Володя-Солнышко - И. Ермаков

С катера мы захватили с собою инструмента один лишь топор. Даже случайного гвоздя ни у кого в кармане не оказалось. Подрубаю чистенький стволик березки, выбираю ровный по прямизне прогон, затесываю это поленце дощечкой. Уцелевшими гвоздями зажимаю ту дощечку в старый выем запила. Ладно ли? Пока ладно. Лишь бы не осталась забытой, лишь бы не затерялась в безвестности. На свежем влажном затесе березового комелька крупно надписываю химическим карандашом:

ВОЛОДЯ СОЛДАТОВ

Востроглазые ребятишки меж тем делают открытие:

– Нора! Лисья нора!! – несутся клики.

Действительно, в шести, семи метрах от столбика, вниз по угорью – лисья нора. Вокруг нее добрых полсамосвала песка. Мерзлота-то звериным когтям не под силу, ходу вглубь нет, вот и вела кумушка свою потаенку в длину, изламывая из стороны в сторону лаз, пристраивая многочисленные отнорки.

Мальчишки вырубили длинную талину и принялись «дразнить» ею нору. Несколько раз талину прихватывали острые зубки, оставляя на мягком, податливом лыке узенькие белые бороздки, гнездышки свежих закусов.

– Лиса, – подтвердил Тялька. – Щенята у него здесь.

Заниматься щенятами не было времени. К двум часам Толин катерок ждали в Пуйко. Рыбакам надо было выметать сети. Я заторопился наверх.

Могила за эти долгие годы осела, образовалась поросшая густою травой, продолговатая квадратная западенка.

Беру снова топор и начинаю вырубать торфяные пластины. Хочу выложить ими холмик... Толя вежливо отнимает у меня инструмент:

– Отдохните. Я сам...

Начинаю заполнять провал торфяными пластами.

Уразумев наш с Толей замысел, Яунгат, Тялька и Александр Пандо тут же изыскивают способ помочь нам. Они нагребают в подолы своих летних малиц песок с лисьей норы, вскарабкиваясь по угорью, ссыпают его на могилу. Ребятишки носят песок фуражками.

«Не оставить забытым. Не оставить затерянным».

Карабкаются по крутояру семь согбенных фигурок.

Растет над могилою холмик.

На обратном пути мы подвернули к бывшему зданию Вануйтовского медпункта. От него, как, впрочем, и от остальных построек, остались только искалеченные при сносе доски, полусгнившие бревна, разный хлам, мусор. Уцелело крыльцо – уцелело два – три коротеньких шага на заглохшей тропинке коротенькой жизни. Всюду вокруг дружно поднималось цепкое северное разнолесье. На прогалинах жирная, с темно-сизым отливом, по пояс рванула трава. В самой глазастой поре буйствовали ромашки. Но все это зеленое неистовство короткого северного лета не скрадывало тяжелой, гнетущей до осязания, атмосферы запустения. Неуютно и зябко душе. Может, потому, что в трехстах метрах от всей этой нежити могила юноши, чье имя могло бы стать не только достоянием ненецких ярабц.

* * *

По пути в Новый Порт – рыбацкий поселок на левом берегу Обской губы – узнаю, что там работает еще один фельдшер Солдатов. В Ямальском райздравотделе парня хвалили:

– Вдоль и поперек исходил с оленьстадами Ямал.

– Составил посемейные списки кочующих ненцев.

– Собирается в мединститут.

И вот передо мною молодой еще человек с приветливыми голубыми глазами, с лохматой светлой шевелюрой, приметно веснушчатый.

– Солдатов[6], – представился он.

– У вас был брат Володя?

– Да! – насторожилось его лицо. – Был. Погиб где-то здесь, на Севере. Пока не могу разыскать – где...

Коротко и, вероятно, сумбурно пересказываю Александру трагедию, разыгравшуюся два десятилетия назад на мысе Вануйто.

– Могила найдена. Могу вам оставить чертеж.

– Спасибо. Мать до самой смерти запросы писала, – невесело вспоминает мой собеседник. – Такой разнобой в документах... Даты смерти разные, места захоронения разные указывались...

– Что вы помните о Володе? Как вы его помните?

– Что помню?.. Помню, как он выслушивал нас, ребятню. Белый халат помню и проволочные очки. Еще помню, как сидели они с мамой под свежесметанным стогом и красиво пели «Среди долины ровные». Я в этот момент искал цветы... Кукушкины глазки, или кукушкины слезки их называют. Мало помню...

– А как вы оказались на Севере?

– Окончил Тобольское культпросветучилище. Клубное отделение. Получил назначение – надо было приступать к работе. И тут... Ну, как объяснить?.. Тревога какая-то... Перелицевал я брючишки и снова учиться. В медицинское. Которое Володя кончал. В комсомоле «строгача» дали. «На тебя государство деньги потратило, кадры нужны, село культработников ждет». Все правильно. Но я не мог... Я повзрослел... Ровесник Володин... Окончил второе училище и попросился на Север.

