Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И мы выбрали «прекраснейший» — кирпичный параллелепипед на углу Турк-стрит и Джонс-стрит, поднялись в свои номера и сразу же поспешили вниз, где, должно быть, уже ждал нас мистер Ричард Лэмб.
Мистер Ричард Лэмб не стал для нас Диком, как стал Томом мистер Том Селф, его бывший ученик. Он остался мистером Лэмбом — сдержанным, суховатым, скорее бизнесмен, чем журналист. И очень аккуратным — от важной, мелко-дробной походки до шляпы, берегущей тщательный пробор на голове, до манеры говорить, пожевывая губами снова, будто дегустируя их.
— Разное есть отношение к вашей стране, разное, — от любви до ненависти, — неторопливо говорит он, проверяя каждое слово, с тем чтобы оно было не чересчур обидным, но и не уклончивым. — Я вам скажу откровенно, что коммунизм не является моей концепцией счастья, хотя, может быть, я недостаточно знаю о коммунизме. Что же касается вопросов мира, то, конечно, я за мир. Не скрою, у меня были подозрения насчет вашей страны, и не совсем они исчезли. Однако после карибского кризиса люди моих взглядов поняли, что когда Советы говорят о мирном сосуществовании, они имеют в виду дело.
Двое взрослых детей, уже пошли внуки. Живет в университетском городке Стэнфорде. В свой сан-францисский оффис предпочитает ездить поездом, потому что машина — это пробки и нервы.
— Зачем скрывать, я живу, как немногие американцы. Существенные приобретения. Дом. Машина. Милая жена. Милые дети. Даже если я негритянскую проблему не чувствую вот здесь, — рука на сердце, пожевывание губами, — я, как бы это сказать, понимаю их — и то, что их так долго толкали с разных сторон, и то, что теперь они грозят моему положению.
Вот мистер Лэмб — из круга избранных, знающий социальных оппонентов, с гуманизмом, тождественным самосохранению.
В глазах его за стеклами очков и в аккуратно отвисших старческих щечках я прочел еще и обиду — на нас и на ситуацию, которая связала его с нами. Я понял, что он вывел нам цену еще в холле отеля «Губернатор», в тот миг, когда на коротких два дня мы возникли друг перед другом из взаимного небытия. Его взгляд пробежал по нашим помятым дорогой брюкам и по холлу отеля «Губернатор». Прекраснейший? Мистер Лэмб, старожил Сан-Франциско, не знал этого отеля и знать не хотел, что сразу же и дал нам почувствовать. Мистер Лэмб чуть заметно поморщился, и тогда-то я заметил обиду в его глазах и подрагивании отвисших щечек. Почти детскую обиду солидного человека, который не для того лелеял свою концепцию счастья, чтобы на старости лет по указанию своего шефа из Нью-Йорка и в угоду моде на международное общение стать чем-то вроде мальчишки на побегушках у каких-то чудаков в помятых брюках, приехавших из чужой и непонятной страны. Он, правда, организовал несколько встреч, снабдил нас кое-какой справочной литературой, но через день вежливо и холодно попрощался. И отбыл на уик-энд к себе в Стэнфорд...
Отель «Губернатор» отменно расположен — не лжет его реклама. Все под рукой, все «на пешеходном расстоянии»: муниципальный центр с Сити-холлом, где обитает городская власть, Маркет-стрит — центральная магистраль, рассекающая с юго-запада на северо-восток полуостров, на котором расположен Сан-Франциско, вечная толкучка Юнион-сквер с волосатыми хиппи на гранитных барьерах, кружками спорщиков и проповедниками под небрежными взглядами постояльцев фешенебельного отеля «Св. Фрэнсис» через узкую мостовую. Недалеко и небоскребы деловой Монтгомери-стрит.
Однако возле отеля были некие достопримечательности, не поименованные на «Приветственной карте» Сан-Франциско, и я понял, почему брезгливо морщился мистер Лэмб, как будто его сунули носом в нечистоты.
Улицы тоже имеют свое социальное положение. При некотором навыке его определяешь быстро. На Турк-стрит рядом с отелем — «Арабский клуб», арабы в Америке обычно селятся в местах подешевле. Чуть подальше «татуировочное ателье» с запыленными окнами. Грязный кинотеатр, где идет фильм «только для мужчин». На Джонс-стрит в холлах дешевых гостиниц-богаделен, глядя через окна на улицу, безучастно сидят в креслах молчаливые старики. По соседству приют для одиноких старушек.
В нашем отеле официанты в кафетерии — филиппинцы, привратник, он же носильщик, — из мексиканцев, коридорная — разумеется, негритянка. Среди прохожих больше, чем обычно, обтрепанных людей с заживо гниющими лицами алкоголиков и отверженных, покорных, не бузящих и не буянящих в общественных местах обитателей американского дна. Их лица, как и окрестные заведения, открывали нехитрые секреты района, в котором жизнь спрессовала бедность, старость, одиночество, потерянность, внутреннюю капитуляцию, порок.
Отель «Губернатор» каменным оазисом возвышается над этими бедными и злачными местами. Он еще удерживается на поверхности и на страницах справочника «Американской автомобильной ассоциации», удостоверяющего его принадлежность к приличной Америке, но ведь вычеркнут его с этих страниц, исключат из этой Америки, если не снесут соседние дома и заведения, не выселят отверженных в очередном порыве коммерческой активности.
