАМА: Ой, герой нашелся. На здоровье. Иди уж, сама помою. Тут две тарелки. Ты завтра отдыхаешь?

МИША: Да.

МАМА: И у меня один выходной. Сходить в магазин со мной не хочешь после полудня? Купили бы тебе футболок. А то вон всё ходишь в одной и той же.

МИША: Я тебе говорил, у меня несколько одинаковых. Может и сходим…

МАМА: Ладно. Свободен.

Сцена в комнате Миши. Стоит кровать. Письменный стол у окна. В углу затаился советский гардероб. Миша ложится. Его лицо не выражает никаких эмоций. В каком-то смысле даже становится немного страшно, особенно при таком тусклом освещении с окна. Статичный взгляд уставился в потолок. Миша медленно засыпает.

Акт второй

Глубокая ночь. Перед взором зрителя появляется наружная часть окна с кирпичной стеной, в чьих внутренностях спит Миша. Нарастающий звук комара, который после обрывистого жужжания пропадает. Миша медленно приподнимается с кровати.

МИША: На часах полтретьего. Какая многословная тишина… Незнакомой мне кажется эта комната в первые секунды.

Снова снился пляж с кристальным морем. Солнце над головой приятно пекло, не обжигая. Вдали, ближе к горизонту, проплывал всё тот же грузовой корабль, но при таком отдалении сложно сказать, насколько он был большой, да и смысла в его размере нет. Так мне кажется каждый раз…

Беззаботное чувство наполняет тело, принадлежащее уму. Что я знаю о себе в этом повторяющемся сновидении? Пожалуй, ничего, что только добавляет прелести, иначе я не смог бы чувствовать лёгкость, если б знал о себе слишком много. Почему все приятные сны обрываются на одном и том же месте? Почему я не могу продолжить видеть желанное?

Несправедливость. Точнее, это та несправедливость, которую я сам выстроил высокой стеной, сознательно огородив внешнее сознание от чего-то большего, нежели чем владею в… Думается, именно «начальство сверху» не даёт желать большего; стремиться к этому большему. А все сны, — то маленькое, что ещё пытается прорваться ко мне, докричаться.

Заключённый в тюрьму. В одиночной камере сижу я. Тот другой «я», желающий свободы, но нынешняя версия уж больно хорошо выполняет свою работу. Каждый день я выстраиваю всё новые препятствия, а в довершении к предпринимаемым ухищрениям — умудряюсь «себе желанному» подкидывать кости в виде утешений, что скоро всё наладится; что срок заточения не вечен. Ты ведь не убийца. Ты не ел детей. Не насиловал годами, да и вообще, если посмотреть на себя со стороны, то вполне законопослушный адекватный человек.