Рейтинговые книги
Читем онлайн Володя-Солнышко - И. Ермаков

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18

Павлинка двигалась к полотну.

Расползались по сторонам, занимали позиции три ее охранителя. За тем делом они не расслышали сразу, как опять же отгулкнулся мостик. Павлинка слышала. Слышит... Под ее ухом рельс. Вот теперь ни секунды не медлить. Быстро выдолбить ямку, поместить в гнезда мины, взрыватели, точно, чутко, четырежды бережно подвести их на малом зазоре под рельс... Чтоб давнуло маленько и в тар-тарары!

Долбит финка промерзнувший грунт.

Сквозь стеганые ватные брюки почуяла: кто-то смело потрогал ее со спины. От испуга мгновенно кольнуло под ногти. На секунду вмерла в полотно. Жар ударил в виски: «Кто?!»

Кузя браво и весело фыркнул, потянулся лизнуть ее в ухо.

– О-о-ох, ты... Ох! – появилось у Павлинки дыхание.

Кузя сразу же заметил нарушенный грунт, затемненную порыть снежка: не иначе, что соль здесь припрятана.

– Уходи! Пошел прочь! – колотила его рукояткою финки по бабкам Павлинка.

«Что же, господи, делать?» – напрягся, кусал себе губы лесник Кукаречка.

Лоська Кузя, невидим-неслышим, зашел диверсантам с тылов и, презрев боковые поползы-свертки, по каким разделилась на случай отстрела группа прикрытия, пошагал, несмущенно и вдумчиво, Павлинкиным следом.

Его разом увидели все, то есть – трое увидели. И теперь эти трое не знали, на что решиться. Застрелить? Но ведь где-то поблизости могут идти патрули. Выстрел – это тревога. Тревга – прощай эшелон.

«Что же, господи, делать? – трясло Кукаречку. – Позагубить, загубить девчонку. Сзоветь патрулей...»

Лоська мужественно сносил боль. Велика ли та боль – рукояткой ножа. Он спешил, разгребал языком и сопаткой невзрачную грудку песка. Там же спрятана соль! Поскорее слизнуть, а тогда и бежать. Вот таким соучастием засыпал он, заравнивал Павлинкину мину.

Рельсы пели все громче, и звонче, и выше.

Павлинка переняла нож рукояткой в ладонь и с размаху кольнула лосенка повыше колена. Тут почуял. Сердито всхрапнул и обиженно на два, на три шага отступил.

Кукаречка следил за патрулем. Маячат немцы за легкой завесой снежка, приближаются. Вот они, вероятно, заметили лоську. Остановились. Присели. Скользнули теперь с полотна... К Кузе подкрадываются. Подползают на верные выстрелы.

«Что же будет?.. Не могло же убить тебя молоньей, враг ты мой!» – проклинал Кукаречка лосенка.

Как решился, не помнит.

Пополз вперерез патрулям:

«Заслоню... Не дозволю дитенка погубить. Коли грозы, то пусть уж по старому дереву бьють».

Павлинка насторожила взрыватели и по-за лоськиной тушкой сползла с насыпи. Патруль ей невидим. И она ему невидима. Патрулю позатмил очи лось...

– Кузя, Кузенька, Кузя, – манила лосенка девчонка.

Черта с два! Без соли он не уйдет. Пошагал снова к рельсу, нюхтит.

– О-о-ох... Стронет мину!.. Уведет из-под рельса взрыватели! – закарабкалась было на насыпь девчонка.

Показался в падучем снежку эшелон.

Патрульные, недовольные, знать, поднялись, обернулись лицом к эшелону. Понимали, что выстрел не к месту. Можно эдаким дуриком испугать машиниста, а тот тормознет...

Лоська поднял сопло. Две ноздрюшки, как два вопросительных знака: «Это что за ОНО там гремит и пыхтит? Соль, должно быть, ОНО затевает у Кузи отнять. Кузя сам любит соль. Не отдаст». Кузя бьет по-под рельсу проворным копытцем.

Взрыв! Пронзительный огненный смерч!

В трех секундах отсюда предсмертно вопит паровоз.

В рост бежит от него через полосу отчуждения девчонка. Потеряла ушанку. Стриженая... Почему и прозвали девчонку «Иваном вторым»…

Пастушонок. Рассказ

Хочешь со старым царским солдатом беседу составить – начинай с присяги. Когда призывался?.. В каком роде войск служил? Или из боевой походной песни мотивчик мурлыкни. Солдатушки, мол, бравы ребятушки... Любят вспоминать свое барабанное горе служивые.

Сидим мы с Башкуровым Устином Филипповичем. Минуту назад на хворого скучного петуха старик смахивал, а вспомнили «боевинушку» – откуда и выправка в тощей фигурке взялась и голос-то звону набрал, солдатские шутки да байки па кончике языка за зудел и.

– Тридцать шештова шибиршкого полка нижний чин. Под озером Нарочи и у Дубовой сопки шражались... Ой, парень, круто было! Бывало, наподдашт гермашка, артиллерия – ни веры, ни царя, ни отечештва не видать. Живого, понимаешь, тебя убивали! И ни отца, ни матери поближошти... Заштупиться некому. А пуля, дура, где ни ударит – тут и дыра... Ино ранят, головы... ххе-хе... не найдешь.

