Не матом едины - Сергей Романов

Чердюк несколько раз дернул запускающий трос двигателя, но он отказывался заводиться. Рыбак открыл кожух мотора и быстро выяснил, что отсутствует контакт в системе зажигания. Колпачок, который должен бил прижимать клемму, каждый раз соскакивал со свечи. До скал оставалось метром пятьдесят. И купаться бы Витьке Чердюку в ледяной воде, если бы не резинка. Он вспомнил о презервативе, достал его из отворота ушанки, и оторвав основное, надел резиновое колечко на контакт. Мотор взревел, когда до скалы можно было дотянуться удилищем.

Бросив улов в тазик, Чердюк налил полный стакан водки, залпом выпил и попросил одного из своих короедов принести лист бумаги и ручку.

- Письмо родителям будешь писать? - поинтересовалась довольная уловом жена.

- Благодарность в избирательный штаб демократа, - серьезно ответил Витька. - Если бы не презерватив, дело бы кончилось худым концом.

А в день выборов они всей семьей проголосовали за депутата, проявившего заботу за жизнь Витьки Чердюка и его земляков-белкинцев.

1998 г.

ВОТ ТАК БАНАНЧИКИ!

Я постарался протиснуться в середину, но наткнулся на какие-то мешки и клеенчатые баулы. В утреннем вагоне метро и без такого дышать было нечем, а из этих мешков прямо-таки стрелял в нос "аромат" от свежего лука и чеснока. С левой стороны кто-то дыхнул мне в ухо совсем свежим перегаром, и мое бодрое настроение, стало как у всех - далеко не веселое. Вдобавок ко всему, машинист решил испытать пассажиров на прочность и тормознул состав так, что вся людская масса устремилась в голову вагона. Мне помещали это сделать баулы и мешки. Хотелось ругаться. Но вдруг откуда-то снизу раздался скрипучий старческий голос.

- А яблоки у вас растуть? Антоновка? Анис? Мелба? Растуть или не растуть?

Голос умолк, видимо, ожидая ответа. Но кроме какого-то невнятного "м-м-мнэ-эт", которое можно было принять как за "нет", так и за чесночную отрыжку, разумного ответа не последовало.

Но это я так судил. А спрашивающий, скорее всего был удовлетворен, потому как сразу после отрыжки, последовало удивление, а за ним и новый вопрос:

- Яблоки не растуть, надо же! Ну, а картошка, картошечка-то, как?

Кто-то опять смачно отрыгнул:

- М-мнэ-э-э...

- Твою мать! - раздался полный изумления голос, - И картошка не растеть! Ни яблоки, ни картошка! Дохнуть все, наверное, что ль! А что ж тогда растеть? Редька-то бывает, лучок, чесночек, морковушка? Ну, бывает?

- Мнэ-э-э, - проблеял чей-тоголос,и я поднялся на цыпочки, чтобы хоть одним глазом увидеть интервьюера и интервьюируемого.

Показался серый скатанный мех ушанки, которая, несмотря на несносную жару, была надета на голову того, кто занимал сиденье. Но в ту же секунду поезд снова начал резкое торможение, и содержимое вагона устремилось в атаку. Я все-таки успешно форсировал мешки с чесноком, и увидел перед собой сморщенное лицо того, кто задавал вопросы. Это был древний, но потому как цепко сжимал в руках горловины от мешков, далеко не дряхлый старик. В кирзачах, солдатской шапке, матросском бушлате, из отворот которого наружу выбивался красный махеровый шарф. Старик пожевал губами, прихлопнул чью-то коленку и задал новый вопрос:

- Язви-тя - ни фруктей, ни овощей! Ну, а пшеница, зерно растеть?

- Мнэ-э-эт! - кто-то из-за мешков с чесноком отрыгнул отрицательный ответ.

Мне, наконец, удалось полностью подняться с колен и выпрямиться. Рядом со стариком сидел мордастый негр и, зажимая нос пальцами, отрыгивал свое "м-мнэ-э-эт".

- Тьфу ты! - не на шутку осердился старик, - Заладил, как баран, ме да ме! И ничего у него не растеть! Чего же вы у себя в Африке едите-то? Бананы, что ль?

- Бананьи! - впервые согласно кивнул негр, осуждающе посмотрел на меня и плотно прижал к носу обе черные ладошки. Теперь от моих джинсов, которыми я, падая на коленки, раздавил несколько головок чеснока, воняло ничуть не меньше, чем от мешков и баулов.

- Большие бананы-то? - тут же спросил старик, дабы беседа совсем не угасла.

- Мнэ-э-э, - захрипел негр, сжал пальцы на левой руке в кулак, как будто демонстрируя мускулы, и ребром ладони правой руки отмерил расстояние по локоть, - Вот такие-е!

То ли от гнева, то ли от чеснока, глаза негра налились кровью. Старик без всяких эмоций повторил то же движение, какое отмерил житель жаркого континента и отмерив взглядом расстояние от локтя до кулака, произнес:

- Ни хрена себе бананчики! Так, ить тада ни картошку садить не надо, ни яблок выращивать...

Объявили "Площадь революции". Негр стремглав вылетел из вагона. А старик, придвинул поближе к себе мешки и баулы. Теперь уж я точно знал, что они с чесноком. На базар, наверное, ехал дед.

Вагон был по-прежнему наполнен стойким запахом крестьянской избы.

Март, 1999 г.

ОРЛИЦЫ

После небольшого разбега "кукурузник" плавно оторвался от земли и резко стал набирать высоту. Пассажиры, которым впервые предстояло прыгнуть с парашютом, сгорбились, вцепились руками в рюкзаки запасных парашютов. Их головы, обтянутые специальными шапками-шлемами, походили на яйца огромных размеров. С каждой секундой подъема "яйца" все больше и больше втягивались в плечи. У одних в глазах - ожидание, скорее бы прозвучала команда "Прыжок". У других - растерянность. У третьих - страх.

Бывалый инструктор, мужик лет тридцати пяти, знал, что как раз последних ему придется силком заставлять нырять в воздушную бездну.

Когда стрелка высотомера задрожала на цифре 800, он поднялся и, не теряя равновесия, прошел из головы салона в хвост. С усмешкой-ухмылочкой. Он-то знал несколько надежных и проверенных временем способов, как заставить трясущегося от страха "перворазника" покинуть самолет. Можно матом гаркнуть так, что прыжок с "этажерки" покажется побегом из ада. Можно поднять труса за шиворот и поддать пинка в направлении открытой двери. Но модно применить и самый гуманный способ: личным презрением к высоте и неизвестности вдохнуть мужество в сердца покорителей неба.

У инструктора было хорошее настроение и он выбрал последнее. Он вразвалочку подошел к двери, лихо пнул её ногой и, когда порыв воздуха ворвался в салон, с умешкой-ухмылочкой обернулся на подопечных. Так и стоял перед бездной, не держась, широко расставив ноги. Парашютисты из группы растерянных воспряли духом.

Теперь оставалось вселить отвагу в парашютистов из стана трясущихся от испуга. Он резким движением расстегивает молнию на комбинезоне, достает весомое хозяйство и опорожняется прямо за порог самолета. Долго, все время удерживая равновесие на воздушных горках. Застегивает ширинку и бодро обращается к рядом сидящему новичку:

- Что так смотришь, сынок, большой член не видел или яйца к гландам прилипли?

"Сынок" застенчиво отводит глаза от ширинки инструктора в сторону. А ас парашютного дела уже окидывает взглядом всех "перворазников" и, заглушая голос мотора и свист ветра, орет во всю ивановскую:

- Что, орлы, вашу мать, неужели у всех яйца к гландам прилипли?

- Тот самый крайний, набравшись храбрости и не поворачивая головы в сторону инструктора, пищит:

- Не орлы мы, инструктор, орлицы...

1999 г.

ЕЩЕ ПОБЕГАЕТ

Второй час ночи, а Настя все ещё сидит около зеркала. Внимательно рассматривает брови, носик, пухлые губки. Открыла ящик трюмо, где хранились многочисленные тюбики и коробочки с парфюмерными принадлежностями, взяла губную помаду и несколькими верными движениями поменяла цвет губ из бледно-розового на ярко красный. Яблочко! Клубничка, а не женщина! Ах, глаза теперь маловыразительны. Не беда. Нашла кисточку для ресниц, окунула в тушь, раз - и очи темнее южной ночи. Повертела головкой влево, вправо разве профиль не выразительный?

Настенные ходики второй час ночи отстучали, а сна ни в одном глазу. Сбросила Настя пуховый платок с плеч, осталась в одной коротенькой комбинации. Плечики беленькие, словно выточенные из слоновой кости, шейка тоненькая, как у лебедушки. Вынула заколку, скинула с головы густые пшеничные волосы. Аль не хороша? Аль не красавица? Так что ж ему ещё надо?

Три года назад, когда поженились, называл богиней, Афродитой, Дианой. Всю целовал от макушки до пальчиков на ногах. Ночами не спал, гладил её бархатное тело, мучился от счастья: ах плечики, ах осиная талия, ах какие игрушечные грудки...

Прошло время, насладился и сбежал. Да было бы к кому! Настя ходила смотреть свою соперницу - ни кожи, ни рожи. Ноги кривые, талии даже не проглядывается. Чем взяла? Теперь она знает чем - пышными формами и грудью пятого размера.

Настя помнит, как последнее время он плакался, что её грудь ему даже ладонью трудно определить. На его письменном столе росла стопка эротических журналов, с обложек которых вызывающе глядели фотомодели с силиконовыми грудями. Вдруг стал бодрствовать, дожидаться ночного показа эротических сериалов, и она, отвернувшись к стене, слышала как он вздыхал, догадываясь, что снова наслаждается пышными формами.