— Вот те на, — ахнул я, выглянув из окна своего номера в двенадцатом часу ночи. На Джонс-стрит, между магазином на углу и баром «Клуб 219», токовали проститутки. Вальяжно прогуливалась длинноногая негритянка, подходившие мужчины справлялись о цене. Погасив свет и отодвинув штору, я отрешенно наблюдал с восьмого этажа некий научный эксперимент по платному преодолению человеческого отчуждения. Один человеческий атом притягивал и отталкивал другие. Подошли три белые проститутки, очевидно, знакомые негритянки. Расовой вражды я не заметил, но они заняли сепаратные позиции у козырька «Клуба 219» и на углу, возле магазина. Новые и новые девицы появлялись и исчезали с мужчинами, и я уяснил, что «Клуб 219» — один из местных «джойнтов», ночная сан-францисская биржа...
А с утра никакой торговли, пустой тротуар у «Клуба 219», в самом «Клубе» — обмызганная стойка, драные табуреты, нерассеявшийся смрад дешевого порока, и каким-то своим апокалипсисом веет от рекламно огромной полупорнографической картины на стене.
■Беркли — это город с населением около 150 тысяч человек, входящий, как и другие города по берегу залива, в экономический район Большого Сан-Франциско. У внешнего мира слово «Беркли» рождает, однако, ассоциации не с городом, а с университетом, живописно расположившимся на холмах окраины. Вернее, с частью Калифорнийского университета, с одним из его кэмпусов. По этому-то кэмпусу я и хожу с картой-схемой, полученной в отделе связи с прессой. Без такой карты, пожалуй, нетрудно заплутаться среди десятков зданий-холлов.
Калифорнийский университет разбросан по всему штату и имеет девять кэмпусов — университетских городков. Это public university, то есть университет штата — публичный, а не частный. Университет гордился системой бесплатного обучения, которая была введена с момента его основания в 1868 году. Недавно от нее отказались. Студенты теперь платят шестьсот долларов в год. Власти объясняли этот шаг финансовыми затруднениями, вызванными быстро растущими расходами университета (сейчас уже около миллиарда долларов в год): за шестидесятые годы число студентов удвоилось, превысив сто тысяч, с 1958 по 1966 год число профессоров и преподавателей увеличилось с 4125 до 7429. Деньги поступают из казны штата, а также — и все больше — от федерального правительства и от разных фондов и промышленных корпораций, которые заключают с университетом контракты на многочисленные, среди них и военные, исследования. Вот разительное сравнение. В 1939 году итальянский физик Энрико Ферми, нашедший пристанище в Чикагском университете, с большим трудом добился шести тысяч долларов на графит для опытов по цепной ядерной реакции — лишь после знаменитого письма Альберта Эйнштейна, предупредившего президента Рузвельта, что нацисты, овладев урановыми месторождениями Чехословакии, могут приступить к работе над атомной бомбой. Фантастической была эта сумма для физической лаборатории любого американского университета. А четверть века спустя Вашингтон выделял в год 246 миллионов долларов на содержание трех больших ядерных реакторов в Калифорнийском университете. И это уже было нормой в стране, где ежегодные федеральные ассигнования на науку превысили полтора десятка миллиардов долларов и где уже поговаривают не просто о военно-промышленном, а о военно-научно-промышленном комплексе.
За цифрами роста студенты видели и потери, за умножающимся количеством — изъяны качества, более того — покушения на личность. По выражению его президента Кларка Керра, университет стал «мультиверситетом» — огромным комбинатом в индустрии знания, работающим на потребу капиталистического общества. Процесс обучения был бюрократизирован и обезличен, профессор физически оказался недоступен для студента, а порой — для заднескамеечников— представал лишь в виде изображения на телеэкранах — выход, продиктованный циклопическими размерами лекционных залов. Чтобы запомнить и не потерять, студента занесли на перфокарту и передоверили памяти и попечению ЭВМ. На вожделенном пороге взрослой жизни молодые люди, впитавшие со школьной скамьи азбуку буржуазной свободы и индивидуализма, видели, как их затягивает некая равнодушная чудовищная машина, обтесывая, выравнивая, штампуя, — изготавливая специалистов, как конвейерный продукт на автозаводах Детройта.
- Бизнес есть бизнес - 3. Не сдаваться: 30 рассказов о тех, кто всегда поднимался с колен - Александр Соловьев - Публицистика
- Принцип Абрамовича. Талант делать деньги - Татьяна Костылева - Публицистика
- Повседневная жизнь американской семьи - Ада Баскина - Публицистика
- Как воюют на Донбассе - Владислав Шурыгин - Публицистика
- Газета Троицкий Вариант # 46 (02_02_2010) - Газета Троицкий Вариант - Публицистика
- От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным - Наталья Геворкян - Публицистика
- Вместе или врозь? Судьба евреев в России. Заметки на полях дилогии А. И. Солженицына - Семен Резник - Публицистика
- Репортажи со шпилек - Жанна Голубицкая - Публицистика
- Таежный тупик - Василий Песков - Публицистика
- Власть Путина. Зачем Европе Россия? - Хуберт Зайпель - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература / Политика / Публицистика