Пляска в степи - Виктория Богачева

поспешно одернула руки. Бабки говорили, что дите с пятнами на лице родится, коли мать так делала, пока непраздна была.

— Он не про Ярослава Мстиславича говорил, — сказал какой-то кметь.

Воевода погрозил ему кулаком и шикнул поспешно.

— Рот закрой свой. Не на торгу, чтобы брехать, когда не спрашивали.

Звенислава подняла на дядьку Крута измученный взгляд. Тот посмотрел на нее в ответ и подумал, что нынче бы и знахарку на подворье приветил, и кого угодно, хоть саму Мару-Морену, лишь бы княгиня не выглядела так, словно одной ногой уже на погребальный костер мужа взошла.

Вокруг них медленно собирались люди. Желан, отложив в сторону притупленный меч, спешил к ним с другого конца двора. По пятам за ним следовала опальная княжна. Любава и Яромира топтались на крыльце подле тетки Бережаны, удерживаемые на месте ее строгими руками.

— Он чьих будет-то? — воевода подошел к мертвому кметю, вглядываясь в его лицо. — Не наш вроде. Не признаю.

— Может, из другого поселения? Князь ведь многих забрал, — подал голос какой-то кметь.

Взгляд Звениславы был прикован к дядьке Круту. На мертвого мужчину на земле она старалась не смотреть.

Княжич идет.

Так сказал гонец. А Звенислава знала одного лишь княжича. Как и все собравшиеся на подворье. Она была уверена, что думали они нынче об одном человеке. О Святополке Мстиславиче.

— Ступай в терем, государыня, — воевода подошел к ней и, придержав за локоть, отвел в сторонку. — Чего тебе на ветру стоять, застудишься еще. Как рассудим, я тебе все и обскажу.

— Нет, — упрямо сжав губы, княгиня мотнула головой. — Я никуда не уйду. Я должна знать.

— То мужские дела, — словно малому дитю втолковывал ей дядька Крут. — Мне Мстиславич наказал тебя беречь. Так что ступай в терем.

— Нет, — стояла на своем Звенислава, и дядька Крут захлопал глазами.

Не привык он, чтоб его не слушались. А княгиня сжала в отчаянии кулачки и подбородок еще вскинула, чтобы выше казаться. И замерла напротив воеводы, всем своим видом показывая, что в тереме она отсиживаться не собирается.

Избаловал, ох, избаловал водимую князь!

— Дитя побереги, — сжав зубы, рыкнул воевода и насильно повел княгиню за собой. — Непраздной бабе след в горнице сидеть, под бабьим присмотром.

— Я тебе не баба! Я княгиня ладожская, — Звенислава выдернула руку и сердито посмотрела на дядьку Крута. Крылья ее носа трепетали, вторя шумному, взволнованному дыханию.

Воевода опешил. Мыслил, как бы не рассмеяться, уж больно грозный воробышек ему в плечо отчаянно сопел. Так и глядел на княгиню, растерянный. То ли на руках в терем отволочь, то ли в горнице запереть, то ли Мстиславичу пожаловаться, когда вернется.

Выбрал же совсем иное.

— Уважь старика, а, государыня? — попросил ласково и подавил улыбку, увидев, как дрогнула княгиня. — Муж твой мне голову открутит, коли с тобой что приключится. Да и сам себя со свету сживу. Ступай в терем, я приду к тебе скоренько.

— Хорошо, — разом утихнув, отозвалась княгиня. — Но смотри же: ты обещался!

— Приду, приду, — нетерпеливо закивал воевода, легонько подталкивая княгиню в спину.

Звенислава посмотрела на него через плечо и поднялась на крыльцо, перехватив княжон у тетки Бережаны. Братец Желан все топтался подле мужей, а потом и вовсе вместе с воеводой да кметями за ворота вышел. Рогнеды же и след с подворья простыл. Ускользнула куда-то.

— Матушка, что-то с батюшкой приключилось? — Яромира поглядела на нее серыми, отцовскими глазами и жалобно шмыгнула носом.

— Ну что ты, моя ясочка, — Звенислава ласково погладила ее по светлым волосам и заправила выбившиеся из-под нарядного очелья прядки. — С нашим князем все ладно. Гонец уморился, с дороги-то. Отоспится и будет здоровее прежнего.

Соврала девчушкам — и даже голос не дрогнул. Ну, хоть заулыбались обе. Любава потянулась к тоненькому височному колечку, прилаженному к очелью. Потеребив его пальчиком, поглядела на княгиню с завидной уверенностью.

— И дары нам привезет, да? Он обещался! И нам, и тебе.

— Привезет, конечно, — кивнула Звенислава.

В другой раз она бы укорила девочку, мол, негоже отца ждать ради подарков. Но нынче не стала. Позабыли про мертвого гонца — и добро.

В терем же вместе с княжнами вернуться у княгини не вышло, хоть она и намеревалась сделать в точности так, как сказал дядька Крут. Ей помешала подбежавшая чернавка.

— Матушка, — залепетала встрепанная девка. — Там этот… пришлый мужик… ну, в клети который… глотку дерет, княгиню позвать к себе просит, — зачастила она, испуганно поглядывая на свою госпожу.

Звенислава нахмурила пушистые брови.

— Сбыгнев что ли? — растерянно спросила чернавку, которая знала не больше нее самой.

— Уж не ведаю, как звать-то его, — повинилась та. — Притек он к нам на Коляду.

Да, так и есть. Сбыгнев.

— А надобно ему что?

— Не ведаю, — снова развела руками чернавка. — Сидит да в клети завывает, мол, государыню-княгиню ему надобно…

В иной какой день ни за что бы не сошла с места Звенислава. Станет она еще к пленникам мужа бегать. Да мало ли кого они зовут! Что она им, девка дворовая? Покликал, а та и бежит радостная?..

Но нынче была у княгини на сердце великая сумятица. И мыслила она не особо складно, словно через пелену. Потому, отмахнувшись от увещеваний тетки Бережаны, спустилась с крыльца и пошла обходить терем. Святополковского десятника Сбыгнева да воеводу Брячислава держали в клетях на черной стороне.

— Что тебе надобно?

Звенислава остановилась в паре шагов от тяжелой двери, которую снаружи держал крепкий запор. Охранявший десятника кметь вылупился на нее, не ведая, что сказать. Да и смеет ли он… Она впервые порадовалась про себя, что мужа в тереме нет. Небось, уже бы в горнице запер.

— Княгиня? — с той стороны послышался недоверчивый мужской голос. Зашуршало примятое ногами сено, а потом небольшой просвет между дверью и стеной заслонила тень.

— Звениславой Вышатовной меня зовут, — она задрала нос и спросила строго, чтобы голос не дрожал. — Чего раскричался? Девушек моих своим ревом пугаешь.

— Так уж и раскричался, — пробурчали из-за двери. — Правду говорят, что гонец на подворье помер?

— Кто говорит?

— Да девушки твои и говорят, Звенислава Вышатовна, — в том, как десятник произнес ее имя, не слышалась насмешка, и, поразмыслив, она решила еще немного задержаться подле клети.

Кметь все еще молча глядел на нее, и удивление в его глазах нынче сменилось осуждением. Доложит воеводе Круту, непременно доложит. Звениславе захотелось притопнуть мягким сапожком. Да пусть кому-угодно сказывает! Она княгиня ладожская, в своем праве на подворье распоряжается.

— А коли и правда? — спросила она и впрямь заинтересованная.

— А про княжича он тоже молвил? Что идет княжич-то? —