Словами огня и леса Том 1 и Том 2 (СИ) - Дильдина Светлана

— Его ко мне не пускают. Так, на четверть часа, поговорили. Никогда не видела его таким… беспомощным.

— Да, если родители не защищают детей, кому ж это делать, — шумно вздохнула Элати.

Наконец явственно стало — Этле бы сейчас и с поленом разоткровенничалась. Ей столько всякого выпало, а тут она и своим не нужна. А девчонка — то молодец, раз сумела сбежать и такой путь прошла по лесам в одиночку. Атали бы упала и разрыдалась на первой поляне, а потом вернулась обратно.

Элати положила руку на плечо Этле, легонько встряхнула, будто хотела передать жизненную силу.

— Я в самом деле скоро умру, — тихо проговорила девушка, опуская голову. — Ты знаешь, что будущее мало кто видит. Прошлое чаще… и мы с братом могли иногда. Но сейчас его нет, а я вижу вперед. Там только дымка, и нет ничего — ни одного знакомого лица… пятна и тени. Наверное, это смерть.

— И с чего тебе умирать? Ты совсем юная, здорова, у тебя нет врагов.

— Наверное, — сжала она тонкие губы. — Жаль. Врагов нет только у ничего не стоящих… Белая Цапля тоже считает, что я ничтожество.

— Ничтожество это Лачи, который отдал вас Югу. Вставай — ка, — Элати поднялась сама и потянула за локоть девушку. — Нечего тебе сидеть под замком у бабки, побудешь лучше у нас.

**

Астала

Ахатта все же вызвал старшего внука обратно — что толку, если тот будет сидеть и ждать младшего, который не приедет? А торговцы жемчугом… да пусть Крашеные им подавятся. Найдется, что можно потом уже у них отобрать.

Къятта прискакал взъерошенный, злой и растерянный, загнал двух грис. Первым его порывом было кинуться следом за посланниками, но многовато прошло времени, догонять сейчас — и себя, и Род выставить полными придурками.

— Хотя мы и так полные придурки, не переживай, — сказал Ахатта. — Пока мы решали, чем бы занять детку, он и тебя, и меня переиграл, причем первым же ходом. Знать, что-то сильно его прижало, раз начал действовать не так, как обычно. Он не давал никаких намеков, что ему понадобилось в Долине? Просто юношеское своеволие, или что-то иное?

— Нет, — угрюмости Къятты мог бы позавидовать голодный, промокший и ощипанный ворон. — Не знаю. Я надеялся, наш общий поход поможет все исправить. Он не говорил, он вообще после того клятого северянина перестал со мной говорить, не силой же его тащить к уканэ Дома Солнца! А потом я уехал. Мать бы может добилась откровенности, правду вытянула, но… толку сейчас от нее. Вечно она не там, где нужна! Могла бы погодить, не сбегать в свои сны!

Ему давно не было так паршиво. Всё сыпалось. Но деду не обязательно знать, что с каждой луной все сложней предсказать поведение младшего. Къятта ожидал трудностей — но не таких. Ждал вызова, может, даже на поединок, растущей звериной ярости… а Кайе просто уходит. Сон снился несколько раз, будто прибегает в зверинец, где то пойманный пещерный медведь, то огромный туалью, понимая, что забыл закрыть замок на цепи или клетку. Идет, озираясь, ожидая нападения в любой миг… но там пусто. Нет никого.

**

Дорога из Асталы

Женщина глаз не сводила с юноши впереди. Мальчишка… навязали на ее голову. Последний, кого она хотела бы видеть в одном отряде с собой.

Темно — красная его одежда напоминала Тумайни подсохшую кровь. И, хоть она сама была зла на Тейит, опасалась той крови, что теперь прольется наверняка. Готова была придушить собственноручно всех членов Совета и Род Тайау отдельно — за то, что породил это едущее впереди существо. Чего могут ожидать те, кто слишком старался отправить его в Долину? Уж точно не мирного разговора.

Женщина уповала только на собственный ум и выдержку: второй посланник, один из племянников Тарры, Толаи, отличался общей для их Рода чертой — невозмутимостью, упрямством, однако соображал не слишком быстро. Ну, по крайней мере, он не доставит хлопот.

