Вернадский - Геннадий Аксенов

Вся суть в том, как мы представим самого человека. Кто он? Если существо созерцающее, неподвижно познающее природу, тогда действительность теряет кавычки и предстает объектом, чем-то отдельным от него, а человек — соответственно субъектом, дитятей природы. В таком положении он силится умом понять природу, «созерцать» ее. «И внял я неба содроганье, и горний ангелов полет…» Весьма иллюзорное мечтательное знание.

Но если человек становится по отношению к природе в положение деятельное, а не только познающее, если он — преобразователь природы, в своей совокупности геологическая сила, если он с природой взаимодействует, она перестает быть такой, какова «на самом деле», без него. Он видит и ощущает ее не как нечто первозданное, но частью самого себя. Он становится объектом природы. Она превращается в то, что он из нее сделает. В самую суть, в самую сердцевину ее движений входит человеческая мысль. И потому действительно нельзя сказать, какова природа без него. Мыслить — пожалуйста, осваивать — только по правилам науки. Без научной практики Вселенная — иллюзия, миф, кантовская вещь в себе.

Обычно нас подводит торопливая способность ума все сразу объяснить, понять происхождение вещей. Все рассказать на одной странице, в одной главе, как в Ветхом Завете. Чем глубже в историю, тем это стремление к полному объяснению четче. У племен неразвитых мир прост и понятен, объяснен от начала и до конца. Все сказано в мифе о происхождении мира и племени. Зато связь их с миром, основанная на мифе, в основном иллюзорная, магическая. Она минимальна. Первобытный человек — дитя природы.

Чем ближе к современности, тем способность объяснять уменьшалась, а способность наблюдать, строить модели, сопоставлять и действовать увеличивалась. Возникла наука, отказавшаяся от объяснения начальных причин и конечных следствий. Создавая модели и описывая действительность, наука стала больше взаимодействовать с ней, чем созерцать. Наука превратилась в способ освоения мира в большей мере, чем способ его познания. Она не дает общих ответов, зато учится правильно ставить вопросы.

В идее биосферы описывается взаимодействие человека с природой. В реальности и жизнь, и мысль были всегда, то есть вечны.

С наукой проигрываем в ясности. Но выигрываем тем, что избираем наилучшую позицию для описания и наблюдений, для строительства моделей. Начинаем искать не там, где светлее, а носим фонарь с собой.

Сказать: надо воспринимать действительность такой, какова она есть, — это и значит брать ее вместе с осваивающим ее человечеством. Она такова, насколько мы ее освоили. А на самом деле ее нет и она соответствует сегодняшнему уровню наших знаний: сегодня одна, а завтра будет другая.

Начав писать книгу такого общего содержания, Вернадский ощутил трудность именно в использовании обычных слов, всегда бывших пригодными как раз для понимания, а не для наблюдения. Логика слов и обычных, а во многом и научных понятий сложилась во времена Аристотеля. Но она идет от способности познания, а не от способности освоения, не от умения описывать. Эта логика рассчитана на созерцание, что почувствовал и Гете.

К биосфере слова и понятия такой логики не совсем подходят. А надо писать об основных понятиях. Где же они содержатся, если не в логике Аристотеля и в словах естественного языка?

Приехав к дочери в Прагу, лечась в Карловых Варах, неспешно переделывает текст, написанный в Болшеве и Узком. 1 сентября, Ферсману: «Засел за писание книги. Работаю хорошо — насколько можно без книг. Хорошо думаю, никто не мешает»9. 6 октября ему же, менее оптимистично: «Работаю сейчас хорошо над первой главой книги. Но вижу, что книга потребует 2–3 лет работы, и не знаю, доживу ли? Еду недели через три в Лондон и Париж. Хочу в Оксфорд и Кембридж»10.

Личкову, как всегда, сообщает более доверительно: «Моя мысль очень углубляется. Вчерне закончил вводную главу — но она будет не раз коренным образом перерабатываться. Однако, мне кажется, я сейчас сделал большой шаг вперед. Из первоначального наброска, который я сделал в Болшеве, не осталось камня на камне. Но без него не было бы и этого.

Мне кажется, удастся и в нем дать почувствовать основное: жизнь отлична от косной материи и является огромным планетным явлением»11. Планетным, значит, космическим, не случайным.

Конечно, когда пишешь, тогда и понимаешь смысл написанного и сознаешь объем и содержание книги, которая в голове содержится в общих чертах. Тоже разница между пониманием и освоением мысли.

Написал в Праге 100 страниц и рукопись отложил. Для него стало ясно, что, не разобравшись с логикой естествознания — создаваемого им самим естествознания, нельзя продолжать.

Двадцатого сентября выехал в Париж, а через несколько дней в Лондон. Цель — библиотека Британского музея. Написанный здесь, в Англии, отрывок «О логике естествознания» дает представление о занимавшей его мучительной загадке, о новом подходе к научному языку.

Наука о живом веществе первой обнаружила неприменимость логических конструкций старых наук, особенно математики и гуманитарных. Слова не передают сути биосферных явлений. «Мысль изреченная есть ложь» — любимый им образ из тютчевского «Silentium»: «Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя?»

Частичные, анализирующие, не синтетические науки основаны на исторически сложившихся понятиях, идущих от классической логики. Они возникли не из наблюдения действительности, а сложились традиционным путем анализа языка, то есть того, что человек поставил между собой и действительностью.

Опытные науки, начавшиеся с механики Галилея, оперируют строго очерченными терминами и измеримыми величинами. Но и в их применении ученый мир только еще начал выбираться из старой, словесной логики. Он, как Гулливер лилипутские корабли, влачит за собой многие старые понятия философии и природного языка. Мы уже встречались с таким типично историческим понятием, как земная кора, — пережитком умозрительного представления о постепенно остывавшей планете. Повсюду его нужно заменять понятием о геосферах, о глобальных оболочках. Атмосфера, гидросфера, биосфера, криосфера.

Каковы же основные начала, клеточки биосферной логики? «Это — естественные тела (будут ли то организмы, минералы, почвы, горные породы и т. д.), которые могут и должны быть исследуемы и уточняемы не только логическим выводом из неизменного слова или понятия, а из реального и естественного тела, главное содержание которого не охвачено понятием или словом — но только оно интересует натуралиста и во всех спорных случаях он возвращается к факту, а не углубляется в слово или в понятие, его обозначающее»12.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});