Словами огня и леса Том 1 и Том 2 (СИ) - Дильдина Светлана

— Понятно, — сказал Огонек, бездумно потянув шнурок, державший волосы — те рассыпались. Значит, вот он куда пришел… долго-долго казалось, что это был просто сон, память до сих пор вернулась только кусками. Значит, деревня мертвых ему не привиделась.

Весь следующий день он избегал людей, благо, Лачи со свитой снова ушли на переговоры, без них в лагере было пусто. За Огоньком наверняка присматривали, хотя могли не трудиться — теперь он на дневной перелет орла не приблизился бы к месту, где был вчера. Еще чего не хватало…

Он даже есть отказался, так было тошно. Значит, лишился уже двух родных мест, оба разрушены. Он совсем не помнил жителей деревни, наверное, это было и к лучшему. Кто отдал тот приказ? Точно не Кайе, тогда был еще мал. Его дед? Ахатта выглядел таким благожелательным, хоть и высокомерным. Так на полукровку смотрел — подобрали лягушку в пруду, ну, пусть поиграют, безобидная тварька, смешная…

Но все-таки спаслась часть жителей той деревни. Хижины, видимо, южный отряд разметал со злости. А тот Кайе, какого Огонек увидел вчера, живых не оставил бы. Огоньку повезло, что его не заметил…

“Причина тебя ненавидеть”.

Охнув, он потер колено — врезался в торчащий сучок. Кави сказал — поможешь заманить, куда надо. И звук треснувшей ветки вчера, и невесть откуда возникший охранник… да, Огоньку намеренно дали пройти и увидеть того, кого он увидеть хотел. Рисковали, наверное. Чтобы и тот, другой почуял бывшего “ведомого”, чимали. А полукровка должен по замыслу стать… кем-то вроде птицы-сигнальщика? Значит, ловушку и приманку Лачи задумал давно, а не решил на месте. Лачи уверен, что Кайе придет за бывшим товарищем.

И будет считать, что полукровка и впрямь был подослан Севером в Асталу около двух весен назад. Втерся в доверие, обвел вокруг пальца с запечатанной памятью, обманом получил Силу, сбежал — и лично заманил его в ловушку. А отец Огонька и впрямь был подкуплен Тейит, в обмен на предательство обретя Соль.

Это все чушь и бред, и…

Подросток схватил валявшуюся ветку и зашвырнул в заросли. И еще одну. И еще, пока не полегчало немного. Тогда только сообразил, что стоит в муравейнике.

Все было тихо. Небо сейчас было ясным, а лес тут совсем не густым. Вдалеке гулко заухала сова, пробуя голос к ночи. Тени ворочались в траве и между стволами, и сам он оказывался то в глубокой тени, то на открытом месте. Под ногами шуршала трава, с тихим треском ломались отсыревшие веточки. Шел, всматриваясь в темноту. Вслушивался — вроде не слышно чужих шагов. Кажется, в лагере все убедились, что полукровка перепуган и отныне будет послушным. Он и был испуган, и сам Лачи не мог предположить, насколько.

Прозрачный камешек снял — теперь никто не прознал бы, куда ушел Огонек. Разве что по следам, но в лесу, пусть не слишком густом, и полном выходов подземного камня, да еще ночью — задача не для рядовых охотников. И вряд ли кому так срочно понадобится полукровка.

Немного неуютно стало, когда прятал камешек под подушку, ведь никто не придет на выручку, если Огонек, скажем, подвернет ногу и застрянет где-нибудь в расселине. Хотя до сих пор нигде не застрял, не считая того давнего обвала.

Шатер для переговоров стоял в центре долины. Южный лагерь — в нижнем “роге” полумесяца”. Целиком по внешней дуге долину можно пройти за день, а по внутренней, почти напрямик — пусть и по бездорожью, у самых горных склонов, — часа четыре до южного лагеря. Непростым будет путь, но не привыкать. Половина ночи, сейчас поздно светает.

Шел возбужденный, прислушиваясь ко множеству ночных звуков. Продумывал, что скажет караульным у южного лагеря — имени Кайе должно хватить, чтоб его пропустили. А сам бывший товарищ… да, он так изменился, но надо отдать ему должное — ни разу в прошлом не тронул он Огонька, хоть и мог наорать, разозлившись. И не угрожал никогда. Тот случай с энихи не в счет, Огонек сам подставился.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Хотя бы попытаться сказать, оправдаться. Вряд ли что-то возможно сказать человеку с такими глазами, но все-таки. Ведь раньше ладили, может и сейчас все не безнадежно.