А вот мальчишка… Тумайни всерьез обдумывала возможность подсыпать ему чего-нибудь по дороге. Пусть не смертельного… но поди еще предскажи, что хуже, избавиться от него или оставить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Лицо его деда было совсем темным, когда понял — сами себя загнали в ловушку. А Ийа, вот бы кого тоже в Бездну отправить — лишь улыбался. Эта змеюка не только выжила, но постепенно возвращала себе здоровье — то, что другого убило бы, с этого человека сходило, как со змеи кожа при линьке. Без его поддержки несколько Родов не смогли бы объединиться даже при изначальном желании. А теперь Тумайни держит ответ перед Югом… ей всучили цепь, пристегнутую к ошейнику хищника, и остается молиться хоть Бездне, что он послушает — в отсутствие хозяина-то. А пока она оставляла дары на всех алтарях, какие встречала в пути. Этому не удивлялись — их семья всегда чтила Незримых, какими бы они ни были, и никто не задумывался, о чем она просит именно сейчас.

Птица-ольате перелетала с ветки на ветку, сопровождая отряд. Всего двадцать всадников… с севера прибудет столько же. Рабочих-эсса в долине Сиван больше, но они мало на что пригодны в схватке. Еще сколько-то народу пришло из окрестных селений, они тоже не особо важны, просто будут поддерживать лагерь. Север не может взять с собой много бойцов, это будет открытый вызов.

Тумайни впервые улыбнулась. Глянула на юношу в темно — красном, едущего на пегой грис. Никто не обвинит южан, что их слишком много.

Обжитые места закончились, как и земли Асталы, но дорога все еще оставалась неплохой — по ней возили добытое на нескольких приисках и рудниках. Теперь на ночлег останавливались просто в лесу.

Дичи было полно, охотникам напрягаться не приходилось. Порой стреляли птиц просто ради забавы, соревнуясь в меткости. Кайе же спрыгивал с седла и в обличье энихи уносился в чащу, стоило протрубить в рожок о перерыве в пути. И возвращался — довольный, злой, и с добычей. Чаще всего не волок ее до лагеря, просто указывал, где оставил гривастого кабана или оленя. Тумайни так и хотелось в насмешку бросить ему поноску, приказать: ищи! С трудом удерживалась. И за помощь в охоте благодарила вполне искренне. В остальном они почти не разговаривали — Кайе худо-бедно общался только с Толаи и парой его личных спутников. Но свар не устраивал, не огрызался и вел себя вполне сносно, словно и не было с той сцены с Халлики на рынке.

А птица-ольате не отставала, вестник и символ мира… где тот мир.

Луна шла на ущерб — дни летели, и менялся рельеф; среди сборищ деревьев — гигантов все чаще появлялись большие просветы, и земля бугрилась холмами, они вырастали все выше. Дожди шли реже, и то и дело вместо честного ливня сыпалась какая-то невнятная морось.

Тумайни вспомнила разговор, который произошел у них с Ахаттой перед отъездом послов.

“Если он снова вытворит что-нибудь эдакое, на сей раз его никто не простит! Надеюсь, ты объяснил это своему внуку”, — сказала женщина.

“Он едет с вами по собственной воле, не по моему указанию, — лицо старика, изрезанное морщинами, стало очень нехорошим, а глаза по-молодому блеснули: — И это уже не будет мой заботой, коли что-то случится. Только вашей, запомни!”

Тумайни запомнила.

**

Дорога из Тейит

Ехали долго. Огонек пытался считать, сколько раз взойдет и опустится солнце, но позабыл про подсчеты, а потом начал сбиваться. Две с лишним недели, не меньше — и мешали дожди, шедшие все чаще и дольше, из-за чего дорога местами портилась, и не торопились посланцы севера. Значит, уверены, что ничего не потеряют из-за промедления, понимал Огонек. Думал.

Последняя ночевка в дороге выдалась на диво уютной для полукровки. Он в компании Кави, Шику и прочих долго сидел у костра под навесом, слушая сказки о красавице Самоцветное Перышко, о том, как она родилась и выросла среди колибри, и после являлась к людям в дни нужды. Негромкий голос рассказчика казался тростниковой дудкой, которой вторит хор ночных птиц. Потом сам Огонек спел несколько песен и ощутил крайнее смущение, заметив в глазах Кави слезы. Ах, да, эту песню сам он услышал от матери; значит, Соль и в юности ее пела. Тогда он поспешно запел другую, которой его научила Киуте.