– У вас нет Володиной фотографии?

– Нет. Разве у кого из сестер...

Позднее я получил от Аги-радистки письмо: «...Володиного фото у нас нет. Да у него и не было. Были только на паспорте да на комсомольском билете. Но мы документы и вещи отослали в Пуйковский сельсовет. Через год, что ли, их обнаружили в кладовой сельсовета совершенно истлевшими...»

* * *

...И впредь именовать его – Тобольское медицинское училище имени Володи Солдатова.

(Из постановления Совета Министров РСФСР от 18 апреля 1969 г.)

Прошло время.

И вот уже не Василий Езыгин, не дедушка Серпиво, а совсем молодые уста называют Володю Солнышком. В притихшем зале областной комсомольской конференции молодые уста называют его комсомольским героем своим.

Меня пригласили в Тобольское медицинское училище. В то самое, что закончил когда-то Володя. Учащиеся разыскали Володиных сестер – Зинаиду и Лидию. Втроем мы сидим перед переполненным залом. Шестнадцатилетние, семнадцатилетние Володины сверстники. Здесь их десятки, совсем еще юных «солнышек», им согревать завтра тундру. Уйдут с красными чумами, с оленьстадами, с рыбаками подледного лова, с партиями геологов, поселятся в дальних поселках, стойбищах.

Человек в белом халате... Здесь нужнее, чем где-либо, свет его знаний, щедрость и доброта его сердца, теплота его ясных глаз. У него бережнее, чем у кого-либо, руки, задушевнее слово, самоотверженней прожитый день. Он не только врачует недуги – в тундре он просветитель и банщик, общественный деятель и «модный» закройщик, артист и поломойка, и еще невесть кто. Я рассказал о Володе... А сколько их, комсомольцев, ушедших за советское пятидесятилетие в тундру, сколько их не вернулось, затравленных пенной злобой осатаневших шаманов, замерзших «на выезде», безвестно заблудившихся, затонувших, растерзанных волчьими стаями, принимавших и кару, и смерть, не выпуская из слабеющих рук сумки с красным крестом! Рыцари в белых халатах!.. Теплые лучики огромного того солнца, имя которого – Ленин. Лучики того светлого сердца, чьей тревогой и болью спасены отныне от цепенеющей стужи забвения, от безгласного ужаса вымирания целые племена и народы.

...Читал я невыразительно и стесненно. В зале с первой строки напряглась тишина. Жадная, устремленная. Вот она-то мне и мешала. Сквозь глухотцу голоса я то и дело прослушивал тихие всхлипывания сестер и, опасаясь, что женщины могут совсем разрыдаться, читал нарочито бесстрастно и буднично.

Прочитана последняя строчка. Среди гаснущих, убывающих аплодисментов тонкой молнийкой взвился и просверкал над рядами тоненький девичий голосок:

– Присвоить Володино имя училищу!

Какой гром породила та тонкая молнийка!

Стою, просветленный, растроганный и... благодарный.

Сестры упрятали лица в платки.

– Володино имя! Во-ло-ди-но!!!

В день пятидесятилетия Ленинского комсомола ямальская газета «Правда тундры» под заголовком «Подвиг не умирает» сообщила своим читателям:

«Многолюдно сегодня на крутом берегу полноводной Оби. Плавно опускается, подернутое инеем, белое полотнище. Взорам присутствующих открывается отливающий бронзой, пятиметровый обелиск железной конструкции в форме усеченного конуса, установленный здесь молодежью Ямала, в память подвига комсомольца Володи Солдатова. На лицевой стороне обелиска рельефно написано:

СЫНУ ВЛКСМ ВОЛОДЕ СОЛДАТОВУ –

РЫЦАРЮ В БЕЛОМ ХАЛАТЕ, ОТДАВШЕМУ ЖИЗНЬ,

НЕ ВЫПУСКАЯ ИЗ СЛАБЕЮЩИХ РУК СУМКИ С КРАСНЫМ КРЕСТОМ.

Я часто теперь встречаюсь с тобою, Володя. Бывает, включу радио – живет твое имя! Раскрою газету – зовет твое имя:

«Тобольское медицинское училище имени Володи Солдатова объявляет прием...»

Девчонка по имени… Рассказ

...За время пребывания в партизанах, будучи малолеткой, показала себя бесстрашной разведчицей, пустила под откос семь вражеских эшелонов с живой силой техникой и продовольствием, участвовала в разгроме нескольких немецко-полицейских гарнизонов, на своем счету имеет около двадцати уничтоженных вражеских солдат. Участница рельсовой войны.