Потому что если остаться на месте, Лачи попросту силой отведет Огонька туда, где ему выгодно ждать, и Кайе придет все равно. И одна Бездна знает, чем это для него обернется. А убегать сейчас в лес насовсем… уже невозможно. Убегал достаточно, хватит. Рано или поздно все равно приходится выбирать.

А если… Кайе ведь тоже может чувствовать их связь, и выйти раньше. Тогда они встретятся где-то в лесу, за пределами южного лагеря. Это было бы лучше всего. Никто из южан не узнает о полукровке. Только вот…

Огонек ощутил, как начинают холодеть кончики пальцев, и кисти, и в животе поселился кто-то холодный и скользкий.

Кайе часто ходит по лесу зверем. И сейчас это разумно — ночью в лесу энихи быстрей человека. Только со зверем говорить бесполезно.

Черная туша — клыки, когти и мышцы — выпрыгнет из кустов, и поминай, как звали. Сам уже испытал, как это бывает, и видел смерти в Круге.

Шел, боясь, что в любой миг вывернет наизнанку от ужаса. Тело было словно из сырой глины и ваты. Прекрасно понимал, куда и к кому идет, если это кто-то действительно почувствует приближение и выйдет навстречу в облике хищника. Но обратно было уже поздно поворачивать. Все-такивдруг все придумал себе, и никто его не собирается подстерегать ночью, и Кайе в лагере, ни о чем не подозревает, и вовсе откажется говорить с беглецом.

Подросток вышел на край поляны. Над головой появился круг открытого неба. Там, высоко-высоко, небесный пастух выгонял на простор своих грис, и они каждый вечер топтали, гасили пламя заката. Там вспыхивали и сгорали маленькие светляки — глупые звезды, решившие подлететь к зажженному каким-то человеком костру. На небо смотреть было легче, оно успокаивало хоть немного.

Огонек сел, привалившись спиной к замшелому сырому стволу. Такая тяжесть навалилась, какой и на прииске не было, где таскал тяжеленные корзины. И руки дрожат, да и ноги. В таком состоянии опасно идти без дороги по темноте.

Как все завязалось…

Но от мысли, что Кайе будет считать и его, и отца Огонька подлыми и двуличными крысами, намеренно засланными, чтобы предать, тошнота была еще сильней.

“Тебе-точто?” — спросил в голове чей-то голос, вроде знакомый. “Пусть считает, кем хочет”.

“Мне было неважно, когда я сбежал из Асталы”, — возразил он голосу. “А сейчас так нельзя. Должно же быть… человеческое”.

…Его имя — Тевари, “солнечный тростник”. Родители, бабушка — они ведь учили его думать и поступать правильно. Почему бы не начать доверять себе самому?

Он внезапно успокоился. Страх не прошел, но мешать перестал, как нечто неизбежное.

Надо идти. Поднявшись, Огонек еле слышно вздохнул, сделал пару шагов.

— Ты уверен? — раздалось сбоку.

Четкий силуэт обозначился, отделившись от мешанины черных стволов. Огонек вздрогнул, сердце чуть не выскочило из глотки. Невесть как полукровка сумел совладать с собой.

— Кайе… — тихо сказал, не двигаясь. — Ты… так изменился.

— Неужто? И где же все остальные?

— Кто?

— Северяне. Ты же приманка для меня. Не строй дурачка.

Он ждал засады, понял Огонек. Понял все сам. Пришел, уверенный, что идет в ловушку. Это такая ненависть, самоуверенность или что?

— Я один, — застыл на месте, сглотнул с трудом — почти забытая уже тяжесть сдавила грудь, все заготовленные слова испарились: — Я… сам вот только узнал об этом, и понял, что должен предупредить.

— Да неужто? — ярость полыхнула в голосе, обожгла Огонька изнутри. — Еще издеваешься?

— Посмотри, тут нет никого! Мне незачем врать! Я никогда бы не согласился на это! Я сбежал, пока все спят, и от охраны тоже.

Юноша смерил его взглядом, в котором ненависть мешалась с презрением, и выбросил руки в стороны. Кусты заполыхали рядом и на другом конце поляны, пламя побежало кольцом, искры посыпались с нижних веток сосен и пихт. С гвалтом взлетели птицы. Вскрикнув, полукровка метнулся в сторону, на открытое место.