Устин Филиппович Башкуров – старейший долгожитель округи. Борода зеленью тронулась. Зубов ни единого – дёсна в улыбке показывает. Потому же и шепелявит. Глаза синь-лазурь истеряли, но, однако, ершистые, цепкие. И лукавство уберегли. Умрут – подмигнут. Каждый день он загадывает, как «иазавтрева» бросит табак жечь. «Петушки в дыхании поют».

Между старых подшитых валенок колечком свернулась черная собачка Дунайко. Устин Филиппович перебирает и мнет ей бархатистые мягкие ушки.

– Попа ихного в плен захватили. Австро-венгера... «Сказывай всяку разведку, не то к райскому яблочку приговорим... Али с дьяконом Фомкой, расстригой, бороться заставим...»

«Боевой» разговор еще и по той причине затеялся, что недавно, неподалеку от его поклеванного белогвардейскими пулями домика, трофей найден был. Поднимал бульдозерист профиль дороги, и лязгнула обо что-то металлическая сталь скребка. Из земли выглядывала ржавая боковина тяжелого артиллерийского снаряда. Специалисты определили: французский. Старушки Антанты коготок. Взорвали. Тревожным эхом минувших былых боев прогремел этот взрыв.

Здесь когда-то сражался с превосходящими силами колчаковцев легендарный полководец гражданской войны – Василий Блюхер.

– Помню, помню его. Как же! Был. Боями командовал. Про копытко слыхали?

– Какое копытко?

– Конь евоный по солонцовой поляне ступал – копытко и отпечаталось. Копытко Блюхерова коня.

– Ну, ну?..

– Остальные смыло, поровняло, а это спаслось, соереглось...

Как же оно уцелело? Время-то какое прошло?

– А так и уцелело. В стары годы татары по этой полянке соль рассыпали. Коз да лосей подманивали. А потом прихитрились толченое стекло к соли подмешивать. Зверь с жадности нахватается – ему колика. Далеко не уйдет. Легче добывать. И вот, случилось, ненастной погодой проехал здесь Блюхер. Копыта конские по солонцу и отпечатались. А вскорости кто-то из охотников или колчаковских дезертиров костер на одном на следе разжег. Стекло-то и оплавилось, и схватилось. Ровно глазурькой изнутри это копытко облило. Ни снеготай его не берет, ни дожди, ни морозы. Вода в нем, как в поднебесном блюдечке держится. Птицы к нему слетывают – синички, иволги, дятлы, ронжи. Зверьки – белки, горностайки, бурундуки набегают. Вода-то в копытке присоленая скапливается, а солоненького каждая душа жаждет. Вот и пьют, услаждаются.

Откашлявшись («как индюк, грудью булькаю»), Устин Филиппович вытирает слезы, обиходит усы и, увидев блокнот на моем колене, степенно выпытывает:

– Вы к нам по службе?

– По службе, Устин Филиппович.

– А кака ваша служба?

– О Лёньке Кондрахине написать хочу. О пастушонке. Ну, а попутно живые свидетельства о гражданской войне послушать.

– И чего бы это о нем, о Лёньке, писать? – озадачился мой собеседник. – Сколь знал пастушат – все неписаны, нерисованы жили?

Услуга за услугу. Филиппович мне про копытко, я ему про пастушат.

Летом 1922 года проходил в Москве первый, самый, что ни есть, первый пионерский слет. Перед правительственной трибуной по Красной площади маршировали в коротеньких трусишках нынешние дедушки и бабушки, которые удивляют сегодня своих внучат ловкой сноровкой отдавать салюты и повязывать галстуки. С трибуны ребят приветствовали Надежда Константиновна Крупская и Михаил Иванович Калинин.

Пионерского «инвентаря» – горнов и барабанов – наша промышленность в то время еще не выпускала, и каждая делегация поэтому чем на выдумку хитра, с тем и на парад шла. У владимирских барабанщиков вместо барабанов были фанерные ящики. Да, да! С дном, с глухо заколоченной крышкой. Отчаянно и самозабвенно колотили в них палками красногрудые правнуки Ильи Муромца. Выступающий за барабанщиками оркестр тоже состоял в основном из «ударный инструментов». Кастрюли, сковородки, медные тазы, ложки. За «ударными» зудела более легкая музыка: гребенки, свистульки, жалейки, пискульки. Замыкали колонну два русоволосых мальчугана, вдохновенно наяривавших на пастушьих рожках пионерский марш:

Взвей-тесь кос-тра-ми,Си-и-иние ночи...

И напомнили, знать, пастушата Михаилу Ивановичу Калинину его босоногое деревенское детство, молодых болотных журавликов, кукушку-хохотунью, чистые дождички. И загордился он заволновался, пионерский дедушка, зарадовался, вслушиваясь, как сзывает на Красную площадь детей всей земли былинный пастуший рожок.

1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Володя-Солнышко - И. Ермаков бесплатно.
Похожие на Володя-Солнышко - И. Ермаков книги

Оставить